Читаем без скачивания Штандарт - Александр Лернет-Холения

— Но нам нужны конюшни, — сказал Аншютц.

Ему ответили, что свободных конюшен для нас нет, там тоже лежат раненые. Мы направились к школе, большому многоэтажному зданию, и спешились. Еще сидя в седле, я устало воткнул штандарт в землю. Оказавшись на ногах, я вытащил его и, сжав древко в руке, пошел за остальными внутрь школы.

Наши комнаты были заставлены школьными партами из тех помещений, где положили раненых. Мы ставили скамейки друг на друга, чтобы освободить как можно больше места. Солдаты разместились в аудитории для рисования и в двух классах, а офицеры — в нескольких смежных кабинетах и комнатах, в которых слуги уже начали готовить постели из свернутых одеял. Затем мы попытались провести в дом лошадей. Было непросто заставить их подняться по ступенькам на первый этаж и устроить в спортивном зале и в нескольких классах рядом. Выглядело это довольно абсурдно: они пугливо смотрели на гимнастические снаряды и, боясь поскользнуться, искали глазами соломенные подстилки. Некоторые так и не пошли по ступеням, и их пришлось оставить во дворе. Это была совершенно гротескная картина — армия, размещенная в школе. Нам доводилось располагаться в разных местах: в амбарах, на первых этажах усадеб, даже в церквях, но школа с ее натертыми полами, по которым скользили копыта лошадей, была, наверное, самым неподходящим местом.

Когда со штандартом на плече я наконец поднялся по лестнице в наши комнаты, меня захватили воспоминания о давно забытых школьных уроках. Полы блестели мастикой и пахли так же, как тогда, когда я был школьником, и этот запах смешивался с запахом дезинфекторов, которыми обрабатывали туалеты, и с карболкой из комнат с ранеными. Один угол кабинета, ставшего моим пристанищем, до потолка был заставлен партами, в другом углу на полу Антон пытался сделать мне постель из старых накидок для верховой езды, которые сумел найти. Свой багаж и седло я потерял вместе с Мазепой. Толкнув дверь в соседнюю комнату, я увидел, что это кабинет естествознания — с витринами, полными блестящих камней и рыб, с чучелами, между которыми стояли скелеты кошки, куницы, собаки и скелет человека. Я закрыл дверь и открыл следующую. В этой комнате поселился Боттенлаубен, здесь было тепло, на столе стоял обед. Боттенлаубен с обнаженным торсом перевязывал крест на крест рану на спине. Похоже, это была просто ссадина.

Я вернулся к себе и воткнул древко штандарта с шипом на конце в деревянный пол посреди комнаты, и оно застряло в досках с глухим вибрирующим звуком.

Потом я снял шлем и вещи, которыми по-прежнему был увешан. Я не хотел садиться на одну из нелепых детских скамеек, поэтому стоял и смотрел на Антона.

— Итак? — наконец сказал я.

— Итак, — сказал он, взяв мою шинель и складывая ее, чтобы положить на постель в качестве подушки, — мех мокрый, а наши вещи пропали. Мазепа мертв, Фазу застрелили, Георг ранен, но его смогли вынести на берег. Лейтенанта барона Коха тоже вытащили. Князь Чарторыйский пал, а граф Хайстер погиб одним из первых. Вещи в сумках Мазепы, конечно, пропали. Полковника ранили дважды, когда я уходил, он все еще был без сознания, лейтенант Кляйн остался с ним. Второе одеяло господина прапорщика, которое было у Георга, тоже пропало. Лейтенант фон Брёле погиб, а обер-лейтенанты Фабер и Кёметтер, вероятно, утонули: они были ранены, но их не смогли вынести с моста, потому что они лежали далеко от берега. Йохен, слуга графа Боттенлаубена, убит. У меня было несколько вещей господина прапорщика в сумках Гонведгусара, все остальное пропало. Тридцать четыре человека ранены, несколько убитых доставлены на берег, остальных унесла река. Многих злодеев Господь спас, они оказались далеко от стрелявших.

Он говорил о происшедшем просто, называя имена и факты, и я был поражен, что он так много успел узнать.

— Я буду, — продолжал он, — если господин прапорщик позволит, служить и графу, потому что у него больше нет его помощника, а господин прапорщик сможет пользоваться умывальными принадлежностями графа. Я справлюсь, и еще буду прислуживать за столом, чтобы господам не пришлось смотреть на бунтовщиков. Мне тоже не хочется садиться за один стол с этими свиньями.

Я был так поражен его речью и его непривычным, смущенным тоном, ведь его роль казалась ему чрезвычайно почетной и важной, что только сказал:

— Хорошо.

Он поправил свои белые перчатки и пошел к Боттенлаубену, я постоял некоторое время, затем пошел за ним. Кроме Чарбинского, нас и одного адъютанта присутствовали еще двое офицеров из третьего и пулеметного эскадронов — лейтенант Салаи и лейтенант фон Вайс, а также провизор и главный бухгалтер. Кляйн за столом сообщил, что солдаты принесли полковника, когда он очнулся после потери сознания. Затем Чарбинский взял слово и, обращаясь ко всем, долго говорил в своей велеречивой польской манере, но говорил он о посторонних вещах, а не о нашем положении, пока Боттенлаубен, наконец, не прервал его и не спросил, как он представляет себе следующий шаг и что с нами будет.

— Что вы имеете в виду? — спросил Чарбинский.

Боттенлаубен имел в виду, следует ли наказать зачинщиков, на совести которых кровь других солдат, или же сейчас нельзя подвергать их преследованию и арестовывать.

— Ну, — сказал Чарбинский, прикуривая сигарету от свечи, переданной ему Антоном. — Мы, вероятно, могли бы дождаться приказа, что нам делать, но тогда они точно попадут в военно-полевые суды. Впрочем, никто не верит, что есть явные лидеры. Солдаты уже заявили, что действовали сообща и единодушно, так что будет очень сложно обвинять кого-то по отдельности в том, что все сделали вместе.

— Во-первых, — ответил Боттенлаубен, — я не верю, что такой мятеж мог возникнуть без агитаторов; во-вторых, даже если бы их действительно не было, ответственность должны нести все.

Чарбинский какое-то время искоса смотрел на него, затем сказал:

— Вы, вероятно, недостаточно хорошо знаете наших людей, чтобы понять, что на самом деле значит их отказ воевать. С этих простых русинских крестьян нельзя спрашивать, как с немцев. Даже в погонах они все равно остаются крестьянами. А большинство из них остаются русинами. Их интересы сильно отличаются от наших. Те, кто разделяет наши интересы, — офицеры и унтер-офицеры, свой долг выполнили. С другой стороны, в этих солдат нужно было вселять дух воинов, которым они, естественно, не обладают. Они слишком примитивны для этого. В них смогли воспитать определенную воинственность, но это все. К какой еще ответственности вы хотите их привлечь? Расстрел Германским Королевским полком был уже