Читаем без скачивания Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры - Мэттью Коллин

Термин «футбольное хулиганство» вошел в широкое употребление в середине 60-х, но только в начале 80-х футбольных головорезов начали воспринимать всерьез: это были хорошо организованные, возглавляемые талантливыми главарями группировки воинствующих мужчин, все они носили повседневную одежду производства известных фирм и умело обводили вокруг пальца полицию. Самой известной из группировок была команда фанатов «Вест-Хэм Юнайтед» под названием Inter City Firm, которая устраивала побоища по всей стране, оставляя своим жертвам «визитки», оповещающие: «Поздравляем, вы только что познакомились с ICF».

В 1985 году отделение общественного порядка Скотленд-Ярда под давлением впавшей в истерику прессы провело секретные операции в ведущих «фирмах» страны: среди прочих это коснулось болеющих за «Челси» Headhunters, поклонников «Миллуола» Bushwhackers и ICF. Полицейские под вымышленными именами внедрялись в группировки и вели жизнь хулиганов (причем некоторые так увлекались, что даже были арестованы за драки с коллегами-полицейскими), внимательно наблюдая за происходящим. В 1986 и 1987 годах в домах подозреваемых хулиганов были проведены облавы, конфискованное оружие представлено фотокорреспондентам, а арестованные обвинены в искусном ведении тактики насилия.

Основным обвинением арестованных становилась подпольная деятельность по организации беспорядков с применением жестокости или заговор против общественного спокойствия — полиция считала, что виновность по этим пунктам проще всего доказать. Однако многие суды заканчивались неудачей для обвиняющей стороны, так как обвинения часто признавали недостаточными и необоснованными, а иногда полицейских даже подозревали в подтасовке улик. В мае 1988 года, в ходе самого крупного из судов над группировкой ICF, судья после четырнадцати недель прекратил разбирательства и приказал присяжным снять обвинения со всех одиннадцати подсудимых, объявив свидетельские показания сфабрикованными, а отчеты полицейских — поддельными. Главари ICF были отпущены на свободу, и один из них, ключевая фигура по имени Кэсс Пеннант, заявил, что полиция «отправила преступников на поимку преступников и попалась сама». (Richard Giulianotty, Norman Bonney and Mike Hepworth (eds), Football, Violence and Social Identity).

Одним из главных мифов экстази-культуры был миф о том, что она положила конец футбольному хулиганству. Вместо того чтобы драться, головорезы добродушно глотали экстази и танцевали друг с другом, наполняя террасы стадионов карнавальной атмосферой рейва. Многие «главные парни» стали переключать свою энергию на клубы и наркотики и создавать новые ритуалы выходного дня, в основе которых теперь лежали танцы (и зарабатывание денег), а не насилие. Словно в подтверждение утопической идеи о том, что экстази может до некоторой степени возвысить людское самосознание, футбольное хулиганство стало казаться чем-то устаревшим и даже неприличным. «Такое впечатление, будто хулиганство вышло из моды», — прокомментировал положение Джон Сталкер, заместитель главного констебля манчестерской полиции {The Independent, май 1990).

22 процента арестов на английских матчах приходятся на период между 1989/90 и 1992/93 футбольными сезонами, ной в течение 90-х они все еще продолжались. Однако, даже несмотря на это, насилие фанатов не было полностью искоренено: многие стали устраивать свои разборки подальше от контролируемых полицией территорий. И все-таки перемены к лучшему явно были, но, хотя они и в самом деле совпали по времени с популяризацией экстази, их могли вызвать и другие социальные и экономические факторы. Большим толчком к переменам послужило то, что после провального обвинения группировки ICF, повлекшего за собой возникновение Национального футбольного разведывательного подразделения (N FIU), полиция была вынуждена изменить свою тактику. Для борьбы с хулиганами теперь требовался целый арсенал новой техники, системы теленаблюдения, портативные видеокамеры, армия одетых в штатское «сыщиков», которые узнавали бы подозреваемых в лицо, и компьютерная база имен и фотографий. Еще одним решающим фактором стали перемены в культуре футбола, после несчастий и смертей, произошедших на стадионе «Эйзель» в 1985 году[99], в Брэдфорде в 1986-м[100] и в Хиллсборо в 1989-м[101]. На смену стадионным террасам стали приходить сидячие трибуны, а в 1992 году была основана прибыльная Премьер-лига, и футбольные клубы стали придавать все больше значения коммерческой стороне дела, предав идею футбола как способа проведения досуга. Телевизионные репортажи, контракты со спутниковыми каналами, спонсорство и торговля сувенирной продукцией приобретали все большее значение за счет тех самых фанатов, которые теперь едва ли были для футболистов чем-то большим, чем просто создающий атмосферу фон для телевизионных трансляций. Действительно ли «волшебный наркотик» изменил сознание болельщиков и каким-то образом поучаствовал в переменах, произошедших в мире футбола? Или все дело было в эйфории по поводу окончания того, что футбольный трест называл «черными днями 80-х», и в переключении внимания на процесс превращения футбола в еще один товар потребления, контролируемый силами экономики свободного рынка?

