Читаем без скачивания На войне как на войне. «Я помню» - Артем Драбкин

– Кто у вас был ординарцем?

– Вначале был осетин Кибизов, о нем у меня сохранились самые лучшие воспоминания. Но его тяжело ранило, оторвало ногу на Кошницком плацдарме. А потом ординарцем у меня был Иван Трофимович Дикий. Очень хороший и добросовестный солдат и человек, ему тогда было лет под сорок. У него была тяжелая судьба, он ведь в Крыму попал в плен, причем какая-то местная жительница дала ему цивильную одежду, но крымские татары схватили его и выдали немцам… В плену он был в Румынии, работал в частном хозяйстве. Он мне даже рассказывал истории, как он там выживал. Именно Дикий вынес меня раненого из последнего боя. У нас с ним была незабываемая встреча в Кишиневе, в 1985 году. Они с дочкой без предупреждения приехали ко мне в гости, а на следующий день было 23 февраля, и я выступал на торжественном собрании в своем институте. Я рассказал о том бое, как меня ранило, как меня вытащили, тишина была в зале… И потом добавил: «Этот человек сегодня находится в этом зале». Зал буквально взорвался, встал, был гром аплодисментов, Дикого даже посадили в президиум…

– Вы встречали правдивые фильмы, книги о войне?

– Конечно, многое было сильно приукрашено, но были и правдивые, мне, например, очень понравился фильм «Живые и мертвые». Но больше всего было обидно, что лет двадцать после войны о ней почти не вспоминали, как будто и не было ее вовсе… И только писатель Смирнов эту тему поднял, расшевелил «муравейник». Благодаря ему началось ветеранское движение.

– Ваши родные пережили войну?

– Мой отец был партизаном и погиб в 43-м, к сожалению, обстоятельств его гибели мне узнать не удалось. Младший брат Женя тоже потом ушел в партизаны, но остался жив. А когда к нам в Скобровку приехали каратели, то мать и сестру арестовали и должны были казнить. Но им крупно повезло, той же ночью на эту комендатуру напал партизанский отряд, и всех арестованных освободили. Они, конечно, после этого все вместе ушли с партизанским отрядом и остались живы. А мою младшую сестренку Майю, она была 38-го года, очень сильно умышленно напугал немецкий мотоциклист. Он на полном ходу ехал на нее и затормозил буквально в считаных сантиметрах. На фоне тяжелого испуга она заболела менингитом, лечить его тогда было некому, и в 1945 году она умерла… Родную сестру моей матери Ольгу с мужем, они учительствовали в Заславле, и двумя их детьми немцы сожгли заживо, так что в этом плане мы типичная белорусская семья…

А из восемнадцати моих одноклассников только трое пережили войну…

– Чем вы занимались после войны?

– Я, наверное, так и остался бы служить, но рана в животе никак не заживала, несколько раз даже пришлось лечь в госпиталь, и по состоянию здоровья в 1948 году я демобилизовался. Два года поработал контролером на Унгенской таможне, но потом поступил на факультет механизации в Кишиневский сельскохозяйственный институт. Три года работал главным инженером в учебном хозяйстве в Кетросах, тогда мы фактически поднимали сельское хозяйство Молдавии с нуля. А с 1957-го преподаю в родном институте механизацию, доктор технических наук. С 1952 года счастливо женат, есть сын, внук. В 2000 году удостоен почетного звания «Заслуженный гражданин Республики Молдова», а в 2004-м – молдавским «Орденом Почета».

Садрединов Решат Зевадинович

Я родился 15 февраля 1922 г. в г. Карасу-Базаре (ныне г. Белогорск) в семье Садредина Тамалла. Мой отец родился в 1892 г. в д. Тамалла. В 1914 г. он закончил Зинджерле Медресе, с юных лет был очень здоровым и крепким человеком, увлекался крымско-татарской национальной борьбой «куреш». Когда ему было 20 лет, он стал одним из первых чемпионов по национальной борьбе в Крыму, в 1924 г. по заказу председателя Крымского ЦИК Вели Ибраимова специально для отца отлили золотую медаль, где было написано следующее: «Садредин Тамалла – первый борец куреш». После этого мой отец во всех дервизах (собрания борцов куреш) занимал первое место. В 1928 г. арестовали и 9 мая расстреляли Вели Ибраима, и в июле моего отца забрали по делу Вели Ибраима. Ему дали по 58-й статье 10 лет тюрьмы. Через восемь лет, в 1936 г., он вернулся. Когда мне было 6 лет, я пошел в крымско-татарскую школу в г. Карасу-Базаре. Нам тогда преподавали родной язык, математику, географию, естествознание, физику, историю, даже астрономию. Давали хорошие знания, учителя были очень образованные, но в то же время очень строгие. Тогда учитель даже имел право применять физическую силу. У нас в классе в углу стояла тоненькая палочка, если кто-то плохо учился, его могли этой палочкой побить. Но я, слава Аллаху, хорошо учился.

По окончании школы в 1937 г. я сдал экзамены в Крымский государственный педагогический институт им. Фрунзе в г. Симферополе (ныне Таврический национальный университет) на физико-математический факультет. Но декан факультета татарского языка и литературы встретил меня и сказал, что физиков и математиков очень много, а народу нужен учитель на своем языке. Поэтому я перевелся на факультет татарского языка и литературы. Нас, студентов, поселили в хорошее общежитие, со мной в одной комнате жил русский парень из Москвы по фамилии Румянцев, он учился на географическом факультете. Мы тогда, после крымско-татарской школы, плохо говорили на русском языке, вот Румянцев и учил меня русскому языку. Все шло хорошо, как вдруг в 1940 г. вышло постановление Совета Министров СССР о введении платного обучения. Я был вынужден пойти на работу. Я иногда писал статьи и стихотворения, меня немного знали, поэтому я пошел корректором в юношескую газету «Яш-Кувет», что в переводе с татарского означает «Молодые силы». После учебы я шел в типографию, мне давали тексты, которые вручную набирали, я читал, исправлял ошибки, если есть, и давал редактору, он пишет в конце пробного номера «в свет», и газета идет в печать.

Все шло нормально, но однажды на уроке античной литературы, который шел, до сих пор помню, на русском языке, неожиданно открывается дверь, и заходит человек в черной кожанке:

– Кто здесь Садрединов?

– Я.

– Выйдите.

Выхожу из класса, спускаюсь со второго этажа во двор, там стоит черная «эмка». Команда: «Садитесь». Я думаю, что такое? Сразу решил, что наверняка насчет отца, он был ведь по 58-й статье осужден, т. е. лишен голоса и все такое. Привезли в здание НКВД (ныне здание министерства финансов АРК), поднимаемся во второй этаж. Вхожу в кабинет, запомнилось, что надо было открыть две двери. За столом сидит человек с двумя шпалами на петлицах, т. е. майор. Спрашивает меня: