Читаем без скачивания Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма - Виктор Кондрашин

Концентрированным выражением отношения крестьян к власти Комуча стали результаты мобилизации в Народную армию. Первоначально Комуч пытался создать армию на принципах добровольчества. По плану военного ведомства теоретически ожидалось принять около 120 тыс. добровольцев. Из них предполагалось сформировать 5 дивизий — Самарскую, Сызрано-Хвалынскую, Симбирско-Ставропольскую, Уфимскую и Оренбургскую{335}. 9 июня Комитет выпустил воззвание, в котором призвал бывших солдат «немедленно вступать в ряды добровольческой армии». В воззвании говорилось, что каждый доброволец «будет сыт, одет и будет иметь 15 рублей в месяц на свои нужды», а их семьи будут обеспечены{336}.

Несмотря на торжественные обращения Комуча к крестьянам с призывами выступить на защиту Учредительного собрания, деревня вела себя пассивно. Основная масса крестьян не шла в Народную армию. На призыв откликнулись всего только 6000 добровольцев, главным образом офицеров, студентов и других «белоручек»{337}. Набор новобранцев, по оценке управляющего ведомством внутренних дел, прошел неудовлетворительно. Причем чем ближе район призыва находился к фронту, тем явка была ниже.

Исходя из сложившейся ситуации 30 июня 1918 г. Комуч издает приказ № 64 «О призыве родившихся в 1897 и 1898 гг.»{338} Призыв в Народную армию двух возрастов, а не всех бывших солдат П.Д. Климушкин в своих воспоминаниях объяснил следующим образом: «Старые годы не пойдут, запротестуют и скажут, почему не мобилизуете более молодые годы, а мобилизовать молодые годы ненадежно, это тот самый элемент, который больше всего дебоширил и большевизанил в армии: мобилизуйте, и на следующий же день будете иметь второй Октябрь»{339}. 29 июля 1918 г. Комитет издает последний приказ, регламентирующий условия призыва — № 139 «Об оказании помощи семьям новобранцев». Согласно приказу, семьям призванных в Народную армию общество, используя круговую поруку, должно было оказывать помощь при уборке хлеба, «дабы защитники Отечества были покойны за судьбы своих семей». Выполнение этого приказа возлагалось на губернские, уездные и волостные земства, которые должны были действовать «в соответствии с местными условиями». В случае его неисполнения и «могущих произойти убытков от несвоевременной уборки хлеба, с общества следовало взыскать стоимость посева». За исполнением данного приказа вменялось в обязанность следить уполномоченным Комитета{340}. Призыв двух возрастов в уездах планировалось закончить к 15 июля 1918 г.{341}

Однако мобилизация, так же как и добровольный призыв, полностью провалилась. В отличие от советской власти, Комуч не смог провести тотальную мобилизацию и выставить против Красной армии многочисленную и боеспособную армию. И произошло это прежде всего из-за нежелания крестьян воевать на стороне «учредиловской демократии». Об этом свидетельствуют следующие цифры. На территории Комуча находились порядка 1452 069 трудоспособных мужчин, в подавляющем большинстве своем принадлежавших к крестьянскому сословию. Из них добровольцами в Народную армию записались всего 2000 крестьян, или 0,1%. В ходе принудительной мобилизации в сельской местности удалось призвать примерно 23 000 человек{342}. В то же время летом 1919 г. в одной только Самарской губернии в результате осуществленной советской властью мобилизации в Красную армию под ружье было поставлено 140 тыс. человек, или около Уз трудоспособного мужского населения, а в целом по всем губерниям Поволжья — 454 300 человек{343}.

Подобный результат был получен несмотря на активность исполнительных структур Комуча, который в ходе мобилизации сделал ставку на силовые действия. «Самарские демократы», будучи не в силах решить проблему иными способами и не имея других, более эффективных и доступных им рычагов власти, отдали деревню во власть военщины, которая, пользуясь безнаказанностью, широко использовала против крестьян методы насилия. Воинские отряды, как правило, возглавляемые монархически настроенными офицерами царской армии, пороли новобранцев и их родителей за нежелание идти служить, в ряде случаев расстреливали дезертиров. Одновременно они наказывали крестьян за «пользование землей», «расхищенное имущество» бывших землевладельцев и за другие «грехи большевизма». Следует отметить, что при этом нарушались все основные «демократические принципы», провозглашенные учредиловцами, в том числе приказ Комуча № 3 «О прекращении расстрелов», на законодательном уровне порвавший с репрессивной политикой советской власти{344}.

