Читаем без скачивания Негасимое пламя - Катарина Причард

Клер вся растворилась в заботах о детях. Но дети росли и выходили из-под ее опеки, поглощенные собственными интересами. Эти интересы были ей чужды. Клер не понимала, как может Мифф интересоваться делами профсоюза или Нийл — отдавать все свое время научным занятиям патологоанатомией; она воспринимала его увлеченность работой исключительно как честолюбивое стремление выдвинуться молодого, подающего надежды врача. Беда, которая случилась с Гвен, привела ее в отчаянье и полную растерянность.

Она была воспитана в религиозном страхе перед «низменными вожделениями плоти» и не могла преодолеть отвращения к физической стороне любви.

Мрачный покой дома, скорбевшего по усопшей, нарушался время от времени воем собаки Клер и всхлипываниями Герти, пытавшейся ее успокоить.

— Проклятье! — простонал Дэвид, когда Мифф вошла к нему в комнату. — Нельзя ли унять этого пса?

— Я запру его в сарай, — пообещала Мифф. — И вот что, папа, — продолжала она, стремясь вывести Дэвида из оцепенения, — нужно послать объявление в газету… И вообще впереди много дел…

— Разумеется, — с беспокойством встрепенулся Дэвид. Для него было почти облегчением освободиться от бремени дум. — Я позабочусь обо всем.

Он взял себя в руки и обдумал все, что следовало сделать: достать свидетельство о смерти, зарегистрировать кончину, поехать в похоронное бюро, отдать все распоряжения относительно похорон. Погребение на кладбище или кремация — что предпочла бы сама Клер? И какого священника пожелала бы она пригласить, чтобы отслужить панихиду, и где — на могиле или в крематории?

Бизнес, связанный со смертью, ужаснул его. Оказалось, что церемония погребения, до мельчайших подробностей разработанная, согласно закону и обычаю, совершенно не оставляет времени для печали и слез. Фирма, ведавшая похоронными делами, куда он позвонил, действовала быстро и исполнительно, но переговоры с ее елейными представителями относительно вида и стоимости услуг выматывали все нервы. Какого рода гроб должен быть доставлен? «С украшениями? Может быть, дубовый, с серебряными ручками, обитый внутри белым атласом? Катафалк, конечно, современный, а сколько карет для провожающих?»

— Боже мой! Делайте все, что нужно и как положено! — единственное что мог вымолвить Дэвид.

На следующее утро непрерывно звонил телефон, друзья и родственники выражали соболезнование; пришло множество писем, в том числе и открытки от мастерских, принимающих заказы на памятники и надгробные плиты. Из глубины сада доносился вой собаки Клер, запертой в сарае. И Герти горестно распевала «Спасенный Иисусом» и

Мы соберемся у реки,Прекрасной, прекрасной реки,Мы соберемся у реки,Что течет у престола господня.

Гвен в отчаянье кричала:

— Замолчи! Ради всего святого, замолчи, Герти!

Герти умолкала на минуту, затем с плачем начинала объяснять:

— Я только хотела утешить всех вас: сказать, что она сейчас на небесах, в славе, и что мы все тоже когда-нибудь уйдем к ней.

— Да, да. Я знаю, — отвечала Гвен, устыдившись своей несдержанности, — Но нам слишком сейчас тяжело, и ничто нас не утешит.

В день похорон дом был полон цветов. Их тяжелый сладкий аромат и опавшие лепестки оставались еще долго после того, как венки были вынесены вслед за гробом. Длинная блестящая черная машина, в которую поставили гроб, медленно двигалась по аллее, мимо темных сосен, сопровождаемая двумя каретами и пестрым скоплением машин с друзьями и родственниками. Процессия тихо двигалась по улицам предместья в туманную даль под моросящим дождем.

Когда они вернулись из крематория после краткой заупокойной службы, подавленные и обессилевшие, им ничего не оставалось, как примириться с мыслью, что от Клер осталась лишь горсть пепла. Ее любимый терьер продолжал выть. Герти плакала навзрыд. Но ни Дэвид, ни дети не могли говорить о той, чья любовь и заботы всегда согревали этот старый дом. Без нее он казался пустым и теперь уже совсем осиротевшим.

Глава II

— Как дела в лаборатории? — спросил Дэвид Нийла, который собрался ехать к себе в больницу.

Лицо Нийла оживилось, как только он заговорил о работе. У него было тонкое энергичное лицо, покрытое бледностью как у людей, ведущих затворнический образ жизни. Тонкий, с раздувающимися ноздрями, нос придавал ему самоуверенный вид. Зрачки его глаз расширились, и цвет их, обычно голубовато-серый, светлый и холодный, потемнел до глубокой синевы, взгляд зажегся энтузиазмом. Его руки, тоже оживившиеся, отбросили назад упавшую на лоб светлую прядь волос. У него были сильные гибкие кисти рук, белые, с изящно, как у женщины, отделанными ногтями.

