Читаем без скачивания История ордена тамплиеров (La Vie des Templiers) - Марион Мелвиль

Мы давно дожидаемся прибытия императора и прочих сеньоров, дабы иметь смену <…> но если надежды на подобную помощь обманут нас, ближайшим летом (храни от этого Бог!) обе земли Сирии и Египта <…> окажутся в непрочном положении. Сами мы и прочие люди Земли настолько обременены расходами на крестовый поход, что больше тратить не можем.[386]

Полезно сравнить письма Пере де Монтегаудо с письмами, написанными Жоффруа Фуше и Бертраном де Бланфором пятьюдесятью годами ранее при аналогичных обстоятельствах.[387] В 1163 г., как и в 1220, рыцарство Святой Земли неподвижно стояло в Дельте, и сарацины воспользовались этим, чтобы опустошить Сирию. Монтегаудо, как великий командор, выказал себя много более обеспокоенным положением королевства, нежели участью крестоносцев в Египте. Ни один, ни другие, кажется, не надеялись на легкие экспедиции. Троих тамплиеров неотступно преследовал страх окружения, захвата власти единым главой Ислама, который мог, по выражению Бертрана де Бланфора, «объединить оба премогущественных королевства Вавилон и Дамаск ради уничтожения самого имени христианина». Именно так случилось при Саладине и Бейбарсе, и всякий раз это оказывалось катастрофой для Святой Земли. Вся тамплиерская политика направлялась на разъединение египетских и азиатских сарацин: дипломатическими средствами — путем альянсов с Дамаском или Алеппо и военными — посредством удержания замков Крака Моавитского и Монреаля.

Очевидно, что Пере де Монтегаудо осуждал стратегию легата и потерял всякую надежду на немецкий крестовый поход. Появление герцога Баварского в сопровождении некоторых рыцарей Империи должно было окончательно убедить, что лично император не прибудет. Когда весной 1221 г. султан повторил свои мирные предложения, тамплиеры и госпитальеры согласились их принять и добились согласия от сирийских баронов.[388] Мусульмане в обмен на Дамьетту должны были возвратить Иерусалим со всей его округой, за исключением Крака и Монреаля, а также выплатить возмещение на восстановление крепостей, срытых ими до этого. Один Пелагий не желал признавать очевидное и отказывался от любого компромисса. Он упорно добивался похода всеми силами на Каир, не учитывая стратегических обстоятельств. И когда рыцари-миряне вновь отказались последовать за ним, он отлучил от церкви всех, кто остался в тылу.

Одно из наиболее трезвых и объективных свидетельств о последнем акте этой трагедии дошло до нас опять-таки из-под пера Пере де Монтегаудо, который писал Алену Мартелю, магистру в Англии:

Христианская армия долго оставалась в бездействии после взятия Дамьетты, и люди с обеих сторон моря нас за это сильно порицали. Ибо со времени своего прибытия герцог Баварский, наместник императора, объявил всем, что приехал сражаться с язычниками, а не томиться в праздности. Затем мы собрали совет, на котором присутствовали сеньор легат, герцог Баварский, магистры орденов Храма, Госпиталя и Тевтонского ордена с графами, баронами и прочими. Мы единодушно согласились совершить нападение. Со своими рыцарями, галерами и военными кораблями возвратился знаменитый король Иерусалимский и нашел христиан в их палатках под стенами. После праздника святых Петра и Павла король, легат и все христианское войско двинулось в добром порядке по суше и по реке. Мы шли навстречу султану и его многочисленным силам, которые ускользали. Наше продвижение было без происшествий, пока мы не дошли до лагеря султана, расположенного на другом берегу реки, каковая преграждала нам дорогу. Это был Танис, рукав Нила, отделявший нас от язычников. Мы натянули свои палатки и приготовили мосты, чтобы его перейти. Пока мы устраивали здесь привал, больше десяти тысяч воинов бежали из наших рядов без разрешения.

Во время разлива Нила султан велел провести галеры и галеоны по древнему каналу и пустить их в реку, чтобы помешать нашему судоходству и прервать наше сообщение с Дамьеттой, как они уже прервали его по суше <…>

Наше войско, однако, попыталось ночью пробиться по дорогам и по реке, но потеряло все свое продовольствие и великое число людей в волнах. Поскольку Нил разлился, султан велел повернуть воду посредством секретных шлюзов и вырытых в древности речек, чтобы помешать нашему отступлению. Когда же мы потеряли в болотах наших вьючных животных, упряжь, доспехи и повозки с почти всеми нашими припасами, мы не смогли больше ни двигаться, ни бежать в каком-нибудь направлении. Лишенные продовольствия, мы были пойманы среди вод, как рыба в сети. Мы не могли даже сразиться с сарацинами, так как нас разделяло озеро. Именно тогда мы заключили с султаном договор, насильно и против нашей воли. Мы согласились вернуть ему Дамьетту и обменять пленников в Акре и Тире на христиан, задержанных в мусульманских странах. Впридачу он уступил нам Святой Крест.

