Читаем без скачивания Тот, кто убьет - Салли Грин

— Учеба ему нравится. Он нашел свой Дар — целительство, но он не очень сильный. Скучает по дому и по Деборе. Дебора живет в доме бабушки. У нее есть парень, его зовут Дэвид. Они собираются пожениться.

— Пожениться!

— Она хочет детей. Арран говорит, что Дэвид отличный парень. К Совету или к Охотникам отношения не имеет. Он Белый Колдун, из Уэльса. Работает плотником. Арран говорит, тебе бы он понравился. Дебора работает в городе, в каком-то офисе. Арран говорит, ей там нравится. Да, и еще он просил сказать тебе, что у нее обнаружился изумительный Дар.

— Какой?

— Знаешь, я не очень поняла, но это как-то связано с работой с бумагами. Не знаю, может, это шутка такая.

Вряд ли это шутка, хотя в бумажных делах я тоже ничего не смыслю.

— Арран сказал, что твоя бабушка умерла три месяца назад, как раз когда он приезжал домой на каникулы. Она пожаловалась на усталость и легла спать. В ту же ночь она умерла.

— Ты спросила его? Это было самоубийство?

— Спросила. Он сказал, что не знает. Сказал, что Дебора думает, что бабушка могла принять одно из своих снадобий.

Я знаю, что Дебора права.

— Арран сказал, что, когда тебя забрали, Совет часто вызывал бабушку в Лондон для собеседований. Но она отказывалась отвечать на их вопросы.

— А самого Аррана не допрашивали?

— Говорит, что нет, только врать он не умеет.

— А Дебору?

Эллен кивает.

— Он сказал, что Охотники обыскали дом несколько месяцев назад. Дебора слышала, как они что-то ворчали насчет «недотеп из Совета». Ей показалось, что ты сбежал.

— Он спрашивал, что с тобой делали и где тебя держали. Я сказала, что ничего не знаю. И что с тобой все в порядке.

— Спасибо. А про татуировки ты не говорила?

— Нет. Ты же сказал не говорить. — Она переводит дыхание и пробует улыбнуться. — А еще я спросила об Анне-Лизе. — Интонация Эллен становится многообещающей. — Он ни разу не говорил с ней с тех пор, как тебя увезли. Даже на свадьбах и вечеринках их с Деборой к ней близко не подпускают. Он слышал, что ее церемония Дарения была скромной.

Семнадцать ей исполнилось в сентябре.

— Она еще ходит в школу, да?

— Об этом я не спрашивала. Мне показалось, ему неприятно говорить о ней.

— Наверное. Он нас не одобряет.

— Почему?

— Считает, что я напрашиваюсь на неприятности. Семья у нее совсем Белая, до того Белая, что глаза режет. Белее просто некуда. Члены Совета… Охотники.

— По-моему, она тебе не подходит.

— Она не такая, как они.

И она мне подходит, очень, очень подходит.

— Ты ведь не думаешь повидаться с ней?

Только об этом я и думаю, но знаю, что это было бы глупо.

Эллен говорит:

— Я дала Аррану свой лондонский адрес. Он говорит, что нам неплохо было бы встретиться. Я подумала, что, может, смогу передавать ему весточки от тебя. Буду чем-то вроде посредника.

Я не знаю. Быть может, мне лучше совсем уйти из их жизни. С другой стороны, если кто и сможет это сделать, то только Эллен.

Я говорю:

— Эллен, я не хочу, чтобы у тебя были неприятности с Советом.

— Ха! Поздно вспомнил!

Она вытаскивает свой мобильный телефон.

— Я сфотографировала Аррана. И сделала небольшое видео.

Я говорю себе, что не заплачу, что нельзя плакать при Эллен, и поначалу я держусь. Арран стал немного старше, только волосы ничуть не изменились. Он бледен, но выглядит хорошо. Пробует улыбнуться, у него плохо получается. Он немного рассказывает о себе, о своих занятиях в университете, о Деборе с Дэвидом, а потом добавляет, что скучает по мне и хочет меня увидеть, но знает, что это невозможно. А еще он надеется, что я в порядке, не только телом, но и душой, и говорит, что по-прежнему верит в меня и знает, что я хороший человек, и что хорошо бы мне удалось скрыться; а еще он предупреждает меня, чтобы я не доверял всем подряд и чтобы уехал и забыл о них, а у них с Деборой все будет в порядке, и они будут счастливы, думая, что я свободен и у меня все хорошо, вот так они и будут думать обо мне всегда — что я свободен и счастлив.

Когда видео заканчивается, я встаю и отхожу ненадолго в сторону. Мне так хочется увидеть Аррана по-настоящему, побыть рядом с ним, но я знаю, что это невозможно. И не будет возможно никогда.