Учитывая остроту ситуации, управляющий военным ведомством полковник Галкин издал 12 августа 1918 г. специальный приказ о борьбе с дезертирством. В соответствии с ним начальникам пехотных дивизий и начальникам гарнизонов предписывалось «немедленно организовывать особые отряды для поимки беглецов и для предания их военному суду». При каждом отряде следовало «сформировать полевой суд для разбора на месте дел о лицах, кои откажутся вернуться в армию». Следовало предавать суду «за сокрытие дезертиров» и их семьи, а также «составы волостных земств», «кои не примут мер к немедленному возвращению бежавших в свои части» как попустителей и соучастников{345}. Нетрудно заметить, что указанные меры мало чем отличались от тех мероприятий, которые проводились большевиками в деревне в период массовых мобилизаций.

В то же время необходимо отметить, что «учредиловские демократы» пошли гораздо дальше большевиков. Они не только повторили их методы, но и изобрели свои собственные. В частности, именно в период существования Самарского Комуча поволжская деревня впервые за годы Гражданской войны столкнулась с фактами артиллерийского расстрела селений за неподчинение распоряжениям власти. Инициатива применения артиллерии против мирного населения исходила от военных властей, непосредственно занимавшихся мобилизацией и столкнувшихся с крестьянским неповиновением. В частности, одним из ее активных сторонников был Инспектор артиллерии армий Поволжского фронта, генерал-майор Клочков. В своем донесении начальнику полевого штаба армии он предложил расстреливать из артиллерийских орудий деревни, саботирующие призыв в Народную армию. «После одной такой карательной экспедиции об этом узнают, и дезертиров не будет», — заметил он{346}. Было ли это предложение официально принято высшим командованием армии Комуча и самим правительством, нам не известно, но то, что оно осуществлялось на практике, как говорится, «явочным путем», не вызывает сомнений. Об этом имеется достаточно документальных свидетельств. Так, например, 5 сентября в официальном органе Комуча «Вестник Комуча» было напечатано донесение Бузулукского уездного уполномоченного, который сообщил: «При объявлении набора в Бузулукском уезде некоторые из волостей не пожелали дать новобранцев, вследствие чего по отношению к последним были применены репрессивные меры; при стрельбе карательного отряда произошли пожары и причинены убытки некоторым крестьянам, быть может невинным. Последние обратились к уполномоченному с просьбой о покрытии расходов. Признавая всецело виновным в этом сельские общества, оказавшие сопротивление существующей власти Учредительного собрания, бузулукский уполномоченный полагает возмещение расходов пострадавшим отнести за счет тех сельских обществ, которые вынесли постановление о невысылке новобранцев»{347}. 26 августа 1918 г. в с. Горюши Хвалынского уезда Саратовской губернии мобилизовать крестьян в армию Комуча удалось только тогда, когда карательный отряд пригрозил обстрелять село из артиллерийского орудия{348}.

Настоящая вакханалия насилия, не уступавшая действиям критикуемых Комучем большевиков, захлестнула поволжскую деревню в ходе мобилизации в Народную армию. В сводке бюро печати НКВД от 16 августа 1918 г. сообщалось, что в Самарской губернии «упорствующие деревни сметаются с лица земли артиллерией»{349}. В с. Натальино Бугурусланского уезда карательный отряд перепорол всех родственников не явившихся на призыв рекрутов. Особо зверствовали офицеры при сборе с крестьян имущества помещичьих имений, растащенного зимой 1917–1918 гг. В частности, чуть ли не поголовно было порото население с. Воскресеновка Ивановской волости того же уезда{350}. Правительство Комуча было завалено жалобами как отдельных лиц, так и целых обществ на незаконные действия военщины — массовые обыски и аресты, производимые «без предъявления обвинений и без указания оснований»{351}. Никаких реальных мер по их устранению не принималось.

Немало фактов о размахе репрессий в уездах Самарской губернии и произволе карательных отрядов было приведено на VI губернском крестьянском съезде, проходившем в Самаре с 15 по 23 сентября 1918 г. Так, особо острую реакцию съезда вызвал рассказ делегата от Ключевской волости. Приехавший туда для проведения мобилизации в Народную армию отряд казаков окружил село, было арестовано 18 человек. Часть новобранцев скрылась. Тогда казаки выпороли их отцов и матерей. На следующее утро арестованных крестьян вывели на площадь, заставили их раздеться, подстелить под себя одежду, — и всех выпороли. Двоих из них казаки вывели за село и расстреляли. В с. Обрышкино карательный отряд за задержку с мобилизацией в Народную армию «перепорол всех, не исключая и матерей»{352}.