Читаем без скачивания Шестой прокуратор Иудеи - Владимир Паутов

«Ну, этот расскажет всё и покажет всех! По глазам вижу, как сильно он боится потерять свою жизнь, а если так, то это не идейный противник, который встречает смерть, улыбаясь! Наверняка ещё и золото любит!» – удовлетворённо подумал я, сделав для себя верный, как мне показалось, вывод относительно пленника, приведённого последним. Теперь дело оставалось за малым – надо было проверить правильность своих предположений.

Тем временем, схваченные моими воинами горожане немного пришли в себя. Кто-то из них даже осмелел то такой степени, что начал выказывать недовольство, протестовать и требовать своего освобождения. Их поведение меня немного удивило.

«Сделаю вид, что хочу начать со старика. Он самый старший среди всех. А потом… потом…» – обдумывая про себя план допроса, я шагнул к пленнику лет шестидесяти, стоявшему как раз рядом с тем из заложников, кто, по моему мнению, должен был сообщить о бунтовщиках все сведения. Мой тяжёлый взгляд упал на старика. Тот сразу как-то внутренне напрягся и беспокойно посмотрел на других пленников. Мне в этот миг даже показалось, что остальные заложники облегчённо вздохнули, тем неожиданнее для всех них, а для того, что с лисьей физиономией особенно, явились все мои последующие действия. Не дойдя одного шага до старика, но, миновав пленника с кривоватым ртом, которого привели последним, я вдруг резко развернулся на месте и повернулся лицом к нему. Заложник от неожиданности оцепенел. А я, чётко и медленно выговаривая каждое слово, тихим угрожающим голосом сказал:

– Я прокуратор Иудеи. Кто ты?

Вопрос был произнесён в полной тишине, а потому его услышали и другие заложники. Мои слова ввели в полное замешательство, если не сказать, в панику всех пленников. Понять этих людей можно было. Ну, кто из них ещё сегодня утром мыслил о встрече со мной, самым властным человеком Иудеи, способным в одночасье решить судьбу не только их, но и всего города. Заложник с лисьей физиономией не знал, что ответить, а посему, пожав плечами, как-то неуверенно, скривив чуть в сторону рот, пробормотал:

– Я…, я…, я вообще-то гончар.

– У тебя здесь мастерская? – тут же задал неожиданный вопрос Савл, мой помощник, подступив вплотную к иудею. И опять пленник смутился, замешкался от испуга, затянул с ответом. Вновь забегали его глаза из стороны в сторону, а после остановились и уставились на меня. А я молчал и внимательно смотрел на иудея. Молчал и мой помощник. Молчали все воины. На поляне воцарилась полная тишина, и, казалось, даже птицы боялись своим щебетом нарушать её. Пауза затягивалась. Пленник не знал, как себя вести. Глаза его вновь забегали. Руки затряслись. Он очень волновался, боялся, переживал и, не выдержав, сбивчиво заговорил.

– Нет, мастерская… вернее здесь у меня… – начал путаться пленник, поняв, видимо, что если он ответит утвердительно, то следующий вопрос для него, возможно, будет последним. Нужно отдать должное, но заложник оказался не глупым человеком. Такой вывод я сделал, наблюдая за ним. Он сразу догадался, что его обязательно не только попросят сказать, где находится гончарная мастерская, но и прикажут отвести в неё кого-нибудь из воин, дабы удостовериться в верности сказанных им слов. Я видел его состояние и догадывался о колоссальном напряжении задержанного заложника, о его внутреннем переживании: солгать мне или нет? Ведь он прекрасно понимал, что ложь для него сейчас может стать опрометчивым поступком, за который придётся расплатиться собственной жизнью. А мы с помощником были уверены, что никакой мастерской здесь у него нет. Я видел, что пленник специально затягивал время, чтобы собраться с мыслями и выпутаться из западни, в которую его сейчас загоняли. Так оно и получилось. Задержанный иудей начал говорить о каких-то трудностях, невзгодах, маленькой прибыли, непомерных налогах. Он ещё долго молол бы несусветную чушь, но его болтовню резко прервал Савл.

– Как тебя зовут? – задал вопрос мой помощник.

Пленника замолчал. Он даже немного обрадовался этому вопросу, так как Савл избавил его от вынужденной лжи по поводу своей мастерской. Задержанному показалось, что опасность миновала.

– Иуда, – быстро ответил заложник, сбитый с толку неожиданно сменившейся темой разговора.

– Откуда ты, Иуда, родом? – теперь уже его спросил я.

– Из города Кериота, поэтому все меня называют ещё Искариотом. Родители мои Рувим и Циборея из рода Дана.

– Как же ты оказался здесь, Иуда сын Рувима из Данова колена, коли Кериот, насколько я знаю, в трёхстах стадиях южнее Геброна, что в Иудее, а здесь центр Самарии? – мой вопрос поставил его в тупик.

