Читаем без скачивания Тайный заговор - Филипп Ванденберг

Мать Бродки была женщиной без прошлого — даже в том возрасте, когда прошлое приобретает все большее и большее значение.

Насколько помнил Бродка, мать никогда не обременяла себя постоянной работой. Единственное, что было постоянным в ее жизни, — это курсы лечения, которые она проходила весной и осенью каждого года и к которым относилась со всей серьезностью.

Когда Бродка открыл секретер, его внешняя панель превратилась в письменный стол и оттуда вывалилась куча бумаг: выписки из банковских счетов, акции, квитанции и какие-то справки. Бродка никогда не сомневался в том, что его мать была зажиточной женщиной, но теперь, увидев счета и справки, он понял, что она была богата, а может, даже очень богата.

В одном из маленьких ящичков Бродку ждал сюрприз, наполнивший его ужасом и удивлением: «Вальтер ППК» калибра 7,65 и двадцать патронов к нему.

Осторожно вынув оружие из ящика и так же осторожно переложив его из руки в руку, Бродка внезапно рассмеялся. Его почти трясло от смеха, пока он наконец не откашлялся, заставив себя успокоиться. Он задумчиво прошелся от секретера к двери и обратно. Надо же, его мать с пистолетом в руке!

В этот момент раздался звонок в дверь.

Бродка резко остановился, словно проснувшись.

Открыл двери.

На лестничной площадке стояла пожилая, хорошо одетая женщина со светлыми тонкими волосами, уложенными в высокую прическу.

— Вы, наверное, сын, — произнесла она несколько высокомерно, и при этом ее черные подкрашенные брови чуть поднялись.

— А вы кто?

— Моя фамилия фон Вельтховен. Я… была соседкой вашей матушки. — Она повернулась и кивнула на противоположную дверь.

Бродка хотел протянуть незнакомке руку, но в правой руке у него по-прежнему был пистолет. Переложив оружие в левую руку и спрятав его за спиной, он пригласил женщину в квартиру.

— Я знала, что у Клер было оружие, — заметила госпожа фон Вельтховен и, выдержав небольшую паузу, продолжила: — Хотя, вообще-то, я не очень много о ней знала. Думаю, во всем мире не было человека, который знал бы ее хорошо.

— Вы дружили?

— Дружили? Как вы могли подумать! Клер всегда жила отчужденно, словно отгородившись от мира таинственной стеной. Она называла меня по имени, но мы всегда обращались друг к другу на «вы». Я знала о Клер очень мало. Разве что… что у нее есть сын. — Женщина указала на фотографию в рамке, стоявшую на комоде.

Бродка молчал.

— Думаю, она жила в постоянном страхе, — задумчиво произнесла соседка и огляделась по сторонам, словно что-то искала. — Тяжело свыкнуться с мыслью, что она умерла. — Внезапно госпожа фон Вельтховен посмотрела на Бродку. — Я знаю, ваши отношения с матерью были не самыми лучшими.

Бродка пожал плечами.

— Честно говоря, у моего горя есть границы. Я едва знал свою мать, ибо каждый из нас жил своей собственной жизнью. Она непостижимым образом умудрялась держать меня на расстоянии. — Он помедлил, прежде чем продолжить: — У меня такое ощущение, будто я узнаю ее только сейчас… чем больше ящичков и дверей открываю.

Госпожа фон Вельтховен кивнула. А потом вдруг спросила:

— Вам известно, как умерла ваша мать?

— В бумагах написано «остановка сердца».

— Клер пригласила меня на чашку чая, что случалось довольно редко. Мы сидели здесь, друг против друга. Вдруг она стала хватать ртом воздух и безмолвно обмякла в кресле. Врач пришел всего через десять минут… но было уже слишком поздно. На похоронах была я одна.

— Значит, это вы разыскали меня в Америке?

— Нет, — ответила госпожа Вельтховен, — наверное, это работа чиновников.

— А как объяснить охапки цветов на могиле?

— Я посчитала, что они от вас.

— Вы ошиблись. Когда я узнал о смерти матери, она была уже в земле.

Похоже, слова Бродки смутили гостью. Она нахмурилась.

— Должна сказать, — заметила она после продолжительной паузы, — вашу мать никогда не посещали гости, но на следующий день после ее смерти пришли двое представительных, хорошо одетых мужчин и попросили, чтобы я впустила их в квартиру.

— И что? Вы их впустили?

— Конечно нет, умоляю вас. Хотя они представились и стали утверждать, что являются родственниками покойной, у меня не было никакого права впускать их в квартиру вашей матери. Надеюсь, я поступила правильно. Вы знаете, кто могли быть эти господа?

