Читаем без скачивания Любовь по правилам и без - Анастасия Соловьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, давай рассказывай, как тебе повезло. Колись, подруга!
– В последнее время я поняла, что больше не хочу быть причиной чьих-то несчастий. Чьих бы то ни было, а особенно Арвида.
– Да разве ты была причиной его несчастий?
– Ну, я ж тебе объяснила только что! Косвенных несчастий. Он так трепетно ко мне относился, а я к нему... в общем, по-другому совсем. Но... то ли он этого не чувствовал, то ли просто не хотел замечать... в общем, уперся: собирайся, поехали в Ригу. А если ты не хочешь, я останусь в Москве.
– Ну а ты?
– А я – обманула его! Сказала, что Холщево просто так не бросишь, а его клиенты не будут ждать. Но к лету я обязательно что-нибудь придумаю и приеду в Ригу... И он поверил мне. Знаешь, какого труда мне стоило его убедить! Я думала: пусть это ложь, но ведь ложь ради спасения. И его спасения, и моего тоже. Помоги мне, Господи! Вразуми Арвида.
– Он же не крещеный вроде? – робко напомнила я.
– Какая разница! – горячо продолжала Светка. – Все люди – создания Божьи!.. Арвид вдруг взял и поверил мне. И стал собираться в Ригу. И тут... – Светка неожиданно замолчала.
– Возникли новые форс-мажорные обстоятельства! – иронически заметила я. Новый Светкин имидж, постоянные упоминания о Боге – все это плохо помещалось у меня в голове. Я привыкла считать Светку веселой хищницей и в отношении ее покаяния не могла настроить себя на серьезный лад.
– Ты права. – К счастью, Светка не заметила моей иронии. – Во мне, ты знаешь, как будто что-то хрустнуло. Арвид, мой любимый Арвид уедет навсегда от меня... И я его больше никогда не увижу... А кто будет меня баловать? Кто будет привозить мне лакомства и букеты? Кто будет будить меня по утрам? Кто будет мне звонить и называть меня «своей любимой»?
«Неотрывно глядя на твою фотку...» – мысленно добавила я.
– С чем я вообще останусь? С нашей грязелечебницей?!
– Почему «грязе»?
– Потому что в Холщеве одна грязь. Воду увозят в цистернах, а грязь почему-то никуда не девается! Короче, Алка, я перепугалась. Умом-то понимаю, что лучше ему уехать, а сердце – рвется. И кажется, не было в моей жизни никого лучше, роднее, чем Арвид. А то, что я его в Ригу отправляю собственными руками, просто-напросто счастье свое гублю. Из каких-то садистских соображений.
– И что ты решила все-таки?
– А ничего. Всю ночь проплакала, нет, хуже – прометалась в какой-то звериной тоске. А утром, сама не знаю зачем, пошла в церковь. Встала у какой-то иконы, стою и плачу. И не хочу уходить. Вроде бы мне легче становится даже и хорошо – решимость не отступает, а то я уж было подумывала все оставить как есть. Постояла, постояла, а потом выгнали меня, храм, дескать, закрывается на уборку. Я пошла домой, прилегла, сразу уснула – и, не поверишь, увидела Кирилла во сне. Будто бы мы оба стоим у той иконы. Молча стоим, опустив головы. И грустно нам так...
– Ничего себе сновидение...
– Вот именно! Я проснулась – ничего не пойму. Арвид, Кирилл... Так Кирилл или Арвид все-таки? Да Кирилл, конечно, Кирилл! Я вдруг представила, что он в своем Киеве так же тоскует без меня. Да моя теперешняя жизнь – это же одна сплошная тоска по Кириллу! Я просто не говорю об этом. Я даже думать себе об этом не разрешаю! Я даже себе признаться боюсь! А Арвид, бедняжка... Арвид – заменитель, суррогат. Да разве он этого заслуживает?! Я побежала в церковь, спросить, как эта икона называется. Оказывается, это икона Богородицы «Семистрельная». «И душу тебе пройдет оружие...» – это Богородице один пророк страдание предсказал, когда она с Христом-младенцем в храм приходила. Представляешь, если уж Богородице страдание, то что тогда мне – с моими-то грехами?!
