Читаем без скачивания Неукротимая Анжелика - Голон Анн

– Ну, давайте, дружок, выкладывайте все!

Эта отстраненная манера исповедника успокоила ее. Все казалось теперь нетрудным.

– Мой муж жив, – произнесла Анжелика.

Дегре не шевельнул бровью:

– Который? Ведь у вас их было два, насколько мне известно, и оба как будто покончили счеты с жизнью. Одного сожгли, другой потерял голову на войне. Или имеется еще третий?

Анжелика покачала головой:

– Не притворяйтесь, Дегре, будто не понимаете, о чем идет речь. Мой муж жив, его не сожгли на Гревской площади по приговору судей. В последнюю минуту король помиловал его и подготовил побег. Король сам признался мне в этом. Моего мужа, графа де Пейрака, от костра спасли, но, так как он по-прежнему считался опасным для государства, собирались втайне отправить в заточение в одну из тюрем вне Парижа. Но он убежал… Посмотрите эти бумаги, в них доказательства того, что это невероятное событие совершилось.

Полицейский бережно поднес загоревшийся трут к своей трубке, сделал несколько затяжек, не спеша свернул трут и только затем бесстрастно отмахнулся от стопки бумаг, которые Анжелика протягивала ему:

– Не нужно. Я знаю.

– Вы знаете?! – проронила она потрясенно. – Эти бумаги уже были у вас в руках?

– Да.

– Когда же?

– Несколько лет тому назад. Да… Мне все-таки захотелось узнать. Я поступил тогда на службу в полицию и сумел устроить так, что о моем прошлом забыли. Никто уже не вспоминал ничтожного адвоката, глупо пытавшегося защитить обреченного колдуна. С тем делом было покончено, однако иногда при мне заговаривали о нем… Говорили разное. Я стал доискиваться, копаться. Полицейским знакомы разные ходы. В конце концов я обнаружил это и прочитал.

– И вы мне ничего об этом не сказали, – прошептала она, едва дыша.

– Нет!

Он смотрел на нее, прищурив глаза за облачком синего дыма, и она чувствовала, что начинает ненавидеть его, что ей глубоко противен его вид хитрого кота, смакующего свои секреты. И вовсе он ее не любил. У него не было слабостей. И всегда он будет сильнее ее.

– Вы не забыли, конечно, моя дорогая, – заговорил он наконец, – тот вечер, когда прощались со мной в вашей кондитерской? Вы тогда сообщили мне, что собираетесь выйти замуж за маркиза дю Плесси-Бельера. И в силу какой-то непонятной ассоциации, какие бывают только у женщин, вы вдруг сказали: «Не странно ли, Дегре, что я не могу отказаться от надежды когда-нибудь увидеть его опять. Говорили… что это не его сожгли на Гревской площади…»

– Вот тогда вы и должны были поговорить со мной!

– Зачем? – сухо спросил Дегре. – Вспомните же! Вы собирались пожинать плоды сверхчеловеческих усилий. Вы ведь не жалели ни трудов, ни смелости, не брезговали самым низким шантажом, пожертвовали даже своей добродетелью. Вы бросили все на борьбу за удовлетворение своего честолюбия. И преуспели! Вас ожидал триумф. А если бы я рассказал тогда вам об этом, вы ведь все разрушили бы… ради химеры…

Она почти не слушала его.

– Вы должны были поговорить со мной, – повторила она. Подумайте, какой страшный грех вы позволили мне совершить – выйти замуж за другого, когда мой муж был еще жив!

Дегре пожал плечами:

– Жив?.. Но весьма вероятно, что он и был тем утопленником из Гассикура. Погиб ли он на костре или в воде, что это меняло для вас?

– Нет-нет, это невозможно! – воскликнула она, вскакивая.

Дегре продолжал настойчиво и безжалостно:

– Что бы вы сделали, если бы я тогда поговорил с вами? Погубили бы все, как пытаетесь это сделать сейчас. Бросили бы на ветер все: свою судьбу и судьбу своих детей. Умчались бы как безумная в поисках тени, призрака, как хотите это сделать сейчас. Признайтесь же, – в его голосе послышалась угроза, – что у вас теперь это в мыслях: уехать искать мужа, исчезнувшего десять или одиннадцать лет тому назад!

Он поднялся и шагнул к ней:

– Куда? Как? И зачем?

При последнем слове она подскочила:

– Зачем?

