Читаем без скачивания Горькая радость - Колин Маккалоу

Любой человек, имеющий хоть каплю здравого смысла и логики, вряд ли мог предположить, что все это приведет к такой свирепой ссоре. Грейс сорвалась с цепи и была готова растерзать сестру, точно так же, как озверевшая толпа расправляется с жертвой, попавшей ей под горячую руку. Когда ее собственный гнев утих, Эдда увидела Грейс совсем другими глазами, и будь у нее возможность, постаралась бы вычеркнуть ее из своей жизни. Логика подсказывала ей, что сама по себе она вряд ли могла вызвать у сестры такой взрыв злобы, но обида была так сильна, что забыть или простить ее она была не в силах. Несправедливость упреков, которыми ее осыпала Грейс, как щелочь разъедала ее былую привязанность к сестре.

Прошедшая зима стала самым тяжелым временем в жизни Эдды: никогда прежде, даже в те годы, когда Китти пыталась наложить на себя руки, она не испытывала такого напряжения. Тафтс и Китти, несомненно, почувствовали, что между близнецами пробежала черная кошка, но все попытки выяснить, что произошло, неизменно натыкались на каменную стену. Ни Эдда, ни Грейс не желали говорить о ссоре и не делали попыток с ней покончить. Эдда считала себя несправедливо обиженной — чудовищность нанесенных ей оскорблений исключала всякую возможность примирения.

Китти отправилась к пастору, который воззвал к здравому смыслу Эдды, но не был услышан. Тогда он взялся за Грейс — ответом были лишь громкие рыдания и прочие неадекватные проявления. Когда Мод попыталась выступить на стороне Грейс, Эдда резко осадила ее и перестала появляться у пастора.

В конце концов на авансцене появилась сестра Ньюдигейт с боевым топором в руках, остро заточенным (как утверждали тайные агенты) на той самой машинке, где доктор Финакан вострил лезвия для микротома. Стараниями Тафтс, увидевшей свет в конце туннеля Эдда — Грейс, Лиам был тоже вовлечен в конфликт воюющих сторон.

— Здесь не обойтись без Божьей помощи, — заявила она ему. — И желательно, чтобы божество было женского рода. Старшая медсестра подойдет как нельзя лучше.

— Но Грейс давно ушла из больницы, — возразил он.

— В Грейс вселился дьявол, а старшая медсестра у нас почище Люцифера. Ей по зубам любой дьявол.

Грейс вызвали к старшей медсестре, словно она по-прежнему была практиканткой, и едва она села, в комнату вошла Эдда. Ни одна из сестричек не заподозрила подвоха, выскочить же из кабинета старшей медсестры, гневно хлопнув дверью, у них не хватило духу.

— Садитесь, сестра Латимер, — очень приветливо сказала Гертруда Ньюдигейт. — И поздоровайтесь с родной сестрой.

У Эдды груз свалился с плеч.

— Доброе утро, Грейс, — пробормотала она, изобразив подобие улыбки.

Улыбка Грейс была гораздо шире. Она прекрасно знала, по чьей вине произошла эта ссора, и три месяца мучилась от бессонницы, размышляя, как выйти из тупика с наименьшими потерями. Проблема была в том, что в любом случае страдала ее уязвленная гордость. Ах, если бы в тот день Эдда выглядела не так элегантно, не так стильно! Но она была само совершенство — и обидные слова так и потекли рекой, вернее, мутным грязным потоком. Как она потом о них сожалела! Но гордость, проклятая гордость не давала ей идти на попятную.

На этот раз Эдда была в форменном полосатом платье и марлевой косынке, а замужняя дама Грейс надела свой лучший воскресный наряд: ярко-розовое крепдешиновое платье, которое ей очень шло, изящная соломенная шляпка и темно-синие туфли и сумочка.

— Ты шикарно выглядишь, Грейс, — похвалила ее Эдда.

— А ты — настоящая медсестра, я тебя даже побаиваюсь.

— Надеюсь, ваша нелепая ссора наконец закончилась? — с улыбкой спросила старшая медсестра.

— Да… прости, Эдда, я была не права. Наговорила бог знает чего.

— Отлично! — просияла старшая медсестра. — Будем считать, что все быльем поросло. Но при этом не могу не вспомнить, что вы, Фолдинг, так и не представили мне реферат о графике жидкостного баланса.

Дверь открылась, и санитарка вкатила сервировочный столик с чаем.

— А вот и чай! Давайте забудем о формальностях и будем называть друг друга по именам.

— Как я могу, сестра! — поперхнулась Грейс.

— Ерунда! Вообще-то вы мне нужны, Грейс. При новом главвраче больнице необходимо иметь своего человека на Трелони-уэй, а я слышала, вас там очень уважают.

Польщенная Грейс зарделась.

— Всегда к вашим услугам, медсестра.

— Герти, — усмехнулась Эдда. — Ее зовут Герти.