Уроженец Кериота чуть покашлял, облизал пересохшие от волнения губы и затем вытер их тыльной стороной ладони. Он опять чуть задержался с ответом, украдкой бросая взгляд на стоявших рядом пленников.

«А он ведь с ними знаком!» – усмехнувшись, сделал я про себя неожиданный вывод.

– Так, что же ты здесь делаешь, Иуда? И знаешь ли кого-нибудь из пленников, или, может, сразу укажешь прямо на зачинщика беспорядков? – вновь прозвучал мой вопрос. Но вразумительного ответа я на него не услышал.

– Я никого здесь не знаю! И если бы даже знал… – однако закончить начатую фразу Иуде из Кериота я не дал, а, резко повернувшись к нему спиной, сразу же с аналогичным вопросом обратился к другому пленнику, юноше лет шестнадцати.

– Может, ты, дитя, укажешь на организаторов мятежа?

Заложник даже не успел раскрыть рот, да мне собственно и не нужен был его ответ. Я взглядом подал знак легионерам, и тогда один воин, стоявший позади юноши, вышел вперёд и ударил обратным концом копья в живот пленника, заставив того встать на колени. А ещё через секунду на пыльную землю рухнуло обезглавленное тело юного иудея, заливая всё кругом хлынувшей бурным потоком кровью. Все задержанные замерли от ужаса увиденного. Я же тем временем взял у одного из легионеров короткое копьё и, протянув его древко Иуде, приказал:

– Убей пленника, какого пожелаешь!

Тот посмотрел на меня расширенными от страха глазами и, не осмеливаясь принять моего предложения, быстро-быстро замотал головой из стороны в сторону и чуть попятился назад. Правда, руки его непроизвольно дёрнулись, чтобы схватить копьё. Именно в этот миг я вдруг понял, что Иуда пришёл к нам сам, добровольно, а не просто, как уверял всех, проходил мимо.

«Наверняка, он один из главарей мятежников! Поначалу он, видимо, думал, что всё обойдётся, а, увидев мой отряд, сразу задумался. За жизнь свою испугался. Вот и полез через кусты, дабы на глазах у всего города не идти к нам в лагерь. Ну, а коли это так, то он станет моим тайным соглядатаем, а для этого его обязательно надо повязать пролитой им же кровью своих соплеменников», – думал я.

– Бери копьё! Ну! – вновь прозвучал мой приказ.

Иуда стоял неподвижно. Но в том, что этот гончар станет моим соглядатаем, у меня никаких сомнений не осталось. Тем временем уроженец Кериота немного пришёл в себя. Он начал медленно пятиться, пока не упёрся спиной в острие меча, выставленного ему навстречу стоявшим позади легионером.

– Ну! Живо! Или хочешь лишиться своей молодой жизни? – крикнул я прямо в лицо Иуде. Он стоял бледный, не в силах поднять рук. И в тот же миг к его ногам рухнул ещё один пленник, кровь которого, брызнув фонтаном из страшной раны, залила всё вокруг того, кто был родом из Кериота. Иуда оцепенел. Он продолжал стоять, не шелохнувшись и не ощущая боли. Голова Иуды от приторного сладковатого запаха крови кружилась как во хмелю. Но последняя моя фраза и жуткая картина казни пленников сделали своё дело. Еле сдерживая рвотный позыв, уроженец Кериота неуверенно взял в руки копьё.

Первую свою жертву Иуда не смог убить сразу, ибо удар был слишком слабым и просто не получился. Он неумело и как-то осторожно ткнул острым наконечником дротика в живот стоявшего перед ним человека. Особого вреда этот осторожный и слабый удар не нанёс, а лишь проколол кожу. Но, когда Иуда увидел, как над его головой хищно блеснуло своим острием лезвие короткого меча римского легионера, он, зажмурив глаза, размахнулся и ударил, что было сил. Копьё легко вошло в тело жертвы, отчего Иуда даже удивился: «Надо же? Так это совсем не трудно!» Второго пленника уроженец Кериота казнил, глядя тому прямо в глаза и ощущая себя в этот миг властителем жизни и смерти. Я прекрасно видел чувства, переполнявшие Иуду в момент убийства. Их невозможно было скрыть, ибо они вылезали наружу, выпячивались из него, проявлялись метавшимися в его глазах беснующимися искрами огня властолюбия и жадности.

«Ну, всё! Теперь это мой раб! Он вкусил право распоряжаться чужой жизнью, и ему понравилось!» – размышлял я, глядя, как Иуда расправляется со своими соотечественниками и добивает раненного пленника.

– Хватит, Иуда! Молодец! А теперь говори, кто зачинщик бунта! Ты ведь знаешь! – прозвучал громко приказ моего помощника Савла. Я же молча и внимательно наблюдал за моим будущим тайным соглядатаем. Тот не выдержал долгого пристального прокураторского взгляда и отвёл глаза в сторону.