Читаем без скачивания Мемуары военного фельдшера - Клавдий Степанович Баев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лагерные полицаи часто совершенно без каких-либо причин избивали пленных. Однажды несколько подвыпивших полицаев вломились в наш корпус. Они хотели испробовать прочность своих палок на офицерских спинах. Но не тут-то было! Даже здесь, в стенах ненавистного лагеря, пленные офицеры сумели постоять за себя. Двое полицейских еле-еле унесли ноги, а троих избили до полусмерти, а затем вытолкнули наружу. Все после этого ждали, что нагрянут немцы и учинят над нами расправу. Нет, немцы не пришли. Можно думать, что полицаи не пожаловались немцам. Это, пожалуй, вернее всего. Побоялись не нас, а немцев. Раз их побили пленные, то это уже не надежные полицаи и немцы их могли попросту выгнать. А окажись они снова среди пленных, плохо бы тогда им было. Пленные ничего не забыли. Они припомнили бы все их злодеяния и рассчитались бы с ними по всем правилам. После этого случая ни один из полицаев не заходил в наш барак. Поняли, сволочи, чем там пахнет! Не на тех нарвались!
По лагерю разносятся слухи, что немцев выбили из Батайска, и уже завязываются бои за Ростов. Слухи были достоверные. Артиллерийская стрельба была уже где-то совсем рядом. И вот в один из этих дней всех пленных выгнали из корпусов на построение. Собралось все начальство и охрана лагеря. Полицаи наводили порядок, но палки в ход не пускали, хотя и махались ими. Началась проверка вещмешков и карманов. Искали огнестрельное оружие и кинжалы. Это уже не первый обыск был, так что огнестрельного оружия никто не обнаружил. А вот кинжалов несколько нашли. Проверка была, можно сказать, поверхностная. Торопились очень, так что кое у кого кинжалы должны остаться. Остальные вещи не трогали. Спросили, кто из пленных хорошо знает немецкий язык. Такой нашелся из числа пленных офицеров. Киевлянин старший лейтенант Борисенко. И вот сейчас этот Борисенко получил должность переводчика и тут же приступил к исполнению своих обязанностей.
Пленным объявили, что они переводятся в другой лагерь. Идти придется своим ходом. Расстояние будет большое. Предупредили, чтобы все слабые и больные вышли из строя. Их отправят железной дорогой. Строго предупредили, чтобы во время марша был полный порядок. Тот, кто без разрешения будет выскакивать из строя или попытается бежать, будут расстреляны конвойными. Отставать тоже нельзя.
Каждому пленному выдали по полбуханки ерзац-хлеба. Примерно через час колонна в тысячу человек под охраной многочисленного вооруженного конвоя вышла из ворот лагеря. А еще спустя полтора или два часа вышла вторая колонна в тысячу человек. В эту колонну вошел весь офицерский состав. Кроме офицеров тут много было казахов, узбеков и других народов Азии и Кавказа. Много было и русских. В общем, колонна разношерстная. А вот конвой этой колонны полностью состоял из русских и украинцев. Были среди конвойных и несколько полицаев лагеря, но большинство прибыли откуда-то новые. Все такие здоровые верзилы с красными, опухшими от вина, рожами. Может тоже были когда-то пленными, но нисколько не походят, больно уж сытыми являются. Отъелись где-то. Вооружены были по-разному: у кого наш советский автомат, у кого немецкий, а у большинства винтовки и карабины. Одеты они тоже кто во что: кто в гражданском, а кто в полувоенной форме, в нашей или немецкой. В общем, выглядели они настоящими бандюгами с большой дороги.
Начальником конвоя был немецкий офицер. С ним еще было несколько немцев, солдат и офицеров, только званием, наверно, ниже, чем у него. Этот офицер – начальник конвоя, ростом был не менее двух метров. Вместе с этой свитой находился и переводчик, ст. лейтенант Борисенко.
Когда нашу колонну выгнали из лагеря за город, уже шли бои. Поэтому первые пять или шесть километров нас гнали бегом, а потом более нормально. В начале пути убежать никому не удалось, не было никакой возможности. Обычно побеги совершали чаще всего в населенных пунктах, а сейчас нас гнали степью и даже не по дороге, так как по дороге было большое движение машин. Машины в основном шли в сторону Запада.
Когда нас выгоняли из лагеря там еще оставались не одна сотня пленных. Это те, кто не надеялся на свои силы или плохо себя чувствовал. Какая их постигла участь? Никто не знает. Но никто не верил коменданту лагеря, будь-то бы, он отправит всех их на железнодорожную станцию, а там по железной дороге повезут их до места назначения. Да и сами больные вряд ли ему верили. Немцы – народ жестокий. Будут отходить от Ростова, в лагере всех больных пленных уничтожат. Пока что они ни одного пленного, который не мог идти, в живых не оставили.
А машины идут и идут. И не пустые, а все чем-то груженые. Вывозят советское добро, то, что народ наживал годами. На некоторых машинах, груженных всякой рухлядью, сидели целые семьи. Это удирали от возмездия разного рода мерзавцы. И вот теперь, захватив свое имущество, а заодно и награбленное, они удирали вместе с оккупантами.
Уже перед вечером несколько человек начали отставать, их сначала били прикладами, а затем пристрелили. Когда начальнику конвоя задали вопрос по поводу расстрела этих пленных, он ответил, что в лагере предупреждали, раз не можешь идти, оставайся, увезут поездом. А оставлять на дороге живых нельзя, он может уйти в партизаны. На дороге начали попадаться мертвые тела пленных. Это, наверно, от первой тысячной партии. Уж если в первый день начали отставать, то что же ждет пленных впереди? Ведь каждый следующий день будет все тяжелее.
Мы с Жоркой Мухиным старались идти вместе. Он решил, во что бы то ни стало, убежать. «Рискну, а там пусть что будет! Пан или пропал! Уж, если умереть, так от пули на глазах своих товарищей, чем от голода»,– говорил он.
На ночевку нас загнали в огромный скотный двор. Все скотные дворы при немцах пустовали, жить-то в них некому было. Законных хозяев этих дворов немцы пожрали. Вот теперь они и пригодились для пленных. Внутри двора было совершенно пусто. Все сожжено. Видать, тут уже не впервые загоняют на ночевку пленных. Внутри двора пол был весь загажен. Пленные начали со стен и потолков обрывать