Полицейский смерил ее своим особым взглядом, проникавшим, казалось, до самой глубины души:

– Он был властителем Тулузы… У Тулузы больше нет своего владыки. Он правил в своем дворце… Дворца больше нет. Он был самым богатым феодалом во всем Французском королевстве. Его богатства конфискованы… Он был всемирно известным ученым… Теперь его никто не знает, да и где бы он мог заниматься своей наукой?.. Что осталось из того, что вы любили в нем?..

– Дегре, вы не способны понять, какую любовь внушает такой человек.

– Ладно, я понимаю, что он владел искусством обольщения, неотразимым для женского сердца. Но эти чары исчезли.

– Дегре, не заставляйте меня думать, что у вас так мало опыта. Вы же ничего не понимаете в том, как любят женщины.

– Немного понимаю в том, как любите вы.

Он положил ей руки на плечи и повернул так, чтобы она увидела себя в высоком овальном зеркале, окаймленном резной золоченой рамой.

– Десять прожитых лет оставили свой след на вас, на вашей коже, в ваших глазах, в вашей душе, на вашем теле. И какие это были годы! Скольким любовникам вы отдавались…

Щеки ее запылали, но она вырвалась, по-прежнему дерзко глядя на него:

– Да, я знаю. Но все это не имеет отношения к любви, которую я питаю к нему… которую буду питать вечно. Говоря между нами, господин Дегре, что бы вы подумали о женщине, получившей в дар от природы некоторые способности и не использовавшей их хотя бы частично, чтобы выпутаться из бед, когда она осталась одна, всеми брошенная, в крайней нужде? Вы бы назвали ее идиоткой и были бы правы. Пусть я кажусь вам циничной, но и сейчас, если понадобится, я не колеблясь воспользовалась бы своей властью над мужчинами, чтобы добиться цели. А мужчины, все мужчины, которых я знала после него, чем они были для меня? Ничем.

Она гневно взглянула на него:

– Ничем, понимаете? И теперь я испытываю ко всем им что-то вроде ненависти. Ко всем им.

Дегре задумчиво разглядывал свои ногти.

– Я не так уж убежден в вашем цинизме. – Он глубоко вздохнул. – Мне вспомнился один поэт-замарашка… Ну а к прекрасному маркизу Филиппу дю Плесси разве вы не испытывали никакой нежности, никакого живого чувства?

Oнa пылко встряхнула тяжелой копной своих волос:

– Ах, Дегре, вам не понять. Мне надо было ошибаться, учиться жить… Женщине так нужно любить и быть любимой… Но память о нем не оставляет меня, это незаживающая рана.

Она вытянула вперед руку и посмотрела на нее:

– Тогда, в Тулузском соборе, он надел мне на палец золотое кольцо. Это, пожалуй, единственная вещь, что связывает нас, но разве эта связь не сохраняет силу? Я его жена, и он мой супруг. Я всегда буду принадлежать ему, и он всегда будет принадлежать мне. Вот почему я отправлюсь искать его… Земля велика, но, если есть на земле место, где он живет, я отыщу его, даже если придется потратить всю жизнь на поиски… Хоть сто лет!..

Тут голос ее прервался, потому что она представила себя постаревшей, выбившейся из сил странницей на выжженной дороге.

Дегре подошел и обнял ее:

– Ну-ну, малышка, я был с вами довольно жесток, но вы, можно сказать, отплатили мне той же монетой.

Он сжал ее так, что она вскрикнула, а затем опять уселся в сторонке и с озабоченным видом задымил трубкой. Через минуту он произнес:

– Ладно! Раз уж вы решились совершать глупости, разрушить свою жизнь, лишиться состояния, а может быть, и самой жизни и никому не остановить вас, так что же вы собираетесь делать?

– Я не знаю, – ответила Анжелика и задумчиво проговорила: – Может быть, надо отыскать этого Калистера, бывшего лейтенанта мушкетеров? Только он, если помнит что-то, может избавить нас от сомнений относительно утопленника из Гассикура.

– Это уже сделано, – лаконично ответил Дегре. – Я отыскал этого офицера, допросил его с пристрастием и нашел веские аргументы, чтобы освежить его память. Он признался в конце концов, что утопленник пришелся очень кстати, чтобы можно было закрыть дело и выпутаться из скверной ситуации, но у этого утопленника было очень мало общего с бежавшим узником.