Сами мы в обществе других посланных и с согласия всего войска возвратились в Дамьетту, дабы объявить народу условия нашей сдачи. Они крайне не понравились епископу Акры (Жаку де Витри), канцлеру и графу Мальты, которых мы там встретили. Последние захотели любой ценой защитить город, что и мы бы весьма одобрили, если бы было чем это делать. Ибо мы бы предпочли скорее оказаться заключенными навечно в темницу, чем опозорить христианство, уступив город язычникам. Но продолжительные поиски не обнаружили в городе ни денег, ни людей, необходимых для его защиты. Наконец мы покорились и решили подписать договор с клятвой и заложниками. Одновременно мы заключили перемирие на восемь лет. Султан, со своей стороны, соблюл в точности то, что он пообещал, и в течение более двух недель кормил наше оголодавшее войско, поставляя хлеб и продовольствие.

Проникнитесь же и вы сочувствием к нашим несчастьям и помогите нам, как можете. Прощайте.[389]

В этом донесении, где проявились и достоинство, и правдивость. Пере де Монтегаудо старается оправдать легата, бросая упрек герцогу Баварскому. Магистр принял на себя долю ответственности за катастрофу, называя себя первым среди тех, кто согласился на безрассудное наступление. Однако он достаточно хорошо знал его опасность, как свидетельствует письмо епископу Эльна.

Только рассматривая в целом крестовый поход и папские директивы, равно как и недостатки крестоносцев, мы можем оценить роковую роль императора. «Его присутствие даже в течение одного месяца могло бы все изменить».[390]

Магистр тевтонских рыцарей, понимавший, что поведение его суверена было недостойным, первый отбыл в Рим, дабы опередить всех и пожаловаться на легата. Гонорий созвал к себе всех действующих лиц: приплыл король Иоанн с магистром ордена Госпиталя, но Пере де Монтегаудо довольствовался тем, что послал вместо себя брата Гийома Каделя, командора Храма. Папа укорил Пелагия, но тем не менее, утешил его надеждой на скорый отъезд императора Фридриха в Святую Землю.[391]

ГЛАВА XV Неудавшийся крестовый поход

Император заставил себя ждать восемь лет. В 1225 г. он женился на пятнадцатилетней Изабелле де Бриенн, дочери короля Иоанна (Жана де Бриенна) и Марии Иерусалимской. Фридрих грубо оттеснил тестя, считавшего себя пожизненным обладателем Латинского королевства; и когда императрица умерла, произведя на свет сына, ее муж присвоил себе все титулы, которыми обладал новорожденный (1229).

В 1227 г. немецкие крестоносцы двинулись в путь, но после трех дней в море Фридрих возвратился в Бриндизи, сказавшись серьезно больным.[392] Так переход был полностью расстроен, и Григорий IX отлучил виновного от церкви, не приняв его ссылок на болезнь. Более сорока тысяч рыцарей, опередивших императора, вернулись из Сирии, «полагаясь более на человека, нежели на Бога».[393] Осталось только восемьдесят немецких сеньоров под командованием герцога Лимбургского, наместника императора, «которые шумели и кричали хором», что «либо мы разорвем перемирие, либо уедем».[394]

Патриарх Герольд, магистры орденов Храма и Госпиталя не знали, как поступить. Перемирие, заключенное с султаном после сдачи Дамьетты, должно было продлиться до 1230 г. Его разрыв, ради того лишь, чтобы удовлетворить некоторые горячие головы, внушал франкам отвращение. «Нарушить перемирие было бы не только опасно, но очень вероломно», — говорили они немцам, которые отвечали (не без некоторого основания): «Папа только что отлучил всех крестоносцев, которые не приплыли этим переходом, хотя он и знал, что перемирие еще продолжается; значит, он не хочет ни того, чтобы оно соблюдалось, ни чтобы паломники оставались в бездействии». [395] Поскольку франки равно опасались, что мусульман воодушевит отъезд германских крестоносцев, они уговорились с последними, что те отправятся отстраивать замки Цезарей и Яффы в ожидании лучших времен для военных действий: это был изящный способ предупредить султана, что напасть на него собираются в следующем году.