Читаем без скачивания Гауляйтер и еврейка - Бернгард Келлерман

Граф Доссе, который никогда не пил, налил себе двойную порцию коньяку.

— Ну, разумеется, — отвечал он краснея. Когда он поднял рюмку, рука его дрожала. — Шарлотта будет счастлива, очень счастлива. — Слова эти он невольно произнес на венском диалекте. — Но, понимаете, мой дорогой, она ведь работает в театре и сейчас гастролирует в Будапеште. А времени у нас всего два дня! Я буду в отчаянии, если нам не удастся вызвать ее.

— А «Люфтганза»? Для чего же существует воздушное сообщение? — засмеялся Мен. — Одну телеграмму отправим ей на дом, другую в адрес театра в Вене, третью в адрес театра в Будапеште. Я не я буду, если нам не удастся доставить сюда божественную Шарлотту.

Граф Доссе записал на листке блокнота домашний адрес Шарлотты. Шарлотта действительно была премированная красавица, получившая первый приз на конкурсе красоты в Вене и с тех пор носившая имя «мадам Австрия». Теперь она была танцовщицей в Вене. Никто из этих господ не видел ее, только белокурому Фогельсбергеру попался однажды ее портрет — в иллюстрированном журнале, и он нашел ее «обворожительной».

Мен вынул из кармана пригоршню сигарет и бросил их на стол.

— Имейте в виду, граф, — воскликнул он, — что прошли те времена, когда вы могли держать вашу красавицу под стеклянным колпаком! Мой список — скоро будет заполнен. Прошу вас, найдите мне Фогельсбергера.

Он позвонил секретарше.

Граф Доссе удалился к себе в комнаты, чтобы часок поупражняться на скрипке — занятие, которым он почти никогда не пренебрегал. Покуда он играл, его собака, великолепная овчарка, лежала на кровати и хмуро рассматривала своего хозяина. Внезапно посреди этюда Доссе прекратил игру и вышел из дому. Он не мог больше усидеть в комнате.

Надежда вдруг, нежданно-негаданно, словно по мановению волшебного жезла, увидеть свою возлюбленную буквально опьянила его. Чтобы убить время, он пешком отправился в город.

— Как, по-твоему, Паша, — обратился он к собаке, — когда мы получим ответ от нашей Шарлотты?

Собака, которой передалось радостное возбуждение хозяина, тявкала и прыгала вокруг него. Граф Доссе пообедал в городе и, несмотря на усталость, пешком вернулся обратно. Ответа все еще не было. Телеграмма пришла лишь поздно вечером из Будапешта.

Мен непрерывно держал связь с «Люфтганзой». Он был в веселом настроении и слегка под хмельком. Список приглашенных был уже закончен. Молодые адъютанты находились в приподнятом состоянии духа, лишь один из них злился: его невеста наотрез отказалась прибыть.

Официальная часть праздника началась в семь часов утра и продолжалась до часу дня. Прибыл курьер из Мюнхена, прибыли депутации от разных учреждений и от жителей города; гауляйтеру преподнесли много цветов и вин. В час дня в «Звезде» начался обед, продолжавшийся до пяти часов.

Фабиан снова был в числе приглашенных, и на этот раз гауляйтер удостоил его более продолжительным разговором и пообещал посетить Бюро реконструкции, планы которого, как он сообщил, были одобрены в высших сферах.

Вскоре после того как подали ликеры, Мен исчез. Ему надо было на вокзал — встречать первую из приглашенных дам. Это была бывшая жена майора Зильбершмида, избранница долговязого Фогельсбергера. Он отвез ее в Айнштеттен и снова отправился на вокзал встречать свою невесту Клару.

— Самолет из Вены будет через двадцать минут в Дрездене. — Этими словами встретил его граф Доссе. Граф был страшно взволнован, услышав, что это единственный самолет на линии. Ему казалось невероятным, чтобы Шарлотта могла прибыть к десяти часам, к началу праздника. Вид у графа был совершенно растерянный, хотя он и улыбался.

— Сейчас мы их там всех расшевелим, — засмеялся Мен и велел соединить себя с «Люфтганзой». В какие-нибудь четверть часа он все уладил: прекрасная Шарлотта имеет возможность часа два отдохнуть в гостинице, за ней будет послан специальный самолет из Берлина.

Граф Доссе, совсем было упавший духом, облегченно вздохнул. Вскоре он уже разговаривал по телефону с Шарлоттой, прибывшей в дрезденский аэропорт. В самолете она страдала морской болезнью, но, тем не менее, хотела продолжать путь.

В эти мгновения не было на свете человека счастливее графа Доссе. Паша прыгал через вытянутую руку своего хозяина, пока не обессилел. Потом, в сумерках, граф, в сопровождении все еще тяжело дышавшей овчарки, стал расхаживать вокруг «замка», чтобы быть на месте, если его позовут к телефону. Легкий ветерок гнал по полям редкие снежинки. Наконец пришло сообщение, что берлинский самолет сделал посадку в Дрездене, и еще через несколько минут — что он вылетел в дальнейший рейс.

