Читаем без скачивания Мемуары военного фельдшера - Клавдий Степанович Баев

кое-какие доски и ломать их на дрова. Вскоре запылало несколько небольших костров. В это самое время при свете костров в скотный двор вошли около десятка подвыпивших конвойных. Они под угрозой оружия начали снимать некоторые хорошие вещи с пленных офицеров. А что тут будешь делать? Подходит к пленному офицеру, наставляет автомат или винтовку на него и приказывает снимать гимнастерку, или брюки, или сапоги, или шапку. В общем, любую вещь, какая им только понравится. Кто отказывается снимать, начинают избивать. А на офицерском составе были замечательные шерстяные гимнастерки и диагоналевые брюки. Шапки-ушанки тоже были хорошие. И вот на этой первой ночевке с меня сняли новенькую шерстяную гимнастерку. Я сначала не снимал, говорю, что зачем она тебе, ведь она все равно мала будет, не налезет. Но где там… «Самый годный! И поменьше разговаривай, да побыстрее снимай! Ну, пошевеливайся, сволочь», – кричал он. Ну что мне оставалось делать? Снимать не буду – убьет ведь насмерть. Пришлось снять. Под шерстяной гимнастеркой у меня была еще хлопчатобумажная гимнастерка, эту может и не снимут. За эту ночь со многих офицеров были сняты шерстяные гимнастерки и синие диагоналевые брюки. Снимая брюки и гимнастерку, один из пленных офицеров сказал им: «Ну что вы делаете, мерзавцы? Ведь вы же русские! Разве так можно поступать с нами? Если бы немцы раздевали, тогда еще туда-сюда». Конвойный рявкнул: «Хватит! Кому-нибудь говори, не нам, красная сволочь! Из нас каждый отсидел в тюрьме при Советах по нескольку лет, ты это понимаешь? Гадина! Быстрей раздевайся, не забывай, где находишься. Теперь наша власть!».

После ухода конвойных в другом конце скотного двора началась драка. При свете костра видно было, как там началась свалка и раздавались крики. В ход были пущены ножи. А драка началась из-за того, что у русского пленного солдата из вещевого мешка двое узбеков вырезали хлеб, выданный в ростовском лагере на дорогу. Этих узбеков кто-то заметил. Хлеб, конечно, отобрали, а драки избежать не удалось. К драке присоединились еще несколько человек, русских и узбеков. А кончилась драка тем, что зарезали двоих узбеков и одного русского. Русского зарезали совсем другого, а не того, у которого вырезали из мешка хлеб. Этот тоже получил ножевое ранение, но не сильное.

Утром началось построение. Зарезанных и заболевших ночью пленных вытащили наружу. Конвойные начали пинать больных, сильно матерились, заставляя их становиться в строй. Затем начался подсчет. Когда колонна тронулась, около больных остался конвойный, здоровый верзила со шрамом на подбородке. Взгляд у него был звериный. Вот этот самый верзила этой ночью снял с меня гимнастерку. И не только с меня. Он в эту ночь многих раздел. Когда колонна отошла от скотного двора примерно метров на пятьдесят, там раздалась автоматная очередь. Это верзила-конвоир расстрелял больных пленных. Вскоре он догнал колонну и, как ни в чем не бывало, что-то рассказывал другому конвойному, и они оба громко хохотали.

Колонна пленных сильно растянулась. Как ни ругаются конвойные, как ни бьют отстающих, ничего сделать не могут, колонна короче не становится. Тяжело было идти пленным, ведь даже пятиминутного привала не делают. Тот, кто начал сильно отставать и уже не в силах догнать колонну, оставался навсегда лежать на дороге. Почти каждый час позади колонны раздавались винтовочные или автоматные выстрелы. Мертвые тела все чаще и чаще встречаются на дороге, но эти все от первой партии. А разве от нашей колонны меньше остается?

Позади колонны на некотором расстоянии шла лошадь, запряженная в сани. На ней ехали двое немцев, которые везли вещи и продукты конвоя. И вот тех пленных, которых иногда не расстреливали конвойные, расстреливали эти немцы. Конвойные, наверно, специально оставляли для них. Пусть, мол, поразвлекаются. Да…Для всех этих подонков расстрелы пленных действительно были развлечением.

На ночевку, как и в прошлый раз, загнали в скотный двор, расположенный рядом с деревней. Около скотного двора собралось много жителей, чтобы передать кое-что из продуктов пленным. Но конвойные ничего не дали передать, и всех жителей разогнали. Сами немцы на ночь всегда уходили в деревню после того, как пересчитают и загонят в скотный двор пленных. Охрану несли эти же конвойные посменно. Сегодня ночью снова вошло несколько подвыпивших конвойных в скотный двор. Под угрозой оружия опять начали снимать вещи с пленных офицеров. Солдат пока не трогали, так как хватало офицеров. Молоденькому лейтенанту приказали снять синие диагоналевые брюки и совершенно новые яловые сапоги. «А как же я буду без сапог? Дайте хоть взамен какие-нибудь старые сапоги или ботинки»,– сказал он. «Давай, снимай, меньше разговаривай! Утром принесем какие-нибудь, а не принесем – так сойдет! Не все ли равно тебе подыхать в сапогах или босиком?». Кроме лейтенанта, еще у человек десяти поснимали брюки и гимнастерки, а у некоторых и сапоги. Один из конвойных подошел ко мне и матерно выругался: «А ну, красная шкура, расстегивай ватники! Не разговаривай!». Я расстегнул ватные брюки, под ними были синие диагоналевые. Он потрогал их руками и приказал снять. Пока я снимал брюки, он осмотрел мои кирзовые сапоги. Я думал, что и сапоги возьмет. Нет. Сапоги не взял. Или не понравились, или просто решил другие подыскать, не кирзовые, а яловые. Но если сегодня не взяли сапоги, могут это сделать завтра. Этой же ночью я по совету одного пожилого пленного бритвой изрезал голенища сапог. Теперь уж не возьмут. Не только я так сделал, уже у многих пленных были так же изрезаны голенища сапог. Раздев несколько пленных офицеров, конвоиры ушли, но не прошло и полчаса как снова вошло несколько конвоиров, но только других. Эти тоже приступили к мародерству. Также под угрозой оружия начали раздевать пленных офицеров. У одного младшего лейтенанта конвоир снял новые яловые сапоги, а взамен дал снятые с себя старые кирзовые. Но эти сапоги оказались малы, даже на босую ногу не налезают мл. лейтенанту. А конвоир уже надел его сапоги и раздевал другого офицера.

Двое конвоиров подступили к капитану и потребовали, чтоб он снял брюки и гимнастерку, а заодно и сапоги. Капитан лежал и даже не обращал никакого внимания на них. Они снова заорали на него и начали угрожать оружием. Капитан поднялся на ноги, поправил на себе ремень и обратился к ним: «Так что вы хотите от меня, господа предатели? Вам надо мои сапоги, гимнастерку и брюки? Так что-ли?». Капитан изловчился и так треснул кулаком по лицу конвойного, что у него вылетел автомат из рук и сам он отлетел