Читаем без скачивания Дорога из трупов - Дмитрий Казаков

Город с высоты казался грудой белоснежных кубиков, стадион – глубокой тарелкой с тонким слоем каши на дне. Блестело уходившее за горизонт синее море, кучковались острова.

Глядевших на свалку богов отсюда почему-то видно не было.

– Э… да, – осторожно согласился Арс, в то время как его сознание обсуждало с подсознанием крайне важный вопрос: боится ли кто-то из них высоты? – Но…

Оказалось, что боятся оба. Сердце дернулось, желудок покрылся льдом, а душа скользнула в пятки. Осознав, что под ними, кроме воздуха, ничего нет, торопливо помчалась в макушку. Топыряк закрыл глаза, словно это могло изменить тот факт, что внизу лежит бездна глубиной несколько километров.

– А ты умеешь им управлять, в натуре? – спросил Рыггантропов.

Смысл вопроса не сразу дошел до сознания Арса. А когда дошел, он рискнул чуть приоткрыть один глаз и протянуть:

– Ээээ…

Ездить верхом Топыряк умел, но на обычном коне. Там все было просто – добавить скорости, убавить скорости, свернуть вправо или влево и не забывать держаться в седле. Но Арс не имел никакого представления, как заставить крылатого жеребца двигаться вниз или вверх и куда делись стремена.

Это было все равно что пересесть из игрушечного электромобиля в гоночный болид. Принцип тот же, отличаются только детали, и весь вопрос в количестве этих деталей.

Обычно герой, оказавшись в транспортном средстве, которым он не умеет управлять, просто начинает тыкать во все подряд и тянуть за то, за что можно тянуть. И все как-то само собой устраивается. Но здесь такой подход не годился. Погас не был оснащен педалями, кнопками, тумблерами и рычагами, нажимать оказалось нечего, а потянуть можно было только за гриву.

Но вряд ли она представляла собой средство управления.

– Нет, – честно признался Арс, крепче вцепился в поводья и закрыл глаза.

– Тогда летим наугад, в натуре, – сказал двоечник бодро. – Типа, эта тварь должна устать и приземлиться раньше, чем мы умрем с голоду.

Уж чего было у Рыггантропова не отнять, так это оптимизма.

Хотя отнять у него что угодно являлось достаточно трудной задачей.

Потом Вытек сидел на травке и слушал, а двое козлов, у которых были честные открытые лица и мускулистые руки, вешали ему на уши даже не лапшу, а пасту в каком-то изощренном соусе.

– Наши менее интеллектуальные сородичи, – хрипло вещал один, – за такие слова набили бы тебе морду…

– Но мы, – голосом профессионального исполнителя шансона подхватывал второй, – не можем себе этого позволить. И так племя сатиров пользуется плохой репутацией, ни к чему ее портить окончательно.

«А, сатиры», – подумал посол.

Неподалеку колыхалась стена чавкающего тумана, за которым скрывался Лоскут Утопия. Из нее один за другим появлялись стражники, мокрые, грязные и с выпученными глазами.

– Но если ты, – продолжил первый сатир, отличавшийся от собрата более темной шерстью, – позволишь себе еще перейти на личности, то мы можем вспомнить, что мы не только мыслители…

– …а еще и буйные, необузданные, агрессивные создания, – закончил фразу второй, с обломанным правым рогом.

– Конечно. Всенепременно. Как вам будет угодно, – сказал Потом Вытек, в котором заработали посольские инстинкты. – А что вы вообще тут делаете? Вы же должны, ну… это… – Он замялся.

– Вот-вот, от этого мы и сбежали, – сказал первый сатир. – Все считают, что мы обязаны бегать в свите богов, играть на свирелях и все такое. А на самом деле знаешь, как скучно все время пьянствовать и гоняться за смазливыми селянками? Да и болезни разные можно подцепить…

– Какие болезни? – спросил посол.

– Нехорошие. – Обладатель сломанного рога почесал в затылке. – Растяжение связок, потертость копыт. Поэтому мы ушли и заделались вольными философами.

Вышедший из тумана последним капитан Эверст Сиреп поглядел на сатиров с подозрением.

– Все в порядке, ваша чрезвычайность? – спросил он.

– О, да, да… – слабым голосом откликнулся Потом Вытек.

– Мы разрабатываем философские теории. – Первый сатир дружелюбно помахал капитану. – По пять штук в день. Вот вчера, например, изобрели антикреационизм, который разложили на мягкий и последовательный. К вечеру придумали макроидеализм и, как его, все название не запомню…

– Аццкий сотонизм, – подсказал второй.

– Да? Как интересно, – вяло поддержал беседу посол.

