Читаем без скачивания Суть времени. Том 4 - Сергей Кургинян

Обсуждаем ли мы метафизику, онтологию, антропологию, экономику или что-либо еще, взмываем ли мы мыслью в высь поднебесную или анализируем злобу дня — что бы мы ни делали, мы все время думаем об этом. И мы все время фиксируем как надежду, так и проблему.

Эта субстанция содержит в себе надежду, но не как факт, а как потенцию. Как раскрыть потенцию этой субстанции? Как побудить ее к самотрансцендентации, к выходу из нынешнего клубящегося, мятущегося состояния, в котором она находится, к состоянию лазерного луча, способного прожигать броню любой толщины? Можно ли это сделать?

Да, это почти невозможно сделать. Но ничего другого сделать уже нельзя. Нет ни одного фактора в российской жизни, который сулит надежду, кроме этого. Ни одного другого. Все идет колом вниз. Уже идет. Поскольку мировые процессы резко обостряются, то на фоне ускорения самих мировых процессов происходит как бы мультипликация этих мировых процессов и наших негативных тенденций, они друг друга подхлестывают… Времени немного. При несколько другом ходе политического процесса могло бы оказаться, что его вообще нет. Но вроде бы процесс постепенно (я подчеркиваю — вроде бы) поворачивается в направлении, когда, может быть, нам отведено сколько-нибудь времени… Ну и что?

Как я говорил много раз, это отведенное время либо будет использовано, либо оно-то и станет фактором добивания страны. Потому что если его не использовать по-настоящему, то оно распространит гной до каждой микрочастицы нынешней социальной ткани, до каждого атома духа. Все сгниет в этом тянущемся, тягостном, медленно ползущем вниз безвременье.

Итак, весь вопрос в том, что этой субстанции отведено какое-то время и неизвестно, как она им воспользуется. Все, что я могу и должен делать, это помочь воспользоваться тем небольшим временем, которое отведено. Всё. Это единственная задача. И только ради решения этой задачи можно говорить о темной энергии, о темной материи, о «Black Spring» — Черной Весне… Есть Красная Весна и есть Черная, есть восходящий принцип развития в мире, который по-итальянски называют «Rossа Primavera» — Красная Весна, и есть нисходящее слагаемое, которое называется «Black Spring» — Черная Весна.

Обо всем об этом и о многом другом можно говорить только потому, что есть эта клубящаяся субстанция и ей что-то нужно. И ей должно быть предоставлено все, что ей нужно, но именно для того, чтобы она каким-то особым усилием сумела преобразовать себя из нынешнего состояния, скажем так, из состояния Х, в некое совершенно другое состояние Y.

Как это делается? Существуют ли примеры такого преобразования? И о чем в принципе идет речь?

Речь, конечно же, идет о том, чтобы в каждой отдельной частице этой субстанции, в каждой мятущейся, не потерявшей душу, понимающей, что она вот-вот может оказаться потерянной, живой человеческой личности произошла трансформация, суть которой в следующем…

Должна возникнуть другая организация ума, чувства и воли. Последнее, возможно, важнее всего. Ум, организованный так, как он организован сейчас, чувство, организованное так, как оно организовано сейчас, и воля, организованная так, как она организована сейчас, не могут обеспечить спасение. А речь идет именно о спасении. И об этом я хотел бы говорить чуть позже.

Но если это небезнадежное состояние ума, чувства и воли будет преобразовано таким способом, что возникнет даже не новая энергетика, а новая степень организованности, вот тогда (если эта организованность окажется когерентной, созвучной той организованности, которая происходит в соседнем индивидууме) все это вместе действительно гарантирует, что эта субстанция получит новое качество. И что призрачная надежда может стать реальным фактором, и мы действительно сумеем выйти из русла нисходящих процессов, из этого пике, в котором неизбежно падение и разбивание на мельчайшие осколки, которые потом уже никогда не соберешь. И можно будет, если эта субстанция действительно приобретет новое качество, опереться на нее так, чтобы выйти из пике. Чтобы машина нашего общества, государства, народа из него вышла. И дальше, потянув сильно штурвал на себя, из последних сил, мы можем обеспечить некоторый взлет и тем самым спасти и самих себя, и, возможно, человечество, историю, гуманизм — очень и очень многое.

С чем это можно сравнить?