На тонком запечатанном конверте, который Эдда обнаружила в своей ячейке, имелась надпись «Сестре Эдде Латимер», небрежно нацарапанная блеклыми чернилами. Эдда сразу догадалась, что письмо от главврача. Интересный почерк — четкий и с сильным нажимом. Она вскрыла конверт.

Короткое деловое послание: главврач приглашал Эдду в бар «Гранд-отеля» к шести часам вечера с последующим ужином в «Пантеоне». Ответа не требовалось. Если она согласна, он будет ждать ее в указанное время сегодня, завтра или в любой другой вечер.

Здесь отсутствовал чисто мужской интерес, в этом Эдда была уверена. Взгляды, которыми они обменялись сегодня утром, были того свойства, что бросают друг на друга воины из враждующих племен. Нет, его интересовала Китти, которая совершенно неожиданно оказалась медсестрой в его больнице. Это осложняло положение, как и то, что она сразу встретила его в штыки. Он был чужаком, бесцеремонно вторгнувшимся в ее жизнь, однако ему хватило ума навести о ней справки, прежде чем начать решительную осаду. И Эдда Латимер была избрана в качестве осведомителя.

Надо встретиться сегодня, завтра она идет в театр, а следующий выходной у нее только через неделю. Главврачу это прекрасно известно, поэтому он предоставил ей выбрать день самой.

Имея в банке всего 500 фунтов, Эдда шила себе одежду сама и так экономила, что ухитрялась прилично одеваться на мизерную зарплату медсестры. Ткани, туфли, перчатки и сумочки приходилось покупать, а вот платья и шляпки были собственного изготовления, настолько искусного, что все в Корунде были уверены, что она покупает их в лучших магазинах Сиднея. Она только что пришила последнюю бусинку на моднейшее серовато-сиреневое платье — длина ниже колен, приталенное, с бисерной отделкой по краю юбки и на манжетах. Наряд дополняли черные замшевые туфли и такая же сумочка, голову украшала серая тюлевая повязка, расшитая тем же фиолетовым бисером. Шикарно! То что нужно для сегодняшнего выхода.

Чарлз ждал ее в баре за низким столиком в дальнем углу. Увидев подходившую Эдду, он моментально вскочил.

— Коктейль? — предложил он, усаживая ее в большое низкое кресло.

— Нет, спасибо. Стакан нильзенского пива, — ответила Эдда и начала медленно стягивать лайковые перчатки.

— В Австралии женщины пьют пиво? — удивился Чарлз, опускаясь в кресло и подзывая жестом официанта.

— И довольно часто. Видимо, дело в климате. Мы пьем светлое немецкое пиво, причем довольно крепкое и очень холодное. Здесь вы не найдете темного английского эля, который пьют теплым, — объяснила Эдда, покончив с перчатками. — В качестве бонуса могу сообщить вам, что Китти тоже пьет ледяное пиво.

— Вы очень любезны. А вам не приходило в голову, что я могу интересоваться именно вами?

— Ни на секунду. Я для вас высоковата.

— Туше. Вы довольно необычны для Корунды.

— Ну, кто-то должен выделяться. При более близком знакомстве с сестрами Латимер вы увидите, что у каждой пары близнецов сходство скорее внешнее, а их характеры похожи ровно в той степени, в какой отражение в кривом зеркале напоминает оригинал. Я действительно здесь белая ворона, а вот моя сестра-близнец абсолютно типична для этих мест — жена, мать и домашняя хозяйка, вечно бьющаяся, чтобы свести концы с концами, и тем не менее гордая своим положением. Если взять вторую пару, то Китти, по современным понятиям, само воплощение женственности — губки, как розовый бутон, огромные голубые глаза, — а Тафтс типичная старая дева, приземленная и начисто лишенная романтики.

Эдда подняла высокий запотевший стакан и чуть качнула им в сторону Чарлза.

— Слишком непритязательно для вас, да, Чарли?

— Почему все зовут меня Чарли? — раздраженно спросил он.

— Это лучше, чем Чикер. В этой части света настоящие мужчины считают, что Чарлз — это только для слабаков.

— Господи, да вы просто язва!

— В Англии вы бы остереглись так откровенно высказывать свое мнение.

— Вы за словом в карман не полезете!

— И горжусь этим.

— Я не собираюсь подстраиваться под местные мерки, но, может быть, вы все-таки объясните мне, Эдда, почему в Австралии так не любят все английское и что означает слово «помми»?

— Никто не знает, почему здесь так зовут англичан, а не любят их потому, что еще двадцать восемь лет назад этот континент был английской колонией и на местных жителей смотрели свысока. Даже сейчас, когда мы стали независимым Австралийским Союзом, у нас осталось ощущение, что нами по-прежнему владеет Банк Англии и английские компании. Теплые местечки достаются исключительно помми, а те, кто объясняется без местного акцента, имеют гораздо больше шансов подняться по социальной лестнице и преуспеть. В государственных школах детей наказывают, если они говорят, как принято у простых людей, — да-да, вы насадили у нас классовую систему, и она здесь прекрасно укоренилась! У нас вы всегда будете помми, кем бы вы ни считали себя сами.