Граф Доссе надел зимнее пальто — ему все время было холодно — и направился с Пашой к аэродрому. Через час Шарлотта будет здесь!

В темном небе уже слышался звук мотора, когда автомобиль Мена подкатил к аэропорту, и в ту же минуту граф Доссе заметил в ночном небе красный, стремительно снижающийся огонек. Когда самолет сел, в снопе света, падающем из кабины, закружились снежные хлопья, невидимые до этого мгновения. Граф Доссе узнал Шарлотту по тому, как она поставила ногу на ступеньку, и сердце его замерло. Можно забыть, как уродлив человек, но что можно забыть и то, как человек красив, это он понял только сейчас.

Шарлотта выглядела элегантной дамой в своем норковом манто и шапочке с драгоценными аграфами. Что, собственно, удивительного, если премированная красавица имеет норковое манто и шапочку с драгоценными аграфами? Да, да, и премированная не каким-нибудь гимнастическим обществом или яхт-клубом, а жюри, состоящим из двенадцати лучших художников Вены.

— Меховой мешок для ног и одеяла в машине, сударыня, — услужливо ввернул Мен и бросил на счастливого графа многозначительный взгляд, как бы говоря: «Теперь я понимаю, почему вы ее от всех прятали».

Дамы были размещены вблизи «замка» в виллах, предназначенных для гостей. К ним были приставлены горничные и парикмахерши. В момент, когда вошли Доссе и Мен с Шарлоттой, Фогельсбергер угощал всех вермутом в холле. Все были в приподнятом настроении. Пробило половину десятого.

Выносливость гауляйтера была поистине фантастической. С шести часов утра он был уже на ногах, беседовал с сотней людей, битых четыре часа просидел на званом обеде, где выпил две бутылки старого бордо, не говоря уж о различных наливках, потом принял во дворце с десяток посетителей, но, возвратившись к девяти часам в «замок», был так же свеж, как утром. Даже его ржаво-красный пробор имел все тот же безупречный вид. Вернувшись наконец домой, он улегся на диван и стал читать приключенческий роман.

После утомительной поездки прекрасная Шарлотта прилегла на часок отдохнуть. Она давно уже поняла, что красота — это профессия и к ней надо относиться с полной серьезностью. Ротмистр Мен любезно назначил ужин на час позже, и граф Доссе обещал вовремя привести Шарлотту. Ведь все равно гауляйтер вряд ли появится раньше двенадцати.

В одиннадцать часов где-то в соседней комнате заиграл квартет, и ужин начался. Мужчины, еще под хмельком после обеда в «Звезде», пребывали в самом веселом настроении, а гостьи сразу же перестали стесняться и непринужденно шутили и смеялись. Все они старались разыгрывать из себя дам общества, но очень уж часто выходили из роли. Пожалуй, лучше всего это удавалось майорше Хильбершмид, происходившей из хорошей семьи. Фогельсбергер уже целый год собирался жениться на ней. Клара, возлюбленная Мена, дочь очень богатого фабриканта, юная хорошенькая девушка, соблазненная Меном, вела себя вначале очень манерно, но вскоре все ее жеманство исчезло; она начала неудержимо и звонко смеяться и уже не могла остановиться. Кроме этих двух дам, за столом сидела еще стройная, элегантная женщина, владелица салона мод на Курфюрстендамме в Берлине. Вначале она почти ни с кем не разговаривала и не сводила глаз со своего дружка, молчаливого адъютанта Фрая, в то время как Мен подчеркнуто ухаживал за ней.

Граф Доссе сидел, низко склонившись над тарелкой, и сиял от радости. Сегодня его лицо казалось почти красивым. Как только кто-либо взглядывал на него, он поднимал, приветливо улыбаясь, свой бокал, а когда смеющаяся Клара уронила салфетку, первым ринулся ее поднимать. Он ежеминутно взглядывал на часы и наконец по знаку Мена покинул зал. Через несколько минут он снова появился вместе с прекрасной Шарлоттой.

Все мужчины повскакивали с мест, женщины обернулись как по команде, и звонкий смех слегка захмелевшей Клары оборвался журчащим каскадом. На минуту стало очень тихо, слышались только буйные выкрики «хайль». Это охрана внизу, в погребе, праздновала день рождения гауляйтера.

Шарлотта и в самом деле была удивительно хороша.

Ее фигура, фигура Юноны, отличалась редкой пропорциональностью, отчего и казалась стройной. Прекраснее всего была ее кожа — матовая, немного слишком бледная, гладкая, как слоновая кость. С белоснежных висков Шарлотты ниспадали нежные золотистые локоны, а ресницы она поднимала медленно и величаво — так павлин распускает свой хвост. За ее руки, казавшиеся мастерскими слепками с рук боттичеллиевских женщин, двенадцати венским художникам следовало бы выдать ей особую премию.