Бродка пожал плечами.

— Не имею ни малейшего понятия. Могу только поблагодарить вас за то, что вы поступили именно так.

Снова возникла пауза. Оба собеседника оглядывались по сторонам, словно искали ответы на свои вопросы. Когда их взгляды наконец встретились, Бродка, не сумев скрыть смущения, спросил напрямик:

— Что вы имели в виду, когда сказали, что моя мать жила в постоянном страхе?

— Честно говоря, я вряд ли сумею объяснить это. Просто у меня было такое ощущение. Конечно, некоторые женщины по своей природе пугливы, но поведение Клер не укладывалось в привычные рамки и свидетельствовало о другом страхе. Она была крайне впечатлительна, недоверчива, я бы сказала, уклончива… даже по отношению ко мне. А когда я об этом с ней заговаривала, она пряталась в свою раковину и могла бесконечно отмалчиваться, словно желая наказать меня за нескромный вопрос. Но теперь вы должны меня извинить. — Госпожа фон Вельтховен протянула на прощание руку и исчезла.

Прикосновение ее мягкой руки показалось Бродке неприятным. Почему-то у него возникло ощущение, что за внешней жеманностью этой женщины скрывались расчет и лукавство. Но возможно, дело было в необычной атмосфере квартиры.

Здесь было не топлено, и продрогший Бродка вскоре решил, что пора уходить.

На улице ему в лицо ударил влажный ледяной ветер.

Свой «ягуар» Бродка оставил на противоположной стороне улицы, однако, переходя проезжую часть, даже не обратил внимания на оживленный поток машин. Он вынул из кармана ключ, собираясь открыть дверь машины, как вдруг раздался странный звук, заставивший его вздрогнуть. Это было похоже на выстрел, правда, не такой громкий и угрожающий, но уже через какую-то долю секунды Бродка почувствовал сильный удар по правой икре.

Он инстинктивно обернулся и бросил взгляд на другую сторону улицы, где в тот же миг полыхнуло пламя из дула какого-то оружия. Через несколько секунд последовала очередная вспышка. Одна из пуль с металлическим звуком вошла в заднюю дверь автомобиля.

Реакция Бродки была скорее подсознательной. Он открыл дверь со стороны водительского сиденья, упал на него, прижался головой к соседнему сиденью и застыл от охватившего его ужаса.

Сколько он пролежал так, сказать было трудно. И только стук в окно вернул его к действительности.

— Вы ранены? — услышал Александр взволнованный голос со стороны запертой двери.

Бродка поднялся. Снаружи стоял полицейский. Ярко сверкала синяя мигалка патрульной машины.

— Вы ранены? — повторил полицейский, осторожно открывая дверь.

— Нет, нет. Все в порядке, — пробормотал все еще не пришедший в себя Бродка.

— Кто-то стрелял в вас. Вы ранены в ногу, — сказал полицейский, помогая Александру вылезти из машины. Он указал на кровоточащую лодыжку и след от выстрела в задней двери «ягуара»: на металлической поверхности осталась вмятина, а в центре ее — пробитая пулей маленькая черная дырочка. Полицейский внимательно смотрел на Бродку.

— Вам очень повезло. Откуда стреляли, господин…

— Бродка, — сказал Александр, чувствуя, что постепенно успокаивается. Он указал на другую сторону улицы. — Выстрелы шли оттуда. Но они предназначались не мне. Наверняка не мне. Кому могло понадобиться стрелять в меня? И прежде всего, по какой причине?

После того как врач «скорой помощи» обработал рану на лодыжке, Бродку доставили в полицейский участок, где его допрашивал комиссар криминальной полиции. Уточняя подробности преступления, он явно сомневался в заверениях Бродки, что тот попал в перестрелку случайно. Комиссар, этот старый лис с седыми вьющимися волосами и темными кустистыми бровями, кисло улыбнулся и сказал, барабаня пальцами по столу:

— Вы фотограф и фоторепортер, господин Бродка. У человека вашей профессии наверняка могут быть враги, разве не так?

— Враги? Возможно. Каждый человек испытывает личную неприязнь к кому бы то ни было и имеет пару-тройку соперников. Но подобное соперничество вряд ли предполагает выяснение отношений с помощью оружия!

— Тут вы, вероятно, правы, — задумчиво произнес комиссар. — Но в случае с этими выстрелами речь не идет о каком-то соперничестве. Я предпочитаю исходить из того, что они предназначались именно вам. Но при этом вас не должны были серьезно ранить или вообще убить. Преступник не был киллером. Он целился в ноги. Он хотел вас предостеречь, возможно, хотел заставить задуматься. Вы знаете, кто так поступает?