Дэвид перевел взгляд на свои руки, загоревшие, с коротко остриженными ногтями, и отметил их разительный контраст с руками Нийла и вместе с тем сходство их нервных, сдержанных движений. Он знал, как различны они с сыном по характеру и по внешности, и в то же время чувствовал, что они прекрасно понимают друг друга.

Он восхищался высокой худощавой фигурой сына, облаченной в безупречно сшитый серый костюм, с которым гармонировал пастельно-голубой цвет его галстука и носков. Но Нийл отнюдь не был щеголем, Дэвид это знал — он был просто серьезный молодой врач, желавший, чтобы его одежда производила впечатление безукоризненной чистоты и аккуратности. Дэвид, в несвежей белой сорочке и поношенных брюках, опоясанный ремнем, чувствовал, что рядом с сыном он выглядит не слишком-то презентабельно. Нийл еще не совсем усвоил выработанную им для себя манеру держаться. В нем было еще много юношеской незрелости и недоставало мужской уверенности в себе: сталкиваясь с темными сторонами жизни вне стен лаборатории, он оказывался гораздо более уязвимым, чем сам думал.

— Я делаю по два, по три вскрытия в день, — увлеченно сказал Нийл. — Иногда по двадцать в неделю.

— Ты и выглядишь так, — усмехнулся Дэвид. — Тебе бы следовало быть побольше на солнце, сынок. Слишком много времени проводишь ты среди мертвых, — смотри, как бы не утратить интерес к живому!

— Вот уж нет! — нетерпеливо воскликнул Нийл. — Линди этого не допустит. Она тащит меня играть в теннис, как только улучит подходящий момент. Да и на всякие дурацкие приемы с коктейлем! Но, папа, неужели ты не понимаешь, что я работаю ради живых людей, когда выясняю причину смерти! Этот вопрос не дает мне покоя. Когда я стою у анатомического стола, я могу извлечь человеческий мозг и исследовать мельчайшую клеточку и мельчайшее волоконце. Ведь каждая кость, и каждый мускул, и каждый орган человеческого тела, все артерии и нервные волокна — все открыто предо мною и дает возможность ответить на вопрос: почему человек умер? За последнее время я не раз приходил к любопытным выводам, сравнивая записи диагнозов с наблюдениями, сделанными во время вскрытия.

— Черт возьми, как это интересно! — воскликнул Дэвид, радуясь тому, что ему позволено заглянуть в сокровенную жизнь сына.

— Видишь ли, я внимательно изучаю историю болезни моих палатных больных, — увлеченно продолжал Нийл, — наблюдаю симптомы, слежу за лечением и довольно часто обнаруживаю, что мой диагноз не совпадает с диагнозами лечащих врачей. Я за это время стал неплохо разбираться во многом, правильно устанавливать причину смерти. «У больного была canceroma, — заявил один из наших признанных авторитетов о больном, которым я интересовался, — он был безнадежен», — «Вы так полагаете? А я считаю, сэр, что он умер от острого приступа аппендицита. Впрочем, приходите на вскрытие и взгляните сами». Вскрытие показало, что я был прав.

— Великолепно! — воскликнул Дэвид, надеясь, что Нийл расскажет ему еще что-нибудь о своей работе. — Теперь я понимаю, почему ты так увлечен патологоанатомией.

— Но это еще не все, — нетерпеливо сказал Нийл. — Разве ты не видишь, как мертвые могут помочь живым? Они помогают нам досконально изучить человеческое тело, а это, в свою очередь, дает возможность продлевать жизнь, эффективнее бороться с болью и разными болезнями. Это ведь так важно, папа. При всех наших знаниях мы только еще начинаем учиться; начинаем смутно понимать,!

какие перемены совершаются в живой ткани, выявлять положительное или отрицательное действие лекарств на развитие клетки, на лечение болезней, почти каждая из которых имеет несколько форм. Грамм положительный и грамм отрицательный. При одной форме заболевания пенициллин помогает, при другой он противопоказан полностью или хотя бы частично.

— Грамм, насколько я понимаю, — это краситель для предметного стекла микроскопа?

— Да, да! — Нийл торопился изложить осаждавшие его мысли. — Люди умирают в результате жизни — от совокупности всего, что им пришлось в жизни испытать. Вот почему, если мы сумеем сделать условия человеческого существования благоприятными для жизни, а не для смерти, появится возможность жить до двухсот лет. Ведь верно?