Читаем без скачивания Анна-Мария - Эльза Триоле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приглашенный майор кашлянул.
— Вы действительно видели то, о чем вы нам сейчас рассказываете, и мастерски рассказываете, мадам? — спросил он.
— Так же, как вижу вас сейчас, майор. Оба мы, и я и шофер, можем указать дорогу…
— Это не у нас?..[23] — Капитан медицинской службы впервые за весь завтрак посмотрел на Анну-Марию.
— Нет, не у нас…
Анна-Мария оглядела присутствующих: она торжествовала, — значит, теперь не она одна думала о таинственных силах, о том, что незачем быть добродетельной, благородной и т. д. и т. п.
Все встали из-за стола и через большие застекленные двери столовой перешли в Wohnzimmer. Здесь находились уже упомянутые выше кресла и полки с книгами… И хотя в вазах стояли розы, а паркет был навощен до блеска, чувствовалось, что в доме живут одни мужчины: мебель была расставлена кое-как — просто сдвинута к стенам, стулья и кресла в ряд… Лотта в своем облегающем кружевном платье подавала кофе; ей помогал юнкер.
— Вы заметили, как примерно ведет себя Лотта, — сказал капитан — владелец кафе.
Все рассмеялись: юнкер чуть не опрокинул кофейник… Оба майора беседовали о немецком университете. Анна-Мария вспоминала, как Франсис сказал: «Пойдем ко мне…» Пойди она с ним, и он точно так же уехал бы, не сказав ни слова…
— Прошу извинить меня, — сказал полковник, — меня ждет генерал. Вы не останетесь у нас до завтра, Анна-Мария?
— Вы же знаете, Жако, меня ждут к обеду, вы сами все и затеяли…
— Ваш приезд настоящий праздник для нас… Постарайтесь на обратном пути снова заглянуть сюда… Господа, извинитесь за меня перед бургомистром и его коллегами; скажите, что я вызван к генералу по служебному делу. Примите их как следует, мне не хочется их обижать. Останьтесь здесь в полном составе, — возможно, от этого пострадает работа, но ведь и это тоже наша работа. Как это некстати, что я вынужден покинуть своих гостей…
— Мы поедем с вами, полковник, я хочу добраться в Ландау засветло.
Анна-Мария поднялась в свою комнату; гостиная опустела: остались лишь офицеры, поджидавшие немцев.
— По мне лучше пилить дрова, чем принимать господ муниципальных советников, — проворчал юнкер.
— Пилить дрова или сопровождать мадам Белланже, говорите правду, Люлю! — сказал лейтенант-учитель.
— А ты разве не находишь ее красивой? — отозвался Люлю.
— Есть в ней какая-то прелесть, — согласился лейтенант-учитель. — Но на мой вкус она недостаточно молода.
— Кто эта женщина? Откуда она взялась? — полюбопытствовал капитан медицинской службы.
Разговор вертелся вокруг Анны-Марии: она была близкой подругой Женни Боргез, знаете, той актрисы, да, той знаменитой актрисы, которая перед самой войной покончила жизнь самоубийством… Почему, так и осталось тайной. Существует множество версий… Несчастная любовь? Но у такой великолепной женщины!.. Слышал я, что причина — неудавшаяся роль… Но, конечно, не (роль Жанны д’Арк! Вы видели этот фильм? Правительство Даладье его запретило. Подумать только, Жанна д’Арк, запрещенная Даладье! Пикантно, не правда ли? Вот так мы и проиграли войну… Именно эта самая мадам Белланже и нашла Женни Боргез мертвой… Что, она тоже из киноактрис? Да нет, что вы… У вас допотопные представления об актрисах! Можно быть светской дамой и одновременно актрисой… Но она не актриса… Не думаю… Но актриса она или нет, от нее веет холодом… Она не умеет улыбаться… Ну, это как сказать… Во всяком случае, на вас, по-моему, трудно угодить, она потрясающе сложена, грудь… Спокойно, мальчик… На мой вкус — она неотразима: тонкая талия и высокая грудь…
Лейтенант-студент с таким грустным видом говорил о груди Анны-Марии, что все покатились со смеху…
— Что тут смешного, — сказал лейтенант-студент, — у меня прямо голова закружилась.
Черная прядь волос печально свешивалась ему на лоб. Все снова рассмеялись. Смех вызывали не его слова, а то, как он говорил все это.