– Какая же ты стала, Свет. С грехами да по грехам! – не выдержала я. – Тебя подменили как будто.
– Просто, Ал, я теперь так чувствую. Я заслужила эти страдания и тоску. Все правильно. И Арвид должен был уехать.
– Ну ты даешь! – все еще не верила я. – Должен уехать?.. А зачем было так разряжаться на вокзал. Напоследок неизгладимое впечатление оставить хотела?
– Хотела, – призналась Светка смиренно. – Тщеславие – это мой главный грех... А все-таки хорошо, что он уехал! – быстро добавила она, словно желая переменить тему. – Видно, и ему этот отъезд дался нелегко. Может, даже тяжелее, чем мне... Ну ничего, скоро ему станет легче.
– Когда он поймет, что ты к нему не приедешь? – спросила я, уже не скрывая иронии.
– Нет, Алка, гораздо раньше. Когда он начнет рисовать проект (займется, наконец, своим делом), когда он вернется домой, увидит сына, поговорит с женой... А когда он поймет, что я не приеду, мне кажется, он почувствует облегчение.
– Ну ладно, пусть поймет как хочет. Ты мне другое, пожалуйста, объясни. Ты все про грехи, про страдание, а сама... радостная такая. Может, страдание отменяется временно?
Светка улыбнулась:
– Алка, вечно ты все перетолковываешь.
– Я не перетолковываю! Я пробую разобраться.
– Ну, слушай тогда, что я тебе расскажу: ни одно доброе дело не остается без награды.
– Свет, я ослышалась? Ты говоришь: без награды?
– Именно! Я свою награду получила ровно через сорок минут. – Она бросила взгляд на часы. – Арвид уезжал с Рижского вокзала в двенадцать четырнадцать. Я сразу спустилась в метро, доехала до «Китай-города»... В Гостином Дворе сейчас пасхальная выставка-продажа – хотела подарки к празднику посмотреть. В следующее воскресенье Пасха...
Она вдруг замолчала, мечтательно глядя перед собой.
– Так. Пасха. Это я уже слышала, – решилась напомнить о себе я. – Дальше-то что?
– Народу на этой выставке пропасть! Не протолкнешься! Шныряют из павильона в павильон. Я думала, у них система есть хоть какая-нибудь: здесь, допустим, иконы, здесь – текстиль, здесь – цепочки и крестики. Ан нет! Из медового павильона я прямиком угодила в мебельный.
– В мебельный? – удивилась я. – А разве есть особенная православная мебель?
– Ну да. Разные аналои, скамьи, ларцы. Короче, мне все это без надобности. Дальше какие-то корзинки пошли, сундучки берестяные. Все не то, одним словом! Без особой надежды захожу в следующий павильон и... оказываюсь как будто в церкви. Комната большая, светлая, на стенах разные иконы. В центре стоит складной аналой, а на нем...
– Икона Божьей Матери «Семистрельная»! – неожиданно выпалила я.
– Правда, Алка! Эта икона! А ты откуда знаешь?! Вся золотая и только стрелы черные – как змеи. Лик у Богородицы тонкий-тонкий. Не печальный – скорее задумчивый и родной. Почему-то мне так показалось... Встала я около этой иконы и стою. Не хуже чем в холщевской церкви. И думаю... чудно как-то, Ал... сразу обо всем думаю. О Богородице – как она при кресте страдала, когда распинали ее сына. И о Кирилле – представила почему-то, что он тоже сейчас стоит перед этой иконой. И о подарках, хорошо бы купить кому-нибудь такую икону в подарок. Или не хорошо... Стрелы черные, очень уж зловещие.