Читаем без скачивания Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа

Реваз еще раз посмотрел на часы и решительно сказал:

— Я отправлюсь в четыре часа.

«Упрямец. Раз сказал, что поедет, значит, поедет», — подумал Константинэ и стал разливать вино.

— Вот там, видишь, новые дома? В них живут наши переселенцы, твои бывшие соседи по Хемагали — Джиноридзе, — с гордостью сказал Леван.

— Правда, хорошие дома построили? — заметил старший Какубери.

— Джиноридзе и в Хемагали неплохие дома имели, а дворы у них там были побольше.

— Трудолюбивый народ. На таких, как они, совхоз и держится, — простодушно сказал Лонги.

— А какие виноградники у них были в Хемагали! Разве итхвисская лоза сравнится с хемагальской! Да никогда!

— Возможно, — с какой-то покорностью отозвался Леван.

— Это на самом деле так, — повысил голос Реваз. — В Итхвиси, кроме цоликаури, не приживается никакая лоза, а в Хемагали — пожалуйста: и цоликаури, и алиготе, и мгалоблишвили, и цицка.

— Почему, и у нас цицка теперь растет! — убежденно сказал Константинэ.

— Об этом еще рановато говорить, — охладил его пыл Реваз. — Возможно, она и будет в этом году плодоносить, а что потом? Если действительно приживется на этом склоне, вы собираетесь пересадить ее в низину? Надо быть ох какими осторожными. Цоликаури вы тоже не сможете выращивать на равнине. Ты же знаешь, Леван, — перешел на дружеский тон Реваз, — на итхвисской равнине вода очень близко к поверхности, а корни цоликаури достигают шести метров.

Только теперь догадался Константинэ, почему так упорно всю дорогу молчал Реваз.

Мысли Какубери: «Да, это он только делал вид, что дремал в машине, а сам все замечал и мотал на ус. Вот когда он наконец-то высказал свою давнюю обиду, обвинив нас в том, что мы якобы совершили преступление. Да, вы сотворили зло и пытаетесь скрыть следы вашего злодейства. Разве Лонги Какубери не знал, что здесь, на равнине, вода близко? Или Леван Какубери не знал этого? И все-таки посоветовали Константинэ организовать совхоз именно в Итхвиси, а тот согласился. Он использовал влияние райисполкома и заставил всех усомниться в правильности решения комиссии. Подумать только, как он сегодня разошелся!»

Ослепительно блестит на солнце только что опрысканная виноградная лоза. Внизу, у самой дороги, виден новый корпус винного завода, который совхоз строит вот уже три года. Крыша еще не покрыта, и огромные чаны, виноградодавилки и перегонные аппараты сгрудились во дворе под навесом.

Реваз знает, что Итхвисскому совхозу ни к чему завод такой мощности, и он бесцеремонно обращается к Константинэ.

— Урожая Итхвисского совхоза этому заводу на один заход не хватит.

— Колхоз и колхозники будут сдавать совхозу свой урожай, — ответил тот, сердито глядя на Реваза.

— Так у них под виноградники занято двадцать пять гектаров земли, из которых пятнадцать — в частной собственности у крестьян. Хотя бы третью часть урожая каждый оставит себе? Не правда ли? А может быть, и половину? Даже вероятнее всего, половину. И что же останется для вашего завода?

…Но эти рассуждения и выкладки сейчас излишни, потому что все это — дело давно решенное. Никто уже не срежет лозу, посаженную совхозом, и винный завод не окажется по мановению волшебной палочки в Хемагали.

Блестит под солнцем склон, покрытый виноградниками, млеет под горячими солнечными лучами земля, и, словно кокетничая, показывают свои красные крыши дома Джиноридзе.

Константинэ взглянул на свои часы, налил всем вина и обратился к Ревазу:

— Раз ты едешь в Хемагали, исполни одну мою просьбу. Там осталось всего десять семей…

— Семнадцать, — поправил Реваз.

— Разве у одной фамилии только один дом? — злорадно сказал Константинэ. — Ты только своего отца уговори, а остальные упорствовать не станут. Захотят — здесь поселю, сразу за домами Джиноридзе земля плодородная, не понравится — их воля, пусть селятся в другой деревне, — каким-то неприятным голосом, в котором прозвучали металлические нотки, сказал Константинэ, и Реваз вздрогнул, как от удара. — Ты же знаешь, — продолжал Константинэ, — что твое хваленое Хемагали далеко от нас, и из-за бездорожья мы совсем оторваны друг от друга, так что и руку помощи не протянешь…

Реваз встал и, заложив руки в карманы брюк, прошелся туда и обратно по веранде. Вокруг простиралась обласканная солнцем земля, то тут, то там игриво выглядывали из зелени крытые красной черепицей дома Джиноридзе. От самых ворот до веранды все дворы у них были увиты виноградом, ворота выкрашены белой краской, и белые калитки словно приглашали зайти…

Да, эти белые калитки и дома в глубине увитых виноградом дворов радушно приглашают Реваза Чапичадзе: в каждом доме его с радостью встретят, откроют новый квеври, усадят за стол, дружески похлопают по плечу, обнимут, расцелуют и от чистого сердца скажут — дай бог тебе много радости за то, что ты так нас обрадовал.

Потом, конечно, вспомнят отца Реваза, спросят о Гуласпире Чапичадзе и Абесаломе Кикнавелидзе, не забудут и большую Екатерину с маленькой Экой, поинтересуются, есть ли еще у них в школе ученики и кто еще остался в Хемагали…

Реваза вернул к действительности голос Константинэ:

— Они желают, чтобы их похоронили в Хемагали, а есть там кому их хоронить? Твой отец, понятно, на тебя надеется, большая Екатерина — на маленькую Эку. А остальные? Остальные что думают? Покойники сами себя будут нести на кладбище?

И Константинэ Какубери улыбнулся. Холодно улыбнулся.

Реваз почти физически ощутил холод этой улыбки и вдруг почувствовал всю ненужность своего приезда сюда и бесполезность всех этих разговоров.

Лонги и Левану тоже стало не по себе.

— Неужели покойник сам отвезет себя на кладбище? — продолжая улыбаться и глядя в упор на Реваза, повторил Константинэ.

— Я в могильщики не гожусь! — сердито ответил Реваз.

— Каждый должен предать земле своего покойника! — все таким же холодным и неприятным голосом сказал Константинэ и, очень довольный собой, гордо откинул голову. Потом он встал с видом победителя и протянул руку в сторону, где жили Джиноридзе:

— Разве здесь не лучше, чем в Хемагали? А? Не лучше? Тут, по-моему, двух мнений быть не может!

— Всякий кулик свое болото хвалит, — опередил Реваза Леван.

Константинэ недовольно посмотрел на Левана, ему не понравилось, что тот включился в разговор.

— Я смотрю на вещи практически — в настоящий момент Итхвиси больше пригодно для жилья, чем Хемагали, поэтому я и предлагаю хемагальцам: перебирайтесь в Итхвиси, выбирайте себе участки, а мы вам поможем строиться и вообще будем во всем содействовать, по мере возможности, конечно. Дело только за вами! Хотите работать в совхозе? Воля ваша! Будете вступать в колхоз? Вступайте! При чем тут свое болото? Давайте подходить к решению вопроса практически… Реваз, я прямо заявляю, —