Эйсид-хаус недолго оставался прерогативой богемы и провинциалов и очень скоро перебрался в город. Тони Уилсон был ветераном соула, диджеем, проигрывающим свою коллекцию фанка и хип-хопа в диско-пабах родного района Степни в восточном Лондоне. Кроме этого он дружил с Полом Оукенфолдрм, начиная с 1983 года проводил каникулы на Ибице и играл вместе с Оукенфолдом и Тревором Фангом сначала в клубе Project в Стритхэме, а потом, в конце 1987-го, в Future. Его фирменным стилем было смешение белого попа — такого как, например, излюбленный им гэльский мистицизм «Whole of the Moon» Waterboy — с медленным и грохочущим бельгийским «нью-битом». Уилсон стал проводником эйсид-хауса в восточный Лондон, и очень скоро клуб Spectrum, в котором он тоже играл, стал местом паломничества тех, кого снисходительно называли «разбойниками любви», — подсевших на экстази пролетариев.

Первое время приток новичков воспринимался с удивлением, в основном это были бывшие футбольные хулиганы из «Миллуола», «Арсенала» и «Вест-Хэма», которые дружно танцевали на Клинк-стрит, в Spectrum и Camden Palace, глотая экстази, тряся руками, улыбаясь как сумасшедшие и передавая друг другу косяки — полная противоположность массовым уличным боям, которые они устраивали в середине 80-х. Экстази, приговаривали люди, какое чудесное лекарство от нетерпимости! «Как-то я разговаривал с Энди Уэзерелом на 12-часовой вечеринке в Spectrum, — вспоминает Дэйв Суинделлс. — И он показал мне на одного парня: "Видишь вон того придурка? Знаешь, как он всех круто мочил, когда болел за «Челси Шед-Энд»!" Тот, кто круто всех мочил, был лысым мальчиком с венком из маргариток на голове. А Энди продолжал: "И вон тот тоже, и вот этот, и вот этот"...»

Однако к осени 1988 года новобранцев, никогда не видевших заката над Ибицей и не принадлежащих к модной клубной культуре Вест-Энда, стали называть «кислотными лохами» за их униформу из банданы и комбинезона на голое тело, за выставляемые напоказ голые татуированные торсы и за то, что они выкрикивали хором «эйсииид!» — как будто все еще были на футбольной трибуне. Что ни говори, образ «разбойника любви» был отличной карикатурой на реальность с ее сильнейшими классовыми противоречиями; здесь не знали, как относиться к нескладным представителям бедных районов: воспринимать ли их как шутку, видеть ли в них угрозу, или считать их и тем и другим сразу. Так или иначе, поток было уже не остановить, и эйсид-сцена неминуемо разрасталась. В октябре 1988 года Тони Уилсон открыл первый эйсид-клуб в Ист-Энде, Adrenalin, заложив фундамент для дальнейшего развития сцены. Когда-то он принес культуру Ист-Энда в западную часть города, а теперь эта культура несла свою сцену обратно на восток.

«Я ни о чем не жалею, — говорит Энди Суоллоу. — Все меня спрашивают: "Зачем ты это делал?", а я не знаю. Не думаю, что у меня была на это какая-то веская причина. Просто я воспитывался в такое время, в эру футбола, мне было четырнадцать, и выбор у меня был невелик: либо я с хулиганами, либо с мамами, папами и нормальными людьми. Я выбрал хулиганов и с четырнадцати лет уже не знал ничего другого. Потом мне исполнилось пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, и я продолжал считать, что живу правильно. И в двадцать лет я продолжал получать от этого удовольствие. Никакого объяснения этому нет. Ну как объяснишь, зачем ты пошел по улице за каким-то парнем и пристал к нему? Этому нет логического объяснения! Почему ты избил кого-то за то, что у него шарф фаната "Норвича" ? Логического объяснения нет! Просто это было модно. Ты вступал в шайку и чувствовал, что принадлежишь ей. Все спрашивают у меня: "Зачем?" А с какого хрена мне знать, мужик! Зачем люди ходят в церковь? Наверное, потому что верят в Бога ? Вот и у нас было так — даже посильнее религии».