Читаем без скачивания Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2 - Анатолий Гейнцельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3
И был напротив нашей дачиМеж камышами островок;О нем наш старый доезжачий,Уставившись на поплавок,Такие плел мне небылицы,Что у неоперенной птицыДрожали крылья за спиной,Что трепетал я, как шальной:Там тридцать три жили русалкиВ венках из плавневой фиалки,Окрестных сел они красавицыИ от лихой любви трясавицыНашли спасение на дне.Там на жемчуговом конеВоинственный Царь БерендейПолки серебряных сельдейНа поле Марсовом столицыВ день Ангела своей царицыПриветствуемый объезжал.Там фрейлин милых наряжалКружок диковинных принцессВ воланов кружевенных лес.В подводном замке Берендея,Там найдичайшее – идея,Там найстраннейшее – законДля пьющих воду испокон.
4
И я, ребенок найдичайший,И я, детеныш найстраннейший,С прогнившего глядел дощаника,Как на избушечку из пряникаГлядели Маша и Васюк.Рыбалки нашего каюкТуда частенько приставал,Но вышиб у бедняжки шквалИз головы фантазий клепку:За папирос не мог коробкуОн рассказать мне ни о чем.А я лучиновым мечомДостать чрез плавни не был в силах.Когда ж над головой в стропилахЛетучая пищала мышьИ над рекой царила тишь,Из камышей я слышал плач,Как будто великан-палач,Как рыболов шальную рыбу,Кого-то поднимал на дыбу.И кто-то звал меня оттуда,Как верующий в Божье чудо,А я как бедный крался тать,Не в силах будучи летать.И жалостно я ей ручонкойМахал с лучиновой шпажонкой,И слышалось мне: – Ой-ой-ой!Царь Берендей, родитель мой,За древнего меня лещаОтдаст, когда твоя пращаНа смерть не поразит злодея,Кондотиера БерендеяПолков подводных, мой дружок! –И я решился на прыжок,Но только несколько бифштексовС коробкою имбирных кексовРешил уплесть, чтоб сил набратьсяИ в камышах не заплутаться.
5
Однажды на отцовской вилле,В день Ангела больной мамаши,В кружок усевшись, кофе пилиНаехавшие тети Маши,Эмилии и Жозефины,А дяди Генрихи и Фрицы,Пунцовоносы, краснолицы,Лили громадные графиныВ трясущиеся животы.Но заприметив малыша,От хохота едва дыша,Они пораскрывали рты:«Ай, ты такой-сякой, малыш,Когда взаправду полетишь!А ну-ка, ну-ка! Поскачи!Да нас искусству научи!»А я, едва дыша от злобы,Решил уже не делать пробы,А утерев потоки слез,Слетать на островок всерьез!
6
И вот, когда садилось солнце,Тайком я выполз на чердак,Где ночью бродит вурдалак,По рынве в круглое оконцеВсползающий за черепами,Что вперемежку с обручамиБочарными и всякой дряньюЛежали там зловещей даньюПески зыбящего Борея,Который выдул из гробовБезвестных Савву и Андрея,Разбойников и бурлаков,Курсисткам нашим на потеху,Лукерье-прачке на помеху.Построив из ручонок шоры,Чтоб угрожающие взорыМне черепов не помешали,Я, как мышонок, тихо-тихо,Крестясь неистово от лиха,Чрез паутиновые шали,Спугнув мурлыкавшую кошку,Подполз к разбитому окошкуИ смело выбрался на крышу.Приник, прислушиваюсь – слышуЛишь шелест тихий тополейИ кажущийся плеск килейЭскадры белых облаковДа зыбь червонную песков.И я всё выше полз, всё вышеПо воспаленной солнцем крыше,Пока к ажурному конюНе всполз по острому гребню!И с замираньем глянул вниз,Туда, где, желтовато-сиз,Журчащих валунов оркестрНастраивал ленивый Днестр.И завихрилось, зажурчалоВ головке, возбужденной ало,И через глаз калейдоскопТянулась властно надпись: Стоп!Но с островочка: – Ой, ой, ой! –Неслось русалки: «Папа мойЗа древнего меня лещаОтдаст сегодня…» ПропищаВ ответ какой-то грозный клич,Я рученьками завертел,Затем скакнул и, как кирпич,Куда-то в бездну полетел.
