Читаем без скачивания Американец - Генри Джеймс

Маркиз де Беллегард обратил на брата грозный замораживающий взгляд, и его губы раздвинулись в тонкой, словно лезвие ножа, улыбке. Стряхнув с рукава упавший с сигары пепел, он поднял глаза на карниз и наконец заложил белую руку за борт жилета.

— Я вынужден извиниться перед вами за прискорбное легкомыслие моего брата, — проговорил он, — и предупредить, что его бестактность, вероятно, еще не раз повергнет вас в глубокое смущение.

— Да, каюсь, я бестактен, — отозвался Валентин. — Я и верно ужасно досадил вам, Ньюмен? Ну ничего, маркиз все уладит, уж он-то отличается необыкновенной деликатностью.

— К сожалению, — продолжал маркиз, — Валентин так и не усвоил ни тона, ни манер, подобающих молодым людям его звания. Это глубоко печалит нашу мать, которая чрезвычайно привержена старым традициям. Прошу вас только иметь в виду, что он говорит от собственного имени, а не от лица семьи.

— Да я нисколько не сержусь на него, сэр, — добродушно сказал Ньюмен. — Я знаю ему цену.

— В старые добрые времена, — не унимался Валентин, — маркизы и графы имели обыкновение держать при себе шутов и юродивых, чтобы те острили за своих господ. Ну а нынче верзила-демократ, попав в господа, держит при себе в шутах графа. Отменное положение, но не про меня — разве я могу пасть так низко?

Маркиз упорно смотрел в пол.

— Мать довела до моего сведения, — вдруг начал он, — что позавчера вы поделились с ней своими намерениями.

— То бишь сказал, что хочу жениться на вашей сестре? — уточнил Ньюмен.

— Что вы хотели бы вступить в брак с графиней де Сентре, моей сестрой, — медленно выговорил маркиз. — Это предложение весьма серьезно и потребовало от моей матери тщательного обдумывания. Естественно, мать обратилась ко мне за советом, и я отнесся к обсуждению данного предмета со всем тщанием. Вы едва ли представляете себе, сколько соображений нам пришлось принять во внимание. Мы рассматривали вопрос со всех сторон, взвешивали все «за» и «против». В результате мы решили ответить на ваше предложение положительно. Мать просила меня известить вас о принятом нами решении. Она и сама будет иметь честь сказать вам несколько слов по этому поводу. Пока же могу сообщить, что мы — старшие члены семьи — согласны принять ваше предложение.

Ньюмен вскочил и подошел к маркизу.

— И вы не станете чинить мне препятствия? Будете меня поддерживать?

— Я намерен рекомендовать сестре дать согласие.

Ньюмен провел рукой по лицу и закрыл глаза ладонью. Сообщение месье де Беллегарда сулило победу, но радость Ньюмена была отравлена тем, что столь приятную весть приходилось выслушивать из уст маркиза, стоя перед ним навытяжку. Мысль, что этот джентльмен будет омрачать своим присутствием и приготовления к свадьбе, и саму свадьбу, наводила на Ньюмена уныние. Но он дал себе зарок пройти через все и не отступать, споткнувшись о камень на дороге. Поэтому, немного помолчав, он довольно сухо произнес:

— Премного вам благодарен, — что, как потом сказал ему Валентин, прозвучало весьма величаво.

— А я свидетель, — заявил Валентин после слов Ньюмена. — Я удостоверяю данное обещание.

Маркиз снова возвел глаза к потолку, очевидно давая понять, что сказал не все.

— Я хочу отдать должное моей матери и не могу не отдать должное самому себе, — подытожил он. — Принять такое решение было весьма нелегко. Мы сами от себя ничего подобного не ожидали. Слишком нова была мысль, что сестра выйдет замуж за… м-м-м… за джентльмена, занимающегося делами разного рода.

— Я вас предупреждал, — и, глядя на Ньюмена, Валентин поднял палец.

— И с этой новизной мы, надо признаться, еще не освоились, — проговорил маркиз. — Быть может, никогда вполне не освоимся. Но, пожалуй, сожалеть об этом не стоит, — он снова улыбнулся своей натянутой улыбкой. — Возможно, настало такое время, что новшествам должно идти на уступки. А в нашем доме долгие годы никаких новшеств не допускалось. Я высказал это соображение моей матери, и она признала справедливость моих доводов.

— Дорогой братец, — прервал его Валентин, — вот тут, боюсь, память вам слегка изменяет! Смею сказать, наша матушка славится тем, что терпеть не может отвлеченных рассуждений. Уверены ли вы, что она так благосклонно отнеслась к вашему оригинальному доводу? Сами знаете, до чего она бывает резкой. А не была ли она, наоборот, так любезна, что заявила: «А! Все эти ваши разговоры чушь и ерунда! Есть более веские соображения».

