Читаем без скачивания Убийство в Тауэре - Виктория Холт

У графа улучшилось настроение. Но Уилсон, как всегда, держал ухо востро. Он не доверял графине.

Когда они прибыли в Одли-Энд, все члены семейства Франсис журили ее за поведение с мужем. Она смиренно слушала, а потом принялась расспрашивать о новостях при дворе.

Франсис сделала вид, что огорчилась, узнав о смерти принца Уэльского, но ей было совершенно все равно. Она жадно ловила каждую крупицу сведений о Роберте Карре и стремилась снова попасть ко двору. В Лондоне она сможет навестить доктора Формана и миссис Тернер, а Франсис верила, что ее спасение зависит от них. Она снова увидит своего любимого Роберта, и если он и думать забыл о ней в ее отсутствие, то с помощью умного доктора и милой миссис Тернер ей скоро удастся его вернуть.

Франсис чувствовала себя несчастной, по в меньшей степени, чем в Чартли.

И в конце концов Эссекс дал согласие вернуться ко двору.

Глава 8

ВРАГИ

Свадьба принцессы Елизаветы с пфальцграфом была отложена из-за траура по принцу Уэльскому. Генрих умер в ноябре, а свадьбу отложили до февраля – это означало, что пфальцграф и его свита должны жить и развлекаться в убыток королевской казне. Яков подсчитал, что свадьба его дочери обошлась ему почти в сто тысяч фунтов.

Придворные соперничали друг с другом, чей наряд великолепнее, и Яков настоял, чтобы его Робби сверкал ярче остальных, так как это лишь соответствует его красоте. Поэтому он щедро одарил своего фаворита драгоценностями. Но, несмотря на то, что его привязанность к Роберту Карру была самой сильной, Яков не забыл и о других юношах, которые были достаточно красивы, чтобы демонстрировать подаренные им изысканные наряды и украшения.

Кроме того, королеву, которая хотя и была подавлена горем, да и в любом случае не испытывала удовольствия от свадьбы своей дочери, также нужно было дорого одеть, и цена ее гардероба составила немногим меньше шести тысяч фунтов, потраченных на свадебное платье и приданое Елизаветы.

Что до самого Якова, он должен был помнить, что он король и в присутствии иностранцев обязан хорошо выглядеть. Яков был к этому готов – лишь бы его одежда не только была расшита драгоценными камнями, но и плотно подбита и лишь бы ему не пришлось мыться.

Итак, Елизавета венчалась в Уайтхолльском соборе и прекрасно выглядела в белом платье с золотыми волосами, ниспадающими до плеч, в короне из жемчугов и бриллиантов. К венцу ее вели Карл – теперь ставший красивым и наделенным достоинством, подобающим наследнику трона, – и Генри Хауард, граф Нортгемптон. Королева тихонько всплакнула, пока архиепископ Кентерберийский проводил обряд. Яков знал, что она думает о том, что потеряла дочь, отдав ее иноземцу, как потеряла сына, отдав его смерти.

Празднества, следовавшие за венчанием, были не слишком шумными, потому что, хотя прошло уже три месяца после смерти Генриха, это печальное событие еще не забылось.

Роберт Карр предложил, чтобы прощальный банкет проходил в его собственном замке в Рочестере, и король, обрадованный возможностью видеть своего дорогого Робби хозяином, принимающим весь его двор, с радостью согласился.

Последние слова прощания были сказаны, и Елизавета отплыла из Англии к своему новому дому, а двор вернулся в замок Рочестера, чтобы еще несколько дней пользоваться гостеприимством виконта перед возвращением в Уайтхолл.

Замок, стоящий на берегу реки Медуэй, был великолепным образцом норманнской архитектуры. Он явно был построен как крепость и располагался на холме, а с главной башни открывался вид на деревню и реку. Роберт Карр гордился им, поскольку замок был местом действия многочисленных исторических событий со времени его постройки в 1088 году норманнским монахом Гундульфом, который был епископом Рочестерским и выдающимся архитектором. Это было идеальное место, чтобы принять весь двор, и то, что Роберт мог это сделать, свидетельствовало, как быстро он возвысился после смерти Солсбери.

Роберта одевали слуги в его покоях, когда человек, которого он стал считать одним из своих ближайших друзей и сторонников, попросил приема.

Это был Генри Хауард, граф Нортгемптон, который усердно обхаживал фаворита с тех пор, как понял всю твердость его обладания королевской привязанностью.

– О! – воскликнул лукавый старый придворный. – Я вам помешал!

– Нет, – ответил Роберт. – Я уже почти готов. «Боже, – подумал Нортгемптон, – какой он красавчик! И выглядит все таким же свежим и молодым, как в тот день, когда верхом въезжал на арену для турниров и так предусмотрительно свалился с коня».

– Прошу вас, садитесь! Я минут через пять буду готов к выходу в банкетный зал, – сказал Роберт.

– Тогда мы пойдем вместе, – отозвался Нортгемптон.

Ему было на руку, чтобы его видели с фаворитом – это напомнит его врагам, что у него есть высокопоставленные друзья. Добродушный и беспечный Роберт никогда не давал себе труда поинтересоваться, почему высокомерный Хауард так стремится к его дружбе, и, когда Овербери сказал ему: «Генри Хауард перестанет с тобой разговаривать на следующий же день после того, как ты лишишься королевского расположения», – он ответил: «С чего бы?» Это означало, что, пока Нортгемптон предлагает свою дружбу, Роберт Карр готов ее принять.

Роберт отпустил слуг только из вежливости, догадываясь, что Нортгемптон не хочет, чтобы они слышали их разговор, а поскольку оба являлись высокопоставленными министрами, было ясно, что они рано или поздно примутся обсуждать государственные дела. Став членом Тайного совета, Роберт чувствовал необходимость держать язык за зубами в присутствии слуг.

Когда они остались одни, Нортгемптон спросил Роберта, знает ли тот, что некий джентльмен был вынужден подписать Акт о супремации.[2]

Роберт, насколько мог, заверил его, что этого человека никто не принуждал. Нортгемптон почувствовал облегчение. Такие вопросы было лучше задавать с глазу на глаз. Нортгемптон немного волновался, поскольку, будучи тайным католиком, он не имел ни малейшего желания подписывать Акт о супремации. Он опасался, что, если тот человек, о котором шла речь, был вынужден так поступить, не исключена возможность, что приглашение поставить подпись последует и Нортгемптону.

Подписание этого акта было уловкой, которую Яков замыслил, когда ему в очередной раз требовались деньги. Он придумал заставить католиков подписать клятву, а если те станут отказываться, подвергнуть их жестоким штрафам или тюремному заключению. Поскольку папа призвал католиков не подписывать клятву, так как она содержала предложения, унизительные для католической веры, подписать ее было бы равносильно отказу от своей религии. Многие католики отказались это сделать и, следовательно, лишались собственности, на что и надеялся Яков, поскольку он выдумал этот план, чтобы раздобыть денег.