Читаем без скачивания Обряд Ворлока - Владислав Русанов

— Входи, Вратко из Хольмгарда! — повторила королева.

Ее лицо, озаренное снизу алым светом очага, а сверху гнилушечной зеленью, напоминало жутковатую маску. Воистину, привидеться такое могло лишь в ночных кошмарах. Застывшая рядом Керидвена выглядела не лучше. Даже хуже — из-за носа, напоминающего вороний клюв, и густых, сросшихся на переносье бровей. Ведьма. Как есть, ведьма.

Новгородец сбросил с плеча копье, пристукнул пятой оскепища о валун — похоже, эту пещеру стремились сохранить нетронутой, не оскверняя ее прикосновением кайла или резца каменотеса, — и поклонился.

— Поздорову тебе, великая королева. И тебе, чародейка Керидвена. — Тут Вратко увидел стоящего в тени Морврана, поклонился военному вождю. — И тебе поздорову, кеан-киннид.[12]

Сын Керидвены, уродливый горбун, которого поставили главенствовать над воинами динни ши, несмотря на презрение последних ко всему роду человеческому, оскалил желтые лошадиные зубы:

— Неужто сам бог Луг со своим копьем Ассалом к нам в гости пожаловал? Или это — Один, Отец Дружин, а копье именуется Гунгниром?

— Помолчи! — дернула плечом колдунья.

Морвран хохотнул злым, каркающим смешком, но послушался.

— Лохлайн! — зазвенел голос королевы Маб.

Воин поравнялся с Вратко, опустился на правое колено, склонил голову.

— Сколько я буду терпеть твои глупые шутки? — королева говорила ровно, без гнева, но от этого ее слова казались еще более весомыми. У словена даже мурашки побежали между лопаток, когда он на краткий миг примерил на себя шкуру провинившегося динни ши.

— Ты даешь волю своим чувствам вместо того, чтобы исполнять приказы, — продолжала правительница. — Ты испытываешь мое терпение, Лохлайн?

— Я… Я прошу простить меня, моя королева… — осипшим голосом произнес воин.

— Терпение твоей королевы не безгранично, Лохлайн, — удрученно покачала головой Керидвена. — Ты разочаровал нас.

— Я приношу свои извинения. Готов искупить вину кровью.

— Я не думаю, что ты достоин прощения, — холодно заметила Маб. — Опрометчивость в словах и поступках простительна для юнца, не разменявшего второй сотни зим. Но ты, Лохлайн… Чему будут учиться у тебя молодые воины?

— Моя королева… Я жизнь готов положить…

— Если будет нужно, то положишь. Сейчас же детской шалостью ты заставил хольмгардского колдуна прибегнуть к заклинаниям такой силы, что этот холм мог сравняться с землей. Зачем ты это сделал, Лохлайн? Может быть, ты хочешь моей смерти? Или смерти Керидвены? Или Морврана? Или, возможно, ты желаешь разрушить в прах наши Полые Холмы?

Плечи динни ши напряглись.

— Тебе известна моя преданность, моя королева.

— Которая перемежается с мальчишескими выходками? Ты разочаровал меня, Лохлайн. Передай Риордану — отныне он командует твоей полусотней. Ты не возражаешь, Морвран?

— Нет, моя королева, — скрипнул сын Керидвены.

— Хорошо. Ступай прочь, Лохлайн.

Воин поднялся с каменным лицом. Отвесил королеве учтивый поклон. Развернулся и прошагал мимо Вратко с гордо поднятой головой.

Чародейки проводили его суровыми взглядами.

Новгородец подумал, что наказание, постигшее динни ши, слишком уж серьезное, не по величине проступка. Хотя, с другой стороны, кто он такой, чтобы оспаривать слова королевы малого народца? И откуда он знает, что вытворял горячий Лохлайн раньше? Может, и вправду чаша терпения уже переполнена? Тогда и леший с ним…

Парень хотел спросить королеву Маб, зачем она его позвала, но потом сообразил, что это будет крайне неучтиво — первым заговаривать с хозяйкой. Пускай сама скажет, чего хочет. Хотелось бы еще узнать, почему в течение десяти дней она скрывалась… Ну да ладно. Не все же сразу.

А пока он решил оглядеться, куда попал.

Пещера мрачная, не похожая на те, в которых словену доводилось бывать раньше. Очень высокая — «потолка» не видать. Широкая. А затаившиеся между стволами каменных деревьев тени наводили на мысль о ее бескрайности. То ли стол, то ли алтарь, стоявший почти у входа, казался вырубленным из цельного камня. Возможно из «пенька» каменного столба. Он был, похоже, единственным, к чему прикасалась рука человека… Ну, или рука Туата Де Дананн, или рука цверга,[13] или кто там еще мог работать с камнем в йоркширских холмах? Даже принятая парнем за очаг груда тлеющих углей лежала просто в углублении, очевидно принесенная сюда с неизвестной целью.