— Мы обсуждали и другие соображения, — сказал маркиз, не глядя на Валентина, и его голос слегка дрогнул. — И те, что, вероятно, являются более вескими. Да, мистер Ньюмен, мы, конечно, консервативны, но мы не фанатичны. Мы отнеслись к вашему предложению без предрассудков. У нас нет сомнений, что все произойдет к обоюдному удовольствию.

Ньюмен слушал эти речи, скрестив на груди руки и не сводя глаз с лица маркиза.

— К обоюдному удовольствию? — переспросил он, и голос его прозвучал как-то зловеще ровно. — А как может быть иначе? Если что и помешает вам получить удовольствие — ваша вина. Мне же опасаться нечего, я-то буду доволен.

— Мой брат имеет в виду, что со временем вы привыкнете к вашему изменившемуся положению, — и Валентин умолк, чтобы закурить новую сигарету.

— Изменившемуся? В чем? — тем же ровным тоном спросил Ньюмен.

— Урбан, — уже серьезно обратился к брату Валентин, — боюсь, мистер Ньюмен не вполне ясно понимает, о чем идет речь. Мы обязаны разъяснить ему.

— Мой брат со своей всегдашней бестактностью заходит слишком далеко, — сказал маркиз. — А ведь и моя мать, и я хотели бы, чтобы никаких намеков ни на что подобное не возникало. И вас мы просили бы их избегать. Мы предпочитаем раз и навсегда решить, что, поскольку вы являетесь претендентом на руку сестры, вы становитесь членом нашего круга, и никому ничего объяснять на этот счет не намерены. Если обе стороны не будут говорить лишнее, все обойдется. Словом, вот об этом я и хотел вас предупредить — мы вполне отдаем себе отчет, на что идем, и можете быть уверены, мы не изменим своего решения проявлять сдержанность.

Валентин вскинул руки вверх, а потом закрыл ими лицо.

— Я, конечно, признаю, что не слишком тактичен. Но, брат! Слышали бы вы сами, что вы городите! — и он залился долгим смехом.

Лицо маркиза слегка порозовело, но он лишь выше поднял голову, словно не желая иметь ничего общего с этой вспышкой неуместной вульгарной веселости.

— Убежден, что вы понимаете, о чем я говорю, — сказал он Ньюмену.

— Да нет! Не понимаю совершенно! — ответил Ньюмен. — Но это неважно. Мне все равно. Вернее, я чувствую, что для меня даже лучше не понимать. Если пойму, мне это может не понравиться. Может, знаете ли, никак меня не устроить. Я хочу жениться на вашей сестре — вот и все. Хочу сделать это как можно скорее и не желаю замечать ничего для себя неприятного. Мне безразлично, как все будет обставлено. Видите ли, я женюсь не на вас, сэр, а на вашей сестре. Вы не станете мне препятствовать — вот и все, что мне нужно.

— А теперь вам следует выслушать и мнение моей матери, — ответил маркиз.

— Прекрасно, с удовольствием, — согласился Ньюмен и сделал шаг к дверям, собираясь вернуться в гостиную.

Маркиз де Беллегард жестом предложил ему пройти вперед и, как только Ньюмен ступил за порог, закрыл дверь и остался с братом наедине. Ньюмен был несколько смущен дерзкими и ироническими замечаниями младшего брата, он и без них прекрасно понимал, куда клонились неприкрыто покровительственные рассуждения маркиза. У него хватило сообразительности по достоинству оценить смысл такого рода любезности, когда вас якобы стараются уберечь от оскорблений, а на деле только их подчеркивают. Однако Ньюмен был благодарен Валентину за его деликатную поддержку, которой и объяснялась непочтительность младшего брата к старшему, и меньше всего нашему герою хотелось, чтобы его друг поплатился за эту непочтительность. Сделав несколько шагов по коридору, Ньюмен приостановился, надеясь услышать отголоски гнева старшего брата, но вокруг было совершенно тихо. В самой этой тишине таилось что-то зловещее. Ньюмен понимал, что не имеет права подслушивать, и направился в гостиную. Пока он отсутствовал, там появились гости. Они группками располагались в разных концах комнаты, а двое или трое перешли в соседствовавший с гостиной маленький будуар, дверь куда была открыта и где горел свет. У камина на своем обычном месте сидела старая мадам де Беллегард, разговаривая с престарелым джентльменом в парике и пышном шейном платке, какие, верно, были в моде в 1820-х годах. Мадам де Сентре, склонив голову, внимательно слушала доверительные речи дряхлой дамы — очевидно, супруги старого джентльмена в шейном платке. На даме было красное атласное платье и горностаевая накидка, а на лбу красовалась лента с топазом. Когда Ньюмен вошел в гостиную, молодая мадам де Беллегард отделилась от группы беседующих гостей и заняла кресло, на котором сидела перед обедом. Она слегка подтолкнула стоявший рядом с ней мягкий стул и взглядом дала понять Ньюмену, что стул этот предназначен для него. Он пересек гостиную и занял предложенное место; жена маркиза интересовала и забавляла его.