Читаем без скачивания Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Найдется серебряная пуля, дайте только срок.
За неимением второго такси Дюпоны уехали в своем катафалке, и я остался один с Жозефом. Мистер Смит увел миссис в номер Джона Барримора — прилечь отдохнуть. Он так суетился вокруг нее, что она ему покорилась. Я сказал Жозефу:
— Зачем им понадобился покойник в гробу? Боятся они, что ли, как бы на его могилу не стали возлагать цветы? Что-то я в этом сомневаюсь. Он был не так уж плох, но и не настолько хорош. Водопровод в трущобных кварталах ведь не провели. Часть денег, наверно, попала ему в карман.
— Люди испугаются, — сказал Жозеф, — когда узнают. Они боятся, президент заберет их, когда они умрут.
— Ну и пусть. Скелет да кожа — вот все, что от нас остается, и вообще зачем президенту трупы?
— Они очень темные люди, — сказал Жозеф. — Они думают, президент спрячет доктора Филипо в подвале во дворце и велит ему работать ночью. Президент — важный водуист.
— Барон Суббота?
— Темные люди говорят: да.
— Если его охраняет столько зомби, значит, по ночам ему ничего не грозит. Они надежнее всяких стражей, надежнее тонтон-макутов.
— Тонтон-макуты тоже зомби. Так говорят темные люди.
— А ты сам, Жозеф, как думаешь?
— Я темный человек, сэр, — сказал Жозеф.
Я пошел наверх, в номер Джона Барримора, и, поднимаясь по лестнице, думал, куда они свалят труп — заброшенных котлованов много, и вряд ли кто заметит, если зловония в Порт-о-Пренсе станет чуть больше. Я постучал в дверь, миссис Смит сказала:
— Войдите.
У мистера Смита горела маленькая портативная керосинка на комоде, и он кипятил на ней воду. Возле нее стояла чашка с блюдцем и картонная коробка с дрожжелином. Он сказал:
— Я убедил миссис Смит хоть раз отказаться от ее бармина. Дрожжелин действует успокаивающе.
На стене висела большая фотография Джона Барримора, который пренебрежительно посматривал на нас, больше, чем всегда, напустив на себя аристократический вид. Миссис Смит лежала на кровати.
— Как ваше самочувствие, миссис Смит?
— Прекрасно, — твердо сказала она.
— На лице никаких следов, — с облегчением сообщил мне мистер Смит.
— Он меня толкнул, только и всего. Сколько раз тебе это повторять?
— Женщин не толкают.
— По-моему, ему даже было невдомек, что перед ним женщина. Я… я ведь, признаться, сама на него набросилась.
— Вы храбрая женщина, миссис Смит.
— Вздор. Грошовые темные очки для меня не помеха, я этих молодчиков насквозь вижу.
— Ее только рассердить — она тигрица, — сказал мистер Смит, помешивая дрожжелин.
— Как вы намерены осветить этот инцидент в своей статье? — спросил я его.
— Надо все тщательно взвесить, — сказал мистер Смит. Он поднес ложечку дрожжелина ко рту, пробуя, готово ли. — Еще минутку, голубчик. Пожалуй, слишком горячо. Ах да, статья. Я считаю, было бы нечестно совсем умолчать об этом инциденте, а в то же время вряд ли можно надеяться, что читатели увидят его в должном свете. Миссис Смит очень любят и уважают у нас в Висконсине, но даже там найдутся люди, которые используют такое происшествие для разжигания расистских страстей.
— О белом полисмене в Нэшвилле никто из них и не заикнулся, — сказала миссис Смит. — А ведь синяк под глазом поставил мне он.
— Так что, учитывая все это, — сказал мистер Смит, — я решил порвать свою статью. Ничего! В Висконсине подождут отчета о нашей поездке. Вот так. Может быть, попозже, в какой-нибудь своей лекции я упомяну об этом, но обязательно в присутствии миссис Смит, пусть все видят, что ничего особенно плохого с ней не случилось. — Он снова попробовал дрожжелин. — Теперь, голубчик, в самый раз.
2
Ехать вечером в посольство мне не хотелось. Я предпочел бы не знать дома, в котором жила Марта. Тогда, расставшись со мной, она исчезла бы в пустоте, и я мог бы не думать о ней. Теперь же я знал точно, куда она девается, когда «пежо» увозит ее от статуи Колумба. Я видел холл и книгу на цепи, куда посетители заносят свои фамилии, за холлом — гостиную с глубокими креслами, диванами и сверканием канделябров и большую фотографию генерала такого-то — их более или менее пристойного президента, при виде которого у каждого гостя, даже у меня, возникало чувство, будто мы являемся сюда с официальным визитом. Хорошо хоть, что я не видел ее спальни.
Приехав в половине десятого, я застал посла одного. Мне никогда не случалось видеть его в одиночестве — это был совсем другой человек. Он сидел на диване и листал номер «Пари-матч» {44}, точно в ожидании приема у зубного врача. Я подумал: «А может, мне тоже сесть и молча взяться за «Жур де Франс» {45}, но он предупредил мое намерение и поздоровался со мной. Тут же последовало предложение выпить, закурить сигару… «Может, ему на самом деле одиноко живется? Что он делает, когда нет официального приема, а жена уезжает на свидание со мной? Марта говорила, будто я ему симпатичен». Эта мысль помогла мне почувствовать в нем человека. Вид у него был усталый, хмурый. Он переносил свою тушу к столу с бутылками и от стола к дивану медленно, точно тяжелый груз. Он сказал:
— Моя жена наверху, читает вслух моему сыну. Она скоро спустится. Она говорила, что вы, возможно, приедете.
— Я колебался, ехать или нет. Вам, должно быть, хочется кое-когда провести вечер вдвоем.
— Я всегда рад моим друзьям, — сказал он и погрузился в молчание. Я подумал: догадывается он о наших отношениях или нет? А может, знает доподлинно?
— Я слышал, ваш сын схватил свинку?
— Да. Сейчас самый болезненный период. Как это ужасно, правда, видеть, что ребенок мучается?
— Да, наверно. У меня не было детей.
— А-а.
Я посмотрел на портрет генерала. Мне следовало бы явиться сюда по делам, связанным хотя бы с культурой. У генерала вся грудь была в орденах, и он сжимал рукоятку меча.
— Как вам показался Нью-Йорк? — спросил посол.
— Все такой же.
— Мне бы хотелось повидать Нью-Йорк. Я бывал только в аэропорту.
— Может быть, со временем вас назначат в Вашингтон? — Я не подумал как следует, прежде чем говорить комплименты. Маловероятно, чтобы ему дали этот пост, если в его годы — по моим расчетам, около пятидесяти — он так надолго застрял в Порт-о-Пренсе.
— О нет, — с полной серьезностью
