Читаем без скачивания Пропавшая в сумерках - Анна Аксинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господи! Со мной ли это было? Чем я была недовольна? Вся моя жизнь с родителями была счастьем. Мама – молодая, красивая, самая добрая. Я часто вижу ее во сне, все время в чем-то нарядном, праздничном. Папа снится редко, как он сидит в кресле в кабинете и ничего не говорит. Такой он и был – мужественный, немногословный, внешне сухой. Они оба так любили меня, баловали. А теперь их нет. Как несправедлива, жестока жизнь! Совсем не снится сестра. Но это неудивительно, ведь мы все время жили врозь и едва успели познакомиться. Мы только-только начали дружить этим летом: ходили на пляж, на танцы, делились девичьми секретами. Нам было хорошо вместе. Пока не наступило 5 августа…
– Ирочка, тебя хочет навестить тот парень.
– Который меня спас?
– Да. Чужих сюда не пускают. Он уже несколько дней караулит меня у выхода и спрашивает о тебе. Очень приятный, вежливый. А ещё проявил такое благородство: увидел пожар, спас девушку, жизнью рисковал, сам обжегся.
– Хорошо, тетя Нина. А как его зовут?
– Аркадий.
– Аркадий!?
– Так вы знакомы?
– Не знаю, не помню, может быть. – Почему я краснею? Сердце бьется неровно. Приходит Аркадий с букетом цветов в забинтованных руках. Он красивый, и я определенно его видела раньше. И голос знакомый. Я благодарю своего спасителя. Он застенчиво улыбается. Мы болтаем о книгах, фильмах, он смешит меня анекдотами. На прощанье он сожалеет, что меня скоро увезут в Москву, просит написать ему. Адрес его прост до смешного. Деревня эта совсем рядом с нашей дачей, с бывшей дачей… И фамилия кажется мне знакомой.
Он уходит. Я не могу успокоиться. Что с этим Аркадием? Я хочу его видеть и боюсь. Почему?
***
Я подхожу к серебристой машине, открываю дверь и сажусь на сиденье. Аркадий поворачивается ко мне.
– Здравствуй, дорогая!
– Как ты нашел меня?
– Твоя знакомая журналистка, Марина, указала-таки дорогу к тебе. Мне ничего не стоило проследить за ней. Ты помнишь Марину? Надеюсь, память полностью вернулась к тебе? Иначе бы ты не вышла ко мне.
– Да, я вспомнила все что знала, и чего не могла знать.
– Вот как! Тем легче у нас с тобой будет разговор. Мы сейчас вернемся домой, и все будет так, как было раньше. Что ты молчишь?
– Я не смогу с тобой жить, как раньше. Ты – преступник.
– Преступник!? А ты кто? Как тебя прикажешь называть? Катерина, Ирина? Или Карина?
– Замолчи!
– Не нравится? Какие мы нежные! Запомни, мы с тобой два сапога – пара. Ты влезла в чужую жизнь, пользовалась тем, что тебе не принадлежало. Это не преступление? Молчишь, тебе нечего мне сказать. И неизвестно, кто из нас более грешен.
«Он прав, я – преступница! Но я не хотела, я не намеренно».
***
Духи «Шанель номер пять». О них с восторгом рассказывала Ира Горина своей новой подруге и старшей сестре, Карине Еремеевой, мне. «Понюхай, я платочек надушила. Какой стойкий аромат! Тетя Нина ими благоухает всегда. А как роскошно она одевается, как следит за собой! В волосах седины не заметишь, прическа, как у дикторов: подкрашена, завита, уложена. Даже дома в макияже, маникюре, Вот, что значит, жить в столице! Я тоже буду такая, я стану настоящей москвичкой». Ира хвасталась своими родственниками, показывала их фотографии, описывала богато обставленную квартиру. Тетя Нина не сходила у нее с языка.
Аркадий Кривошеев – моя первая любовь с самого детства. Он приходил к Ире, ухаживал, а я ревновала, но считала это справедливым: такая девушка, как моя сестра, конечно, заслуживала самого лучшего парня в мире. Мы жили с ним по соседству, он никогда меня не обижал, но и не замечал, как девушку. А я сгорала от невысказанной любви. Почему я боялась его? Подсознательно я чувствовала, что я не та, за кого меня принимают, и боялась, что кто-то разоблачит обман.
Мои впечатления – это дневник Ирины. Я искренне восхищалась ею, смотрела снизу вверх. Ирина покровительствовала мне, учила красить глаза, ресницы, свозила к своему мастеру на прическу. Ирина готовилась к карьере журналиста-международника. Она вела дневник, и гордо зачитывала мне удачные места. Я была в восторге от ее стиля и слога, и многие отрывки запомнила наизусть. Например, «Этим летом я захотела свободы и переехала вниз в гостевую комнату. Папа согласился на удивление легко, но уже через день на окне появилась решетка. Я негодовала. «От воров», – невозмутимо пояснил он. Плакали мои мечты вылезать в окно на ночные прогулки!»
После болезни и смерти бабушки я попала в дом матери «с корабля на бал». Новые впечатления были все приятные, радостные, светлые Мое прошлое тяготило меня, не хотелось вспоминать наш бедный домик, грязную улицу, копание в огороде, Я воображала, как бы я жила в этом доме всегда, в таком достатке и комфорте, ночами мне снилась Москва, знакомая только по фильмам и фотографиями из альбома Иры. Мы были с ней неразлучны, много разговаривали, одинаково одевались, причесывались. Ей нравилось, что из нас двоих, отмечая наше сходство, парни всегда предпочитали ее.
Когда я очнулась, то искренне считала себя Ирой. Меня все так называли, никто не удивлялся, что я многого не помню… Например, не помню уйму знакомых людей, плохо ориентируюсь в «своей» квартире. Это посчитали шоком из-за потери родителей. А я вообще там была только раз, заходила с Ирой, когда она возила меня менять прическу. Дядя Валя оформлял какие-то бумаги, хлопотал с квартирой, сберкнижкой. Тетя Нина ухаживала за мной, как за родной дочерью. А тут еще и Аркадий. Он говорил, что любит меня, обещал после института приехать в Москву. Конечно, личность Иры мне больше понравилась, она подошла мне, как подошли ее наряды по фигуре.
Отрезвление пришло не сразу. То одна то другая деталь выплывала в сознании, вспоминались события, которых не мгла знать и помнить Ира. Но я гнала эти мысли, отмахивалась: «Наверное, мне мама или сестра рассказали о том, что пеструю курицу звали Белкой, а в подполе стояли банки с вареньем. Бабушка приснилась – так я же видела фотографии в альбоме».
Жизнь складывалась замечательно. Я стала москвичкой, со своей жилплощадью и пропиской, с немаленьким капиталом на книжке, с любящими тетей и дядей. Мне восстановили «мое» лицо в точности, и
