Читаем без скачивания Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа

Я сел прямо в кустах и громко заплакал. Потом, видно, вино на меня подействовало, и я уснул.

…Разбудило меня солнце. Я протер глаза: кругом травка, журчит ручеек. Рядом со мной лежит Гуласпир и храпит. Лицо у него какое-то веселое, даже улыбающееся. Я увидел, что на одной ноге у него нет ни сапога, ни носка и пальцы скрючены, видно от холода. Я решил немного согреть его и осторожно положил сверху свою ногу, но тут же получил такой удар в лицо, что в глазах у меня потемнело. Я попытался открыть их, но не смог, левый глаз был залеплен липкой грязью.

«Чего ты от меня хочешь?» — закричал я.

«Тебе больше полагалось, — замахнулся Гуласпир на меня кулаком. — Ты заслужил. Мать твою жалко, и потому только прощаю тебя».

— В чем было дело? — без особого интереса спросила я.

Пауза.

— Как будто вы не знаете, за что, — он в упор посмотрел на меня.

— Нет, не знаю, — пожала я плечами и улыбнулась.

— Вы не знаете, в чем обвинял меня Гуласпир Чапичадзе?

— Откуда я могу знать? — удивилась я. — Я же вам сказала, что он мне ничего не говорил!

— Значит, Гуласпир вам ничего не говорил? — с сомнением повторил он и, вскочив, стал быстро ходить взад и вперед. Потом он остановился и опять посмотрел на меня. — Так, значит, вы не знаете, в чем меня обвинял Гуласпир? Не знаете? Ну хорошо, пусть будет так. — И он насмешливо улыбнулся, мол, Евдокиме Табатадзе не такой уж наивный человек, чтобы поверить, что мне действительно ничего не известно.

Он сел на стул, разлил по стаканам водку и испытующе посмотрел на меня.

— Я не для того к вам пришел, чтобы рассказывать всю эту историю, калбатоно Эка, — чуть слышно произнес он.

— Знаю, — сказала я и пригубила стакан.

— Вы догадались? — улыбнулся он, и его и без того красное лицо стало еще краснее.

— Конечно! — улыбнулась я в ответ.

— Судьба моего сына в ваших руках, калбатоно Эка! — сказал он и опустил голову.

— Летом он кончит школу, а там вы устроите его в институт.

— Да, так это и будет! — убежденно сказал Евдокиме. — Это уже решено. — Потерев руки, он наклонился ко мне и громко добавил: — Но дело в том, что Калистратэ должен окончить школу на пятерки.

Только тут я догадалась, зачем ко мне пожаловал Евдокиме, и рассердилась.

— Это сказка! — холодно сказала я и встала.

Пауза.

— Учителя помогут ему, калбатоно Эка!

Я вспыхнула.

— Какие учителя? — почти срываясь на крик, спросила я.

Евдокиме опешил. Краска сбежала с его лица, мне даже показалось, что он испугался. Он отступил на несколько шагов.

— Значит, ничего не выйдет? — глухо спросил он.

— Ничего!

— Тогда я должен перевести мальчика в другую школу.

— Забирайте! Сейчас же заберите его! — опять громко сказала я, презрительно глядя на Евдокиме.

Пауза.

— Вам его не жалко? — Он насмешливо оглядел меня с головы до ног, кашлянул, потом с трудом раскурил папиросу и, холодно бросив «до свидания», ушел.

Он уже был у калитки, когда я крикнула, чтобы он подождал меня, и бросилась в комнату. Схватив сверток, я выбежала во двор.

— Вот, вы забыли. — Я протянула Евдокиме сверток и распахнула перед ним калитку.

Он ничего не ответил, взял сверток под мышку и быстро зашагал прочь.

На другой день Евдокиме забрал своего сына из Хемагали.

В том году у нас три человека окончили школу на золотую медаль, и из трех медалистов только один поступил в сельскохозяйственный институт. А Калистратэ оказался на историческом факультете Тбилисского университета. Получив диплом, он устроился инспектором в отдел просвещения.

…Когда Калистратэ сказал мне, что он не в силах сделать невозможное, потому что он человек маленький, я почему-то вспомнила то посещение его отца.

Калистратэ продолжал что-то говорить, но я его не слышала. Мне стало плохо, и, чтобы не упасть со стула, я стала смотреть в одну точку на стене.

— Перебирайтесь в Хергу, и я сегодня же назначу вас инспектором. Вот это я могу сделать, — донесся до меня громкий голос Калистратэ.

Я с трудом пришла в себя и, встав, внимательно посмотрела на своего бывшего ученика. Он мне показался каким-то беспомощным и жалким. Вышла я от него, не попрощавшись.

День был жаркий, и прохожие спешили укрыться от палящих лучей солнца на теневой стороне улицы. Я пошла по солнечной стороне.

От мощенной булыжником мостовой поднимался пар.

На солнечной стороне улицы было тихо и безлюдно, и в ушах у меня продолжал звучать резкий голос моего бывшего ученика: «Семнадцать учеников и два преподавателя… Есть из-за чего огород городить?»

…Гуласпир и Александре оставили своих лошадей в тени, а сами стояли у дверей книжного магазина и ждали меня.

Увидев меня, Гуласпир поспешил мне навстречу.

— Что с тобой, Эка? Идешь по самому солнцепеку, а зонтик не раскрыла.

Очнувшись, я открыла зонтик и взглянула на Гуласпира.

— Ты очень задержалась. Ночи теперь темные, и мы должны выехать отсюда пораньше.

— Что, кавалеры, испугались? — пошутила я.

В книжном магазине не было видно ни души. Единственная продавщица, спасаясь от жары, открыла заднюю дверь магазина и сидела на сквозняке, обмахиваясь веером. Она узнала меня и, поздоровавшись, показала рукой на кабинет заведующего. Я поняла, что он у себя.

Заведующий был явно не в духе. Стул-то он мне подал, но на меня не взглянул. Этот сладкоречивый человек, всегда подробно расспрашивавший меня о школьных делах, встретил меня ледяным молчанием.

— Рассиживаться мне у вас некогда, меня ждут соседи. Я хочу воспользоваться случаем и сегодня же заберу учебники и тетради.

Заведующий достал из ящика стола приходно-расходную книгу, перелистал ее и, взглянув на меня, надтреснутым голосом спросил:

— Вы были в отделе просвещения, калбатоно Эка?

— Была.

— И что, вам ничего там не сказали?

— Сказали.

— Можно узнать, что?

— Ничего хорошего. Отдел просвещения думает закрыть школу в Хемагали.

— Какое там думает! — воскликнул заведующий. — Отдел просвещения уже закрыл вашу школу. Вот, убедитесь сами! — И он показал мне в своем талмуде зачеркнутую страницу.

У меня оборвалось сердце. Я вдруг почувствовала себя такой беспомощной и бессильно опустилась на стул. Смотрю я и ничего не вижу, только искры перед глазами мелькают. Потом все погрузилось во мрак.

— Ну что вы так! — вернул меня к действительности громкий голос заведующего магазином. Потом, перегнувшись через стол, он прошептал: — Часть учебников я вам дам сейчас же, а завтра поеду в Тбилиси и постараюсь что-нибудь для вас сделать… Хотя вам учебники