Читаем без скачивания Тайный заговор - Филипп Ванденберг

— Что с тобой? Ты поранился? Почему ты не говоришь, что случилось?

Бродка знал, как бывает настойчива Жюльетт. Он знал, что если она чем-то заинтересуется, то от нее невозможно отделаться. Поэтому, стараясь сохранять беспечный вид, он сказал:

— Не беспокойся, Жюльетт, все образуется. Я думаю, это была ошибка. В меня… в меня стреляли.

— Кто? — в ужасе воскликнула Жюльетт. — Когда это произошло?

Бродка схватил Жюльетт за плечо.

— Пожалуйста, не привлекай внимания. Ничего же не случилось. Просто царапина, не более того. Я совершенно уверен, что случайно оказался в ситуации, которая…

— Случайно? — Жюльетт нервно засмеялась. — В тебя попала пуля, а ты говоришь о случайности.

— Но кто мог в меня стрелять?

— Откуда я знаю! Почему в газетах ничего не писали?

— Потому что я настоял на этом.

— Где это произошло?

— Перед домом моей матери. Я укрылся в своей машине.

Жюльетт изучающе поглядела на Бродку.

— И что предприняла полиция?

— Ведется следствие. Но преступник или преступники скрылись благодаря оживленному движению. Черт его знает, в кого стреляли эти парни. — Он заколебался, но все же добавил: — Комиссар, который брал у меня показания, между прочим, заявил, что это целенаправленное нападение, что меня таким образом хотели предупредить.

— Боже мой! — Жюльетт зажала ладонью рот. — Предупредить тебя? О чем? Ты что-то от меня скрываешь?

Бродка потупился, словно мальчишка, которого уличили во лжи.

— Я не хотел тебя тревожить, любимая, поверь мне. Я и сам не знаю, во что я вляпался. Когда я вернулся домой и прослушал автоответчик, незнакомый голос сказал, что я должен прекратить копаться в жизни матери, что это, мол, серьезное предупреждение.

Жюльетт задрожала, и Бродка понял, насколько она взволнована. Женщина то и дело качала головой, жестикулировала, и Бродка заметил, что их разговор начал привлекать внимание присутствующих. Пытаясь успокоить Жюльетт, он подчеркнуто спокойным голосом произнес:

— Я действительно не знаю, о чем идет речь. Вся эта история такая… нелепая. Но поверь мне, очень скоро выяснится, что все это досадная ошибка. В любом случае при всем желании я не могу представить, чтобы моя мать имела дело с мафией или с какими-нибудь негодяями.

Он засмеялся, но лицо Жюльетт оставалось серьезным и взволнованным.

— Позаботься лучше о своих любителях искусства, — сказал Бродка.

Она чуть помедлила, но, тем не менее, вернулась к гостям.

Картины, перед которыми толпились посетители, вызывали у многих присутствующих шумное восхищение. Бродка, любивший гармонию и красоту, не мог разделить их воодушевления. Ему больше нравились Маке с его веселыми фигурками и Нольде, работы которого светились синими и красными красками. Кубизм казался Александру слишком мрачным, вымученным и мистическим. Поэтому он принялся наблюдать за восхищенными гостями, которые — все до единого — были одеты с иголочки и общались между собой на недоступном для других интеллектуальном языке.

В воздухе витал привычный аромат вернисажа — смесь сигаретного дыма, духов и красного вина, способная вскружить голову даже нормальному человеку. Отовсюду слышались более или менее профессиональные фразы. Это была атмосфера, в которой Бродка чувствовал себя неуютно.

Он надеялся, что любители искусства скоро разойдутся и они с Жюльетт проведут прекрасный вечер.

Держа в руке стакан апельсинового сока, Бродка протолкался сквозь ряды посетителей к Жюльетт, находившейся в дальней части зала и всецело поглощенной разговором с пожилым господином. И вдруг Бродка остановился. Ему показалось, что среди обрывков фраз, долетавших до него, он различил мужской голос, от которого у него по спине побежали мурашки. Он не решался повернуться и посмотреть на человека, говорившего с сильным иностранным акцентом и произносившего «р» так, словно вместо языка у него был осиновый лист.

Это был тот самый грассирующий голос, который Бродка слышал на своем автоответчике. Он изо всех сил попытался сконцентрироваться и выделить этот голос из общего смеха, болтовни и споров. Сомнений не осталось. Александр был совершенно уверен: это тот самый голос, который он уже слышал.

Пока Бродка размышлял, как вести себя в сложившейся ситуации, к нему подошла Жюльетт и, взяв его под руку, энергично потащила в сторону. Бродка сопротивлялся, пытался вырвать руку, хотел объяснить Жюльетт, что он только что услышал, но она, казалось, была так же взволнована, как и он. Она торопливо шла, продолжая тянуть его за собой.

