Читаем без скачивания На Памирах. Записки русской путешественницы. - Ю. Головнина

Сегодня зарезали последнего барана и мяса у нас хватит на три дня, с трудом на четыре.

31 июля. Мы с мужем должны были начать переправу, для чего нисколько облегчили наши костюмы, сняв сапоги и наиболее обременительные вещи: это делалось на случай, если бы мы упали в воду; с этою же целью муж прикрепил мне к груди надутую резиновую подушку. Думаю впрочем, что эти предосторожности существенной пользы принести не могут, так как с этим течением бороться человеку не по силам и его разбило бы вдребезги о первый камень. Некоторое понятие об этом получили мы по той стремительности, с которою у зазевавшегося Ташмета вода подхватила и унесла весьма объемистый узел с каким-то хламом и старым платьем: его крутило и перебрасывало, как щепку, через громадные камни, и не успел Ташмет пробежать за ним вдоль берега нескольких шагов, как злополучный узел скрылся из глаз; «моя халат кунчал!» [41] горестно воскликнул бедняга, и лишь несколько утешился обещанием получить взамен новый.

Верблюд лег, и мы взгромоздились на него: муж впереди, а я, уцепившись за него, сзади. Во всем этом было гораздо более комического элемента, чем трагического, и Н. П., в качестве фотографа экспедиции, не упустила этого удачного для снимка момента. Мы тем временем вошли в реку, погружаясь все глубже; вода кругом бурлила и пенилась, но верблюд шел таким спокойным, уверенным шагом, керекеш очевидно такой мастер своего дела, что ни малейшего страха не закрадывалось в душу; вода едва замочила нам ноги и через несколько минут мы были на другом берегу.

 Вторым рейсом снялись М. М. и Н. П., которые также благополучно совершили свое путешествие. Отсюда мы наблюдали за переправою людей и каравана, при чем курящие Н. П. и М. М. посл пережитых волнений уничтожали одну папиросу за другою; табак у них имеется теперь лишь в весьма ограниченном количестве, а так как общие несчастья сближают людей, то и папиросы у них стали общими и они расходовали их до сих пор с величайшею осмотрительностью. Но в настоящий момент, все благоразумные соображения были отброшены. «Еще одна такая переправа, и мы останемся без папирос!» патетически воскликнул М. М., закуривая пятую папиросу.

Весь багаж и люди переправлены на верблюдах; вьючных лошадей соединяли вместе, привязывая каждую мордою к хвосту предыдущей («хвост на хвост», как выразился Алим-бай), но при этом едва не утопили одного из наших осликов, благодаря чрезмерной о них заботливости. Первому переправлявшемуся из них Алим-бай, для вящей безопасности, привязал по бокам пару надутых бурдюков от убитых баранов; вначале все шло прекрасно, но когда осел побарахтался в воде, хитрое приспособление съехало к задним ногам, благодаря чему круп поднялся над водою в ущерб передней половине туловища, которая вместе с головою стала поминутно исчезать под водой. Ехавший впереди Алим-бай изо всех сил тянул ослика за веревку, а бедняга все нырял, все нырял и дело вероятно кончилось бы для него плохо, если бы Алим-бай не догадался завести его несколько в сторону к маленькому островку, возле которого оторвало и унесло, наконец, бурдюки совсем. Тут ослик выбрался на твердую почву, долго тряс одним ухом, опустил голову, с которой вода текла ручьями и, расставив ноги, застыл в неподвижности, удрученный пережитыми опасностями. Немало после этого пришлось Алим-баю потратить слов и действий для того, чтобы заставить осла покинуть островок и вновь, хотя и без предательских бурдюков, окунуться в воду.

Это было самое трагическое приключение за время нашей переправы… никто не «подох», багаж имели мы на другом берегу; верблюды не только не отказались идти в воду, как нам предсказывали на Памирском посту, но только благодаря им переправа оказалась возможною. Единственный же опыт перевозки багажа на лошадях окончился неудачею: один мешок с ячменем и другой с сухарями намокли как губки.

Надо было торопиться вьючить караван, седлать лошадей и сниматься с места, с тем, чтобы добраться по возможности до второй и последней переправы через Мургаб. Двинувшись в путь, мы сразу же стали карабкаться вверх по сыпучему острому щебню, по едва заметной тропке; затем мелкие камни превратились в крупные, подъем становился все круче и труднее. После подъема стали опять круто спускаться по тропинке вниз к реке и уперлись в скалу, отвесно спускающуюся, даже нависшую над водою: путь был размыт па протяжении многих сажень. Продолжать движение по тому же берегу было, следовательно, нельзя; о переправе же здесь нечего было и думать: на другом берегу было то же самое. Река течет здесь в стесненных берегах, а потому стала еще глубже и несется стремительнее, образуя водопады и водовороты. Будь у нас с собою необходимые инструменты, можно было бы проделать тропку и обойти это размытое место, — ведь осталось всего несколько верст до Кара-Булака, а там уже по-видимому, не представляется особых затруднений. Еще раз тщательно осмотрели местность, еще раз убедились, что пройти никак нельзя, сняли фотографию с конечного пункта нашего пути по Мургабу, с того самого «авось», на который мы поехали, и повернули назад.

Досадно было возвращаться, но ни одной минуты не пожалели мы о том, что побывали в этих местах.

Началось обратное шествие, а с ним и эквилибристическия упражнения на камнях; повторили переправу, которая вследствие навыка прошла еще скорее и удачнее, чем в первый раз. Ночевать решили на вчерашней стоянке, — там хорошая вода и травы в волю.

По приезде на место, муж отправился промышлять провизию и меньше чем в час убил шесть зайцев. За последние дни пришлось сократить порции баранины и ограничиваться одним мясным блюдом в день; суп на время выкинуть из нашего меню, за утренним чаем или завтраком едим кашу.