А вот позади алтаря!..

У Вратко глаза полезли на лоб, когда сквозь мутноватый, но прозрачный камень (а может, лед?) он разглядел закостеневшее в нелепой позе тело человека.

Зрелище сразу вызвало в памяти забавные безделицы, виденные еще на родине. Пруссы и жемайты, живущие на берегах Варяжского моря, иногда привозили на новгородский торг осколки медово-желтых, теплых на ощупь камней. Купцы называли его алатырь,[14] ценили не очень дорого за ломкость и податливость огню. Поговаривали, будто из него был некогда построен замок подводной царевны Юрате, разрушенный стрелами-молниями грозного жемайтского бога Перкунаса — он разгневался, что морская владычица предпочла ему простого рыбака. Выточенные из алатыря бусы, благодаря яркому живому цвету, теплу и, что тоже немаловажно, дешевизне, пользовались спросом среди новгородских молодиц и девок. А больше всего ценились те камушки, в которые неведомым промыслом попали всяческие букашки-комашки: мухи, муравьи, жуки-долгоносики, комары…

Вот и заточенный в мутноватый плен мужчина — судя по длинной белой бороде, старик, статный и высокий, не уступающий ростом Гуннару, — напоминал эдакого жука-переростка, попавшего в середку медвяного алатыря. Он воздел руки, будто бы грозя обрушить кару на неведомых врагов. Его глаза сверкали даже сквозь дымку и легкую паутину трещин. Посох, зажатый в мосластой правой руке, и замысловатый оберег на груди не оставляли сомнений — в камне заточен волшебник. Причем силы немалой. Если королеве Маб удалось с ним справиться, то непонятно, зачем ей могла понадобиться помощь Вратко? Да она размелет в мелкую пыль всех христианских монахов, какие найдутся в английских землях, даже если они соберутся в кучу. А после по ветру развеет, чтобы и следа не оставалось от римской церкви на островах. Ей отец Бернар, с его молитвами и мощами-реликвиями, на один зуб. Как воробей степному орлу. Как пескарь щуке. Как мышь-полевка клыкастому волку…

— Это Мирддин, — проследила взгляд Вратко королева. — Искусный бард и могучий друид, в совершенстве владеющий чародейством. Его история очень поучительна и неразрывно связана с именем вождя скоттов Артуриуса…[15] Но стоит ли сейчас тратить драгоценное время на воспоминания былого?

— Если это не помешает нам выполнить то, ради чего мы здесь собрались… — осторожно ответил новгородец.

— Мне кажется, не помешает, — вмешалась Керидвена. — А кое-кому послужит и уроком.

«Кому же это? — подумал парень. — Неужели они нарочно привели меня в эту пещеру, где заточен с незапамятных времен старик чародей, чтобы напугать, показать свою силу?»

— Ты несправедлива к Вратко из Хольмгарда, — на удивление мягко проговорила Маб. — Он еще ни одним поступком не поставил под сомнение крепость нашего договора. И не поставит, я думаю.

«Теперь уж, конечно, не поставлю. Нет у меня ни малейшей охоты оказаться рядом с этим выпучившим глаза старцем. Чем он им насолил, любопытно знать?» — подумал парень. Но вслух сказал:

— Я держу однажды данное слово. Но судьба Хродгейра заботит меня, признаться, больше, чем посмертие этого Мирддина, сколь сильным ворлоком он ни был при жизни.

— Что же именно так заботит тебя, Вратко из Хольмгарда? — чуть-чуть приподняла бровь королева.

— Вот уже десять дней, как мы гостим у тебя, великая королева. А Хродгейр Черный Скальд остался наверху, в окружении врагов. Что, если он ранен и нуждается в помощи лекаря? А вдруг он попал в плен? Слишком много времени…

— Не берись судить о том, что недоступно твоему скудному разуму! — прервала его речь Керидвена. — За время, проведенное вами в Полых Холмах, с Хродгейром не могло ничего случиться!

— Это еще почему? — искренне удивился Вратко. — Разве десяти дней мало?

— Я могу доказать! — воскликнула чародейка, но королева Маб остановила ее движением руки.

— Ты, очевидно, не знаешь, Вратко из Хольмгарда, — сдержанно проговорила она, — что время у нас и наверху течет с разной скоростью.

— Это как? — новгородец разинул рот. Он о подобном даже не слышал никогда. Время, оно время и есть. С ним ничего сделаться не может. Чай, не ручей, чтобы то быстрее, то медленнее течь.

— Так повелось с незапамятных времен, — пояснила Маб. — Догадываюсь, о чем ты думаешь, но это не моя заслуга…