Как оказалось, он совершил большую ошибку.

Настоящие философы вообще плохо принимают всякие условности, к которым относится и вежливость. А уж философы, которые наполовину козлы, да еще и беглые, вообще о ней никогда не слышали.

– Интересно? – оживился первый сатир. – Тогда слушай. Согласно антикреационизму, мир не был сотворен, а появился сам…

– Мира не существует, – принялся вещать второй, – есть только аццкий сотона, которому все это снится…

– Следовательно, мы…

– Исходя из постулата…

Потом Вытек пожалел, что не оглох еще в детстве. От двух бубнящих голосов у посла заболела голова.

– Э, стоп! – воскликнул он, поднимая руку. – Стоп!!

Сатиры замолкли и уставились на него с возмущенным видом профессора, лекцию которого прервал какой-то студент.

– Это все, конечно, очень интересно, – Потом Вытек принадлежал к тем людям, которым вежливость скорее мешает, чем помогает жить, – но мы… э, несколько спешим. Не могли бы вы подсказать дорогу к Дурьфийскому оракулу?

Сатиры переглянулись и дружно фыркнули.

– И зачем он вам нужен? – пробурчал первый. – С философской точки зрения его вовсе не существует.

– Это с точки зрения квазифундаментализма! – замахал руками второй. – Если же мы вспомним субъективный панцерштабизм, то оракул существует сущностно мнимым образом. Ведь ты не будешь отрицать…

– А где он сущностно существует? – воззвал окончательно запутавшийся Потом Вытек. – Или не существует?

– Вон там, – первый сатир махнул рукой налево. – Идите, и через какое-то время наткнетесь. Здоровенный храм, белый такой.

И беглые философы вернулись к спору, столь же яростному, сколь и невнятному.

Лоскут Дурьфы, по крайней мере доступная обозрению его часть, состоял сплошь из округлых, поросших лесом холмов. Большие храмы, судя по всему, встречались здесь не так часто.

– Пошли, – скомандовал посол.

Спорящие сатиры остались позади, скрылась из виду граница с Утопией. Потом Вытек приободрился и даже отважился крайне осторожно подумать, что дальше все будет хорошо.

Вечером остановились на берегу крохотного ручейка, несущего воды на восток. Стражники побрели собирать хворост, и тут посол заметил, что многие из них на ходу пританцовывают, тыкают в стороны руками с растопыренными пальцами и издают звуки, подозрительно похожие на «йо!».

«Проклятый хлип-хлоп, – подумал он. – Вот вернемся в Ква-Ква, там их всех вылечат».

Надежды, как известно, питают не только юношей, но и мужей солидного возраста.

Мягкой поступью наемного убийцы в Ква-Ква вступил вечер. Темным плащом он окутал улицы и площади великого города, прикрыл его грязь и убожество. Звуки стали глуше, мягче, в окнах начали зажигаться огни, показались кое-где ползучие светлячки факелов. Вспорхнули в небо решившие размять крылья вампиры, а работники ночных профессий принялись за завтрак.

Но большинство улиц, к удивлению вечера, не погрузились в этот раз в привычный мрак. Неведомо откуда появилось слабенькое оранжевое сияние, не дававшее тьме взять Ква-Ква в плен.

Заинтригованный вечер забыл про то, что нужно зажигать холодные, похожие на блики на лезвии ножа звезды, и спустился ниже.

И обнаружил, что сияние испускают пришпиленные к стенам плакаты.

Художники рекламного агентства «Профессиональные враки» при виде старых героев и их оружия (к которому можно отнести и чесночный запах Старого Осинника) испытали невероятно мощный прилив вдохновения. И этот порыв согласно правилам термодинамики преобразовался в энергию, ну а та переехала в рисунки, а затем и на плакаты.

Но лучше бы она потратила себя на другие, более приличные цели.

Выкидыши рекламного искусства способны оскорбить чувство прекрасного даже у того, у кого этого чувства отродясь не было. Не стал исключением и этот. Художники, у которых сработал инстинкт выживания, свойственный их виду, изобразили заказчиков, но с художественными преувеличениями.

В центре плаката красовался Агрогорн, похожий на гору розовых сливок с головой сверху. По сторонам от него располагались: моложавый усач в бурке – Чапай – и веретено черного цвета, прятавшее Стукнутого Черного. Откуда-то с уровня земли мило улыбался Старый Осинник, напоминавший черепаху с рогами.

И все это венчалось надписью: «Мы спосем вас! Кричити 911 и апасность убежит!»

Плакаты светились, а значит – привлекали внимание.

Вышедшие с площади Изопилия Переэль и Драный Фартук остановились около одного из них.