Читаем без скачивания Площадь - Чхе Ин Хун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он развернул одеяло, готовясь ко сну. Под столом лежала книжка, которую недавно видел в руках Ынхэ. «Биография Розы Люксембург». Он поднял ее, перелистал, поднес к лицу. Повеяло ароматом Ынхэ. Или это кажется? Он постарался вспомнить неповторимый аромат ее тела, снова понюхал книгу. Нет, никакого запаха. Перед глазами стояли ее стройные мускулистые ноги. Они вывели его из тяжелых раздумий, когда он пришел домой разбитый и расстроенный. Ынхэ и не знает, как потрясающе соблазнительны ее ноги. Благодарность ей переполняла его. Он сделает для нее все, в долгу не останется. Он это может, он сделает. Погасил свет. Сухие ветви все так же скребут по стеклу. Сильный порывистый ветер шумел как вода на речном перекате.
В комнате тепло. Влажный воздух соприкасается со стеклом, и по нему дождевыми струями течет вода. Менджюн стоит у окна и смотрит далеко в море. На горизонте узкой лентой пролегла длинная песчаная коса. Уже почти целую неделю Менджюн находится в Вонсанском доме отдыха. Не как корреспондент, а в качестве отдыхающего. На отдых в этот лучший в республике образцовый санаторий направляли лучших из лучших передовиков производства. Как он здесь очутился, Менджюн просто не понимал. Уже потом он случайно узнал, что это устроил отец. Менджюн без возражений принимал его заботу. После того памятного собрания партгруппы с его критикой и самокритикой он выбрал для себя новую линию поведения: не плыть против течения, жить, как все, бессловесно подчиняясь воле партии. И этот печальный удел придется терпеть до последних дней жизни. Значит, надо быть выше пошлых житейских мелочей. Большому кораблю предстоит большой путь в океане. И нужно сохранить себя, не утонуть в луже житейских неурядиц.
Здание санатория некогда было частной усадьбой. После национализации его переоборудовали под санаторий. Лучше всего здесь летом, но и зимой неплохо. В разбросанных по сосновому бору коттеджах создан максимум удобств для отдыхающих. Живя в одном из них, Менджюн засыпал и просыпался под убаюкивающий шум прибоя. Неплохо в общем. Только и здесь не было покоя от надоевших, как зубная боль, разного рода политико-воспитательных бесед и коллективных «чтений», вроде зачитывания воспоминаний о героической партизанской войне против японцев. Правда, здесь этим подолгу не занимались, не то что на предприятиях, и оставалось достаточно времени для отдыха. Первое время он никак не мог привыкнуть к новым словам и выражениям, употреблявшимся здесь в общественной и повседневной жизни. Например, он долго не мог уловить смысл, который вкладывался в слово «воспитание». В Южной Корее это слово имело оттенок индивидуальный, личностный, а здесь означало нечто общественное, коллективное. Ему приходило в голову сравнение: электромотор, подсоединенный к клумбе гладиолусов для стимуляции более пышного цветения. Но слух быстро адаптируется, если часто слышать знакомое слово в непривычном контексте. Возьмем обращение «товарищ». Никогда раньше не было такого всеобщего по значению слова-обращения, которое можно было бы употреблять по отношению ко всем без исключения, независимо от социального положения, пола и возраста. «Товарищ» подходит всем. Если рассуждать философски, в действие вступил диалектический закон перехода количественных изменений в качественные.
Дни отдыха на берегу моря в Вонсане казались Менджюну незаслуженной наградой. Не стоил он такой заботы и внимания. Разве он сын буржуя? Ему без особой надобности прописывают дорогостоящие лечебные ванны просто как сыну номенклатурного партийного босса. Не противоречит ли это древней восточной морали, согласно которой человек, призванный руководить людьми, должен придерживаться аскетического образа жизни? Или это только слова, а на самом деле на протяжении веков никто и не следовал этим моральным принципам? В насквозь заидеологизированной Северной Корее партийное руководство и «образцовые» производственники пользовались неограниченными привилегиями. Здесь не видят ничего зазорного в том, что по телефонному звонку отца сын проводит несколько дней в роскошном санатории. От Народной Республики не убудет. Зачем мелочиться? В истории немало примеров, когда собака изображает из себя тигра, но на свалке истории собачья шкура так и останется собачьей. Не надо лезть вон из кожи. Всему свой черед. Судя по всему, отец и подобные ему еще некоторое время будут управлять этой страной, «мертвецы закапывают мертвецов»…
Стояла ясная зимняя погода. Синева моря, как бы вобрав в себя опрокинутое в воду небо и добавив оттенков изумрудной зелени, была яркой и пронзительной. Справа поодаль беззвучно парили две-три чайки. Разве может быть несчастным человек, живущий под таким небом? Небо родины всегда прекрасно. Не хмурится, не пугает людей громами, всегда улыбчиво и ясно.
Менджюн обернулся на шум открывающейся двери. Молоденькая официантка принесла на подносе завтрак и утренние газеты. Щечки у девочки были такие же тугие и пунцово-красные, как яблоко, что лежало на подносе. Менджюн не удержался, ущипнул ее за щеку и добродушно сказал:
— Товарищ Ким, вы сегодня необыкновенно красивы.
— Неправда!
Девочке было лет четырнадцать. Она мгновенно отскочила, показала ему язык и с шумом захлопнула дверь за собой. Цок-цок-цок… Уже ускакала. Беспричинное веселье охватило его. Держа в одной руке яблоко, другой он развернул газету и вдруг вскрикнул. Вгляделся в текст. Среди местных новостей — «Прибытие к нам работников танцевального искусства». Ему показалось, что он явственно видит лицо Ынхэ, улыбающееся ему из-за заголовка. Сейчас она была в гастрольной поездке по стране. Большинство участников гастролей включены в списки на поездку в Москву, но Ынхэ тоже поехала — для «заполнения программы», как она объяснила. Уже десять дней, как она уехала из Пхеньяна. По расчетам Менджюна, сейчас они должны были бы выступать в провинции Хамген, а они здесь! Его прямо затрясло от радости. Представление начиналось в час дня. Сегодня воскресенье. Менджюн поспешно достал из чемодана бритвенный прибор и помчался в ванную.
После концерта она выскользнула через служебный выход.
— А тебе можно так сразу уйти?
— Вообще-то нельзя. Но ты лучше скажи, почему ты здесь.
— Узнал, что ты в Вонсане, не мог сидеть и ждать, вот, прибежал.
Ынхэ пристально на него взглянула. Менджюн просто шутил.
— Когда мне передали твою записку, я как раз должна была выходить на сцену. Я пробежала ее глазами и сунула в туфлю. Пыталась разглядеть тебя в зале, но не увидела. А когда вернулась в гримерную, стала искать записку и не нашла. Запропастилась куда-то…