— Ну идем же! — шипела она. — Пожалуйста!

В углу Жюльетт остановилась. У Бродки появилось ощущение, что она хотела спрятаться за ним. Александр видел, как сверкали ее глаза. Она была одновременно разъяренной и испуганной. Ему еще никогда не доводилось видеть у нее такого выражения лица. Жюльетт, будучи на голову ниже Бродки, посмотрела на него снизу вверх и в отчаянии произнесла:

— Мой муж здесь. Он совершенно пьян, едва стоит на ногах. Что мне делать? — Она зажала ладонью рот.

Бродка, по-прежнему ломавший себе голову над мужским голосом, задумчиво спросил:

— Где он?

Жюльетт судорожно сглотнула, затем сделала глубокий вдох.

— Вон там. Как я ненавижу этого человека! Я готова его убить!

Бродка украдкой посмотрел в противоположный угол зала. Он еще никогда не видел профессора, даже его фотографии, хотя знал об этом человеке практически все. Теперь же, глядя на Коллина, Бродка удивлялся тому, что у него не было никакой ненависти к нему, чего он, вообще-то, ожидал. Жалкая фигура, стоявшая в одиночестве и уставившаяся невидящими глазами в пустоту, вызывала у него только сочувствие. Профессор выглядел таким потерянным и одиноким, словно рядом с ним никого не было.

Гинрих Коллин был мужчиной невысокого роста, чуть выше Жюльетт, с большими залысинами, неприглядный. Человек, не знавший профессора, мог бы принять его за чиновника какого-нибудь учреждения. На нем был серый костюм, наверняка дорогой, и все же он казался оборванным, даже опустившимся. Галстук развязался и свободно висел вокруг шеи. И только очки в золотой оправе придавали ему некоторое сходство с профессором.

Украдкой разглядывая Коллина, Бродка все еще слышал чужой угрожающий голос с автоответчика и раздумывал, стоит ли рассказывать об этом Жюльетт. По мере того как Бродка размышлял, у него появлялось все больше сомнений: а может, все это только кажется и собственный разум сыграл с ним злую шутку? Учитывая напряжение последних дней, он, скорее всего, видел то, чего на самом деле не было. Боже мой, да что это с ним?

Голос Жюльетт вернул Бродку к действительности.

— Если Гинрих явился сюда, значит, не жди ничего хорошего. Он еще никогда не приходил на вернисаж. Господи, что же делать? Я ведь не могу вышвырнуть его! Но я знаю это выражение лица. Еще немного, и он начнет скандалить, как пьяный сапожник. А ведь здесь люди из мюнхенского общества… И пресса тоже… Если он будет продолжать в том же духе, он уничтожит себя и свою клинику. И меня заодно!

Пока она говорила, Коллин уже начал цепляться к гостям, громко обзывая их. Жюльетт подошла к мужу в надежде успокоить его. Одновременно она пыталась затолкнуть пьяного профессора в дальний офис. Сначала Бродка лишь наблюдал за этой сценой, оставаясь в стороне, но когда Коллин начал сопротивляться более буйно, стал сильно размахивать руками и, наконец, принялся угрожать жене, Александр пришел на помощь, схватил покачивающегося мужчину за руку и вместе с Жюльетт увел его из выставочного зала.

В офисе Коллин, покачиваясь, подошел к креслу и обессиленно рухнул в него. Голова его свесилась набок, тело обмякло. Он пробормотал что-то нечленораздельное и вскоре заснул, дыша открытым ртом и громко похрапывая при этом.

Незадолго до полуночи, когда ушли последние посетители, Бродка и Жюльетт усадили по-прежнему храпевшего профессора на заднее сиденье машины. Жюльетт не хотелось, чтобы Бродка провожал ее, но тот настоял на своем.

— Твой муж совершенно пьян, — заявил он. — Я поеду с тобой. Кроме того… как ты собираешься заносить его в дом сама?

Поездка в Богенхаузен, на восток города, где Коллин и его жена жили на роскошной вилле, прошла почти в полном молчании. Бродка сидел за рулем, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида и стараясь не спускать глаз с пьяного, постоянно бормотавшего что-то себе под нос. Через какое-то время Жюльетт приглушенным голосом произнесла:

— Теперь, когда ты с ним познакомился, можешь представить, с кем я живу вот уже пятнадцать лет.

Бродка прижал указательный палец к губам, давая понять, чтобы она помолчала.

— Да какая разница! — вспылила Жюльетт. — До завтрашнего утра он не будет ничего соображать.

— А завтра утром?