Позже я благодарю Эллен за помощь. Как это лучше сделать, я не знаю. Я предлагаю ей денег, но она говорит, что деньги ей не нужны, и тогда мы покупаем чипсы с рыбой, садимся в парке и едим. Я говорю ей, что она должна вернуться домой, к отцу, а она в ответ жалуется, но недолго.

Потом берет из пакета чипсину и спрашивает меня, что я буду делать дальше.

— Получу три подарка.

— Значит, ты будешь искать Меркури.

Тут мне становится интересно, что будет делать сама Эллен.

— Эллен, а как бывает у полукровок? У вас тоже есть церемонии Дарения? Вы получаете три подарка?

— Нет, если только Совет не разрешит, а это бывает редко и почти всегда означает, что надо потом работать на них. Но я не буду работать на Совет — они нас презирают. Все ведьмы нас презирают. Но я слышала, что в прошлом кое-кто из полукровок получал свои подарки от родителя-ведьмы и находил свой Дар. Иногда я думаю, что моя бабушка могла бы мне помочь, но она до смерти боится Совета.

— Ну и? Что ты будешь делать? Если не получишь свои три подарка от бабушки или от Совета?

— Не знаю пока. Можно пойти к Меркури. Но только в самом крайнем случае.

— А что ты о ней знаешь?

— Та еще поганка. Не вздумай ей доверять. Болтают, она превращает маленьких девочек в рабынь. — Эллен выбирает аппетитный золотистый ломтик.

— Я не маленькая девочка.

— А маленьких мальчиков она ест. — И Эллен забрасывает ломтик себе в рот.

— Ты серьезно?

Эллен кивает и глотает.

— Так я слышала. — Выбирает другой ломтик и, глядя на меня, говорит: — Не живьем. Сначала жарит.

Часть пятая

Габриэль

Женева

Женевский аэропорт. Путешествие было крайне неприятным: сначала я долго разбирался, как попасть именно на свой рейс, потом надо было еще долететь, но самое ужасное — отстоять очередь, чтобы пройти паспортный контроль. Слава богу, мои паспорта были сработаны на «отлично».

В инструкции на клочке бумаги, которую передал мне Трев, было сказано, что я должен стоять у стеклянной вращающейся двери ровно в 11:00 во вторник. Дверь безостановочно крутится, в нее постоянно входят и выходят люди: бизнесмены катят мини-чемоданы, стюардессы — микро-чемоданчики, пилоты — черные кожаные кейсы, туристы — тележки с огромными сумками. Все спешат, но не потому, что опаздывают. Настроение у всех хорошее, поэтому все хотят побыстрее улететь.

Только я просто стою и жду: в темных очках, в кепке, в арафатке, в перчатках без пальцев, в толстой зеленой куртке армейского образца, в джинсах и тяжелых ботинках; на плече — потрепанный рюкзак.

Я не знаю точно, который час, но стою я давно: думаю, время приближается к двенадцати.

Мое внимание привлекает активность в кафе справа. Какой-то парень в темных очках машет мне рукой.

Я пробираюсь между столиками и останавливаюсь напротив него. Не глядя на меня, он помешивает кофе в полупустой чашке, а затем выпивает одним глотком. Потом ставит чашку на блюдце, встает, хватает меня за руку и, быстро шагая, увлекает меня за собой через стеклянную дверь в соседнее здание вокзала.

Там мы спускаемся по эскалатору на платформу номер 4 и сразу садимся в поезд. В вагоне темно. Состав двухэтажный, мы поднимаемся наверх, где парень отпускает мою руку. Мы садимся на диван, перед нами небольшой круглый стол.

Мой связной немного старше меня, наверное, одного возраста с Арраном. У него смуглая кожа и волнистые темно-русые волосы до плеч, их перемежают чуть более светлые пряди. Он улыбается, не разжимая губ, как будто только что услышал хороший анекдот. На нем черные зеркальные очки в тонкой серебристой оправе — почти такие же, как у меня.

Поезд трогается с места, проходит несколько минут, и в дальнюю дверь вагона входит контролер. Мой связной спускается вниз, я за ним. У выхода мы останавливаемся. Он худощав, чуть выше меня ростом, и на нем ничего не шипит.

Наверное, он тоже Черный. Увидеть бы его глаза.

Буквально через минуту поезд останавливается. Мы на Центральном вокзале Женевы. Мой связной срывается с места и начинает шагать так быстро, что я едва поспеваю за ним. Мы идем час, а может быть, дольше, и при этом петляем, проходим через одни и те же места по два-три раза; я уже начинаю узнавать витрины некоторых магазинов и виды на озеро, мелькающее между домами. Наконец мы оказываемся в районе высоких многоквартирных домов и останавливаемся у входа в старое здание, точно такое же, как все те, мимо которых мы только что проходили.