— Она прелестна, — мечтательно сказал майор, — не похоже, чтобы она имела отношение к кино. К сожалению, она слишком смахивает на подруг моей матери и сестер… Порядочная женщина со всем, что в ней есть пугающего и великолепного… Я с удовольствием снова повидался бы с этой дамой, у нее что-то есть…
— Жемчуга, — сказал капитан — владелец кафе, — и к тому же настоящие, поверьте мне, такое ожерелье — целое состояние…
— А между тем она простой фоторепортер… Полковник велел мне приготовить комнату для его приятельницы-фоторепортера, которая приезжает от какого-то агентства. Ведь я здесь за хозяйку… — Все снова расхохотались, уморительный этот лейтенант-студент! — Из-за своего фоторепортера полковник ночевал под самой крышей. В связи с ее приездом он прочитал мне целую лекцию о женщинах… Как по-вашему, женщины действительно такие уж необыкновенные создания? Если я не ошибаюсь, эта мадам Белланже, та самая мадам Белланже, которую вы только что видели, во время Сопротивления творила чудеса. Не знаю, так ли она уж годится в подруги вашей матери, дорогой майор…
— В таком случае, может быть, то, что она рассказала за завтраком, правда?.. Впрочем, если это и выдумка, то удачная — она здорово досадила нашим гостям! И поделом им, хороши, нечего сказать!.. — Капитан медицинской службы громко стукнул кулаком по столу.
Когда вошла Анна-Мария с надетой через плечо лейкой, ремешок которой улегся как раз в ложбинке между грудей, мужчины уже говорили о гражданской войне… Молоденький юнкер поспешно пододвинул ей кресло.
— Хотите холодного кофе, мадам? Нет? Лотта, уберите поднос… Уберите… поднос… Никогда она не научится понимать по-французски. — Лейтенант-студент встал с кресла и сунул поднос в руки Лотты. Лотта жеманно повела плечом.
Когда бургомистр со своими сотрудниками вошел в комнату, лейтенант-студент со свесившейся на лоб прядью волос стоял посреди гостиной и лаял: он мастерски изображал Гитлера.
На хозяевах города были сюртуки еще довоенных времен: тугие воротнички, крахмальные манишки с галстуками и штиблеты на пуговицах, начищенные по-военному, до блеска. Их словно только что вытащили из нафталина из Bierstube[24], из Turnverein’a[25], из Männer Singverein’a[26], и, глядя на них, вы вспоминали свадьбы, похороны, пот воскресных гуляний, который пахнет совсем иначе, чем трудовой пот… Грузные, тяжеловесные, одни — с усами, другие — в очках. Следом за ними вошел Рудольф, держа в широко расставленных руках огромный поднос, на котором стояли узкогорлые бутылки, похожие на журавлиные шеи, и сверкали бокалы на высоких тонких ножках.
— Рудольф мне посоветовал угостить их белым вином, — сказал Анне-Марии лейтенант-студент. Все сели. — Это новый муниципалитет, подробности опускаю, — продолжал свои объяснения лейтенант.
Рудольф с подносом обходил присутствующих. Когда-нибудь он расскажет своим внукам, как он обносил вином новых членов муниципалитета, избранных после падения Гитлера и приглашенных в гости к победителям — французским военным. Рудольф не был ни антифашистом, ни философом, он уважал власти предержащие… «Среди них находилась француженка, — будет рассказывать Рудольф, — настоящая светская дама; она взяла свой фотоаппарат и сделала несколько снимков, чтобы увековечить эти незабываемые минуты».
— Получатся неплохие фотографии тысяча девятисотого года, — сказала Анна-Мария лейтенанту-студенту. И она поблагодарила муниципальных советников за то, что они согласились ей позировать.
— Позволю себе вернуться к нашему разговору, — обратился к Анне-Марии представитель аграрной партии; он сидел рядом с ней, зажав в мужицком кулаке тонкий сверкающий бокал, — как я уже сказал, не все Nazi Weiber, не все нацистские девки сидят в тюрьме, далеко не все… Они постоянно приходят к нам, уже имея на руках ордера на квартиру… Когда несчастная девка за плитку шоколада спит с французским солдатом, это еще можно понять, но нельзя допустить, чтобы актриса получала лучшую в городе квартиру только потому, что она живет с французским офицером! К тому же и вам и нам известно, что все они — шпионки! Сейчас, когда так трудно с квартирами… Вы должны поговорить с полковником, мадам, иногда одно слово хорошенькой женщины значит больше, чем доклад целого муниципалитета…
Анна-Мария слушала его с самым серьезным видом: ей казалось, что, держи она себя менее чопорно, и представитель аграрной партии с его широким усатым лицом, изрезанным морщинами, какие бывают у тех, кто трудится на открытом воздухе, и в дождь и в солнце, что представитель аграрной партии примется за ней ухаживать. К тому же ей трудно было следить за немецкой речью.
— У коммунистов в нашем городе нет никаких шансов, — говорил другой советник с перстнем на пальце, и палец у него был такой же толстый, как у представителя аграрной партии, — лично я, в случае крайней необходимости, мог бы прийти к соглашению с монархистами, но уж никак не с коммунистами…