Есть так называемые «ячейки Бенара». Есть некий слой, который должен пропустить через себя определенное количество тепловой энергии. Пока это количество энергии носит нормальный характер, внутри слоя ничего не происходит — он просто больше или меньше закипает, быстрее движутся отдельные частицы. Он продолжает действовать как некая термодинамическая система.

Но если системе, каковой является этот слой, начиненный подобного рода движущимися частицами, дать не обычное задание, а запредельное задание и дать его правильным образом, то внутри слоя возникнут определенные ячейки — такие шестигранники или цилиндрики. Место хаотической передачи энергии займут другие способы, которые возникнут потому, что образуются эти самые «ячейки Бенара». В принципе, эти ячейки всегда изучали в синергетике, в теории нелинейных систем, потому что видели в них некий символ того, что запредельное задание, даваемое системе, которую побуждают к выполнению этого задания правильным образом, приводит к тому, что внутри системы начинается структурообразование. Система перестраивает себя под выполнение задания. Даже неживая система. И, тем более, живая.

Можно постоянно требовать от чувства, ума и воли, чтобы нечто было выполнено. И ум будет сходить с ума, чувство пережигаться, а воля ломаться, потому что окажется, что ты требуешь невозможного.

Можно отказаться от подобных требований и согласиться на то, что ум, воля и чувство таковы, каковы они есть, и нужно по одежке протягивать ножки. И тогда все закиснет, затянется ряской и постепенно превратится в ничто. Расползется.

Но можно правильно и очень аккуратно давать самому себе запредельные задания. Если их давать неправильно и неаккуратно, то произойдет слом. Но если это делать правильно, аккуратно, последовательно и тем способом, который уже понятен на основе огромного количества экспериментов, осуществленных в данной сфере, если это делать правильно, культурно, осторожно и настойчиво, то внутри ума, чувства и воли возникнут эти самые условные (беру в кавычки) «ячейки Бенара».

Это будет уже другой ум, другая воля, другое чувство. И дальше возникнет вопрос об этой самой когерентности: куда это будет направлено, в какую сторону, какие именно свершения это, став новым, сможет осуществить?

Ставка может быть сделана только на это. Это не политическая ставка в строгом смысле слова. Но в том-то и фишка, в том-то и закавыка, что все политические ставки приводят к проигрышу политической игры, а неполитические ставки, сделанные правильно, дают единственный шанс на возможность политическую игру выиграть.

Исходя из этого, я считаю, что сегодня Сверхмодерн имеет шанс быть реализованным. Сверхмодерном я называю общество, превратившее новую, целостную, разумную, страстную и волевую науку в культурообразующий фактор, то есть в определенную — не отрицающую религию — метарелигию, парарелигию (наверное, 'пара-' тут наиболее точное слово). Если вместо религии возникает подобная новая наука и если она проявляет культуротворческий, мощный потенциал, то формируется абсолютно новое общество — Сверхмодерн. Наука, ставшая парарелигией, преобразовавшая самое себя, вышедшая за так называемую гносеологическую рамку и при этом не переставшая быть наукой, отрицающая миф и вместе с тем внимательно всматривающаяся в него, как в свое великое прошлое, — вот такая наука может стать культуротворческой. А став ею, она может создать новое общество вокруг себя. Она может стать ядром этого общества.

Мне кажется, что определенные основания для такого преобразования науки сегодня существуют.

Наука подошла к очень опасному барьеру. Либо она берет этот барьер и переходит в другое качество, либо она одна может стать фактором уничтожения человечества.

Она непрерывно дифференцируется.

Совершенно непонятно, где она будет интегрироваться.

Невозможно иметь десять миллионов дисциплин, которые не стягиваются ни в какой единый системообразующий фокус.

Она напоминает сейчас такую оторвавшуюся, сорвавшуюся с цепи пушку на корабле в бурю. Я помню, меня с детства привлекал этот образ в произведении Гюго «1793 год». Вот такая наука мечется, как эта пушка по кораблю, сметая все. Она сама стала не спасением, а гибелью. Никто не может остановить ее неконтролируемый экстенсивный рост.

Она перестала отвечать на суперфундаментальные вопросы и бесконечно отвечает на вопросы частные. Причем сама уже научилась порождать все новые и новые вопросы или запросы, посильные для себя, те, на которые она может ответить. Но количество ответов не переходит в качество.