Читаем без скачивания Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни - Кеннет Уомак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джон не мог отказать себе в удовольствии подтрунивать над Фредом, когда с помощью Кониса швертбот вернули в правильное положение и выловили из воды мокрых пассажиров: «На сей раз ты страшно опозорил фамилию!»[74] После этого инцидента Джон обрел еще большую уверенность в том, что ему по плечу даже вот такой «худший случай». Единственное, чего он боялся – гнева Йоко. «Матери ни слова об этом», – предупредил он всех, пока они шли к берегу (155).
В этот же самый период творческие импульсы Джона становились все сильнее. Он потом говорил: «Я избавился от какой бы то ни было неловкости, когда твердишь себе “ты с этим не справишься”. Эта песня не очень, но ты – тот парень, который написал A Day In The Life. Попробуй снова».
Он снова взялся за переделку фрагмента под названием My Life, с которым возился, проигрывая его то так, то эдак на своей акустической Ovation с поздней осени 1979 года. Лирически звучащая, в стиле Don‘t Worry Baby от Beach Boys, у него получалась нежная песнь любви, адресованная Йоко, голос которой слышен на некоторых пробных записях. Для Джона присутствие жены было необходимым, он просит Йоко вместе прочувствовать всю полноту их жизни и вместе «делить сны и ночные кошмары». В гитарном аккомпанементе My Life скорее навевала мечтательность, в ней появились фолк-нотки, что резко отличалось от записей под рояль, сделанных Джоном еще в «Дакоте», – там их пропитывал госпел, даже что-то от погребальных песнопений (156).
Йоко время, проведенное за городом, тоже пошло на пользу, послужив творческому возрождению. Героин уже не держал в тисках, и Йоко, как и ее муж, чувствовала: ее снова охватывает вдохновение. Удивительно, но она смогла скрыть от Джона обострение наркозависимости. Ее единственным доверенным лицом был Грин, который помог избавиться от болезненного пристрастия. В знак благодарности Йоко подарила Грину самурайский меч изысканной работы. Накануне лета она написала стихи о пережитом – I gave you my knife[75] и Walking On Thin Ice[76]. Так Йоко увековечила свое обновление.
Последняя песня начала обретать форму во время одной из автомобильных поездок пары между Колд-спринг Харбор и Нью-Йорком. Вскоре текст созрел – он подчеркивал тот ужасный риск, который несла в себе зависимость для самой Йоко и ее семьи. В Walking On Thin Ice она признает, что заплатила высокую цену в отношениях за «брошенный жребий». Но помимо содержания Йоко амбициозно решила добавить и новый звук, чтобы композиция удалась. «Я хотела пойти чуть дальше, экспериментировать, – вспоминала она. – Поэтому я думала об Албане Берге, знаете, у него в одной из опер пьяница кричит “ахаахаахаа”. Будто говорит слова, но так, что смысл полностью неверен, искажен» (157).
Обращение к творчеству Берга для Йоко стало настоящим откровением. Австрийский композитор был одним из ранних провозвестников техники двенадцати тонов, известной как додекафония и двенадцатинотная композиция, где двенадцать нот хроматической октавы звучат равномерно на всем протяжении произведения, чтобы ни одна из нот не выделялась в ущерб другой. Самое главное, что Walking On Thin Ice, выполненная в технике Берга, обещала Йоко чудесный способ донести свой необычный вокал. В начале 1970-х Джонатан Котт из Rolling Stone описал ее пение как продукт шестнадцатидорожного диапазона. По словам Котта, «голос Йоко обнаруживает самые основные частотные характеристики звука и сообщает слушателю, что если он хочет услышать, то может и не пытаться». И тут надо сказать, что Джон был одним из поклонников вокальной стилистики Йоко. «Она превращается в ее голос. И это трогает», – однажды заметил он. Но Джон признавал и то, что процесс написания песен Йоко существенно отличался от его собственного. «Мы смотрим на одно и то же с разных сторон. У меня грамотный взгляд, а у нее – революционный» (158).
Йоко полностью отдавала себе отчет в том, что создание такой творчески смелой композиции, как Walking On Thin Ice, где подразумевается слияние необычных свойств ее многопланового вокала с новаторской музыкальной формой Берга, – дело очень непростое. Но, одолев зависимость и снова встретив свою музу, она была полна решимости попробовать.
Глава 8
Megan Jaye
Джон упорно продолжал ходить на Isis под руководством Тайлера Кониса и вскоре начал задумываться о гораздо более продолжительном, полном непредсказуемости путешествии, чтобы проверить свою храбрость и полученные навыки. Конис и его кузены Эллен и Кевин (они соглашались взять на себя обязанности палубных матросов) готовы были в любой момент арендовать яхту.
Когда Джон изложил свой план долгого вояжа Йоко, та согласилась, но при условии, что сначала она проконсультируется с Такаси Йосикавой, своим астрологом. Такаси благословил проложить маршрут в юго-восточном направлении от Нью-Йорка и отправиться в путь 4 июня.
Во время очередной вылазки на швертботе, Джон сообщил Конису: «Йоко сказала, я могу отправиться на Бермуды, но мы должны сделать это где-то через десять дней. Тебе нужно все подготовить прямо сейчас, потому что мы должны выйти именно в этот день». Тайлер быстро разработал пятидневное плавание протяженностью 635 миль[77]из Ньюпорта, штат Род-Айленд, через Атлантику к Бермудским островам (159).
Предвкушая плавание по Атлантике, Джон вспоминал грандиозные книги Тура Хейердала, особенно «Путешествие на “Кон-Тики”» (1948) и вышедшую не так давно «Экспедицию “Тигрис”» (1979). В этой последней экспедиции Хейердал и его команда, как когда-то Кортес, сожгли свое камышовое судно у входа в Красное море в знак «протеста против проявлений бесчеловечности в мире 1978 года». В открытом письме Генеральному секретарю ООН Курту Вальдхайму Хейердал написал, что