7
Летел, летел и на песок,Как семицветный мотылек,Как лебединая пушинка,Присел – и ни одна былинкаНе подогнулась подо мной.Необычайной тишинойБыли объяты камыши,И лишь чеканные ершиИз полированных зеркалМетали веерным хвостомВ слезу расплавленный металлВ развернутый лазурный томМеланхолической поэмы,И от прохладной диадемыПод звук камышного шаконаПрироды скорбная иконаСлезой раскаянья рыдала,Как куртизанка из МагдалаУ ног распятого Христа.И леденящей на устаСпустилась жути мне решетка,И вздрогнула от стона глотка,И, закричав, чрез камышиЯ бросился: «Спеши! Спеши! –Стучало у меня в ушах: –В мечеть русалку падишахВедет подводную! Скорей!»И, как звереныш, средь морейШуршаще-режущих я билсяИ личиком окровавилсяОб острых камышей ланцеты,И звал я, звал! От А до Z’етыВсе перебрал я имена,Все омуты, как есть, до днаПереглядел меж камышей,Но лик не виден был ничей.И только посреди лужайкиО чем-то всхлипывали чайки,В гнилом собравшись каюке,Да по затиненной рекеКачался мирно черпачок,Должно рыбалка-старичокЕго там обронил намедни,Да отовсюду из нимфейЛягушки квакали: «Ха-ха!Вот выдумал какие бредниОн про русалок да про фей!Так высмеешь и потроха!Ха-ха! Какой малыш-глупыш!»И в такт зашелестел камыш.И стало мне так тяжело,Как будто сажень намелоНа грудь мне желтого песку,Как будто бурную рекуПустили через трупик мойСо льдом, вздыбившимся горой!
8
И я очнулся под обрывомОт нестерпимой в сердце боли,Грачи неистово по ивамТянули жуткие триоли,А надо мною тети Маши,Эмилии и Жозефины,Да дяди Генрихи и Саши,Как свечевые парафины,Бледны, испуганы склонялись,Но не глумились, не смеялись…И докторенок наш уездный,Такой пьянехонько-любезный,Взволнованный и не на шутку,Склонился ухом мне на грудку,Затем приподнял красный носИ буркнул: «Помогай Христос!Пройти не мог подобный номер!Чудной, кажись, мальчутка помер!..»
9
И вдруг мне стало так светло,Как будто солнышко зажглоЛампад несметное числоПеред кивотом дорогим,Где я лежал совсем нагим,И крылья божие, меняВсего блаженством осеня,Заколыхались за плечами,И я незримыми путямиВзвиваться начал в синеву,Чтобы спуститься на травуЭлизиумовых рабатокСредь довихрившихся касаток,И на груди моей русалка,Как синеокая фиалка,Лежала; нежный ароматЕе дороже мне стократВсего, что я перестрадалИз-за реальности кандал,И, ожерелье для неяИз встречных звездочек вия,Я песнь лучистую пою,Словесным истину гоню,И яви не подкрался тать,И грез не уменьшилась стать,И научился я летать!
26 августа – 3 ноября 1921 Флоренция
МРАМОРНАЯ ДЕВОЧКА Сновидение
I
Всё уже смрадная старухаЧертит волшебные круги,Всё злобней царственного духаВокруг сближаются враги.Гетера-Жизнь ведет седая,Давно отвергнутая мной,Иссохшей грудью припадаяНа похоти вселенской гной,Рабов Антихристовой ордыНа келью пасмурного мниха,Где красоты былой аккордыЖурчат, доплескивая тихо.Всё легче гибнущее судно,Иконы, библии за бортБросает инок безрассудный,И кровь ручьями из аортЕго в гнилое льется море,Где человеческие крабыГрызутся в исполинском спореВ еще не виданном масштабе.Всё уже у него плацдармы,Всё ближе смрадные круги,Но не подверженному кармеНе страшны цепи у ноги!Грааль мистических мальвазийУ воспаленных держит устЕго возлюбленный Фантазий,И неувяден алый кустПятьнадесятилетней Розы,Шипами всползшей на алтарь,Пронзившей сердце серой прозы,Как паладины Божьи встарь.
II