Читаем без скачивания Зимние солдаты - Игорь Зотиков

Я прожил у этой хозяйки две зимы, но, по-моему, мы ни разу не поговорили ни о чем. Только короткие вопросы по делу и такие же короткие ответы, и я не помню даже, как ее звали. Вообще, вопрос, как вести себя в подобной ситуации, возникал у меня и потом не раз. Я помню каждый такой случай до сих пор, а мне уже за восемьдесят. Но я отвлекся.

Итак, я начал учиться в селе в десяти километрах от дома. Расстояние небольшое, но добираться домой можно было только пешком по хорошо накатанной санями, но проселочной дороге. Первая, более близкая к Каме, половина пути в Касево проходила через густой широколиственный лес, полоса которого тянулась вдоль Камы на десятки и десятки километров. На этой части дороги зимой не было заносов, и даже ночью нельзя было сбиться с пути. Но зато здесь, особенно зимней ночью, путником овладевал страх из-за волков, которые, казалось, следили за тобой из-за каждого дерева. Правда, я всегда мог подбежать к подходящему дереву и залезть на него в случае опасности. Ведь я знал, что волков здесь много. Когда мы ездили на телеге с моим стариком-возницей осенними ночами по пустынным дорогам, следуя за своими тракторами, он всегда брал с собой вилы. Старался взять вилы и для меня, чтобы вместе обороняться от возможного нападения волков. Он учил меня, как объезжать опасные лога и следить за поведением лошади, которая чувствует близость волка, если он рядом. Лошадь может понести, опрокинув телегу и сбросив с нее ездока, если тот не подготовится к такому развитию событий.

Вторая часть дороги домой, в Касево, шла холмистыми полями. Я любил ее больше, потому что здесь волков можно было даже в темноте увидеть издалека по горящим глазам, как рассказывали, и услышать задолго их вой. Мне говорили, что они не нападают, если предварительно не собьются в стаю и не повоют. И мне казалось, я иногда слышал их вой. Плохо в поле было лишь то, что дорога там зимой во время сильных снегопадов иногда совсем пропадала, и можно было сбиться с нее. Конечно, дорогу в эти периоды кто-то помечал воткнутыми в снег еловыми ветками, но они стояли не часто и, кроме того, часть из них была под сугробами. В темноте у одинокого мальчика в телогрейке и новых лаптях иногда возникало чувство, что он сбился с дороги. Мне всегда приходилось ходить этим путем в сумерках или темноте, потому что я выходил в путь после уроков и дома старался побыть подольше, а светлое время суток зимой короткое. Но желание сходить домой на выходной было так велико, что я шел, не упуская ни одной возможности. Каждый субботний вечер я был на тропе. Кроме того, такие походы и необходимы были, чтобы забрать из дома очередную недельную порцию еды.

Случались, правда, во время таких переходов и приятные неожиданности. Иногда меня подвозили на своих санях-розвальнях их возницы, а однажды, километрах в двух от Касева, я нашел на пустынной дороге, прямо на снегу, два больших мешка из рогожи, полных прекрасных кочанов свежей капусты. Я постоял около них, подумал. По-видимому, они упали с воза совсем недавно, не успели замерзнуть, несмотря на мороз. И воз этот двигался в том же направлении, что и я, потому что я не видел встречных саней. И я решил, что могу взять с собой эти мешки, ведь иначе капуста все равно замерзнет. А если хозяева заметят пропажу вовремя и вернутся, они встретят меня на пути, и я им отдам ее.

Долго-долго тащил я свою добычу, застенчиво надеясь, что хозяин за ней не вернется. Сначала волоком тащил метров на сто один мешок, потом возвращался за вторым и так, уже глубокой ночью и вконец обессилев, я дотащил оба мешка до дома.

Описание этого случая напомнило о том, что жить мне в Николо-Березовке приходилось почти впроголодь. Количество и качество еды, которую я брал с собой из дома в Касеве, всегда оставляло желать лучшего. И это было не оттого, что у нас в доме в Касеве нечего было есть. За мою работу учетчиком тракторной бригады я неожиданно для себя получил бумагу из одного колхоза, расположенного километрах в пятнадцати от нас, о том, что мне полагается приехать туда на склад и получить четыреста килограммов заработанного зерна. Четыреста! Это шесть мешков! Только тогда я поверил тому, что мне говорили трактористы: даже если колхозники в колхозе не получат на трудодень ничего, трактористы и учетчики тракторных бригад обязательно заработают не менее трех килограммов зерна на каждый трудодень. Я взял через сельсовет нашего Касева лошадь с телегой, и мы всей семьей – мама, братишка и я – поехали туда. Обратно двигались медленно, лошади было трудно, и на телеге ехал только младший брат. А мы с мамой шли быстрым зигзагом по обочине, собирая поспевшие к этому времени красные плоды шиповника. Мама радовалась большому его урожаю, говорила, что теперь у нас есть хлеб и, можно надеяться, что мы избежим голода зимой и весной, до следующего урожая. Нужно еще собрать и насушить достаточное количество шиповника, в котором много витаминов, и тогда, может быть, мы проживем это время без болезней.

Постоянное чувство, что существует нехватка продовольствия в семье и старший, наиболее сильный, должен отдавать часть своей доли более слабым, существовало в нашей семье всегда, сколько я помнил жизнь в Москве. Когда, например, в ужин вся семья садилась за стол и Бабуся подавала нам всем тарелки со щами, в каждой из которых плавал кусочек мяса, папа доставал свой кусочек и говорил, что не хочет мяса и его должны съесть дети. То же самое происходило и с котлетками из второго блюда. А от сладкого десерта папа отказывался, передавая маме. По-видимому, это же чувство старшего, самого сильного, кому положено отдать свой кусок более слабым, проснулось в это время у меня. И когда мама накладывала мне в вещевой мешок побольше продуктов в дорогу, я отказывался и выкладывал их небрежно обратно, чтобы мама и брат ели их сами. Я твердо знал, что того, что оставляю себе на Николо-Березовку, будет мне лишь впроголодь. Но этот отказ был не в тягость – он словно впитан мной с молоком матери.

Пришли на отдых солдаты

В самом начале 1942 года распространился слух, что к нам в район, более того, в наше село прибудет скоро на отдых одна из частей Красной армии. И вот в один из очень холодных дней января, в воскресенье, поэтому я был дома, пришло радостное известие: «Идут! Идут!». И жители села, несмотря на мороз, выскочили на улицу, побежали навстречу по узкой санной колее за околицей. Село стояло на холме, и нам сверху хорошо было видно, что делается в открытом поле там, внизу. А внизу, всего в полукилометре от села, начиналась почти черная на фоне снега полоса неширокой, человека по три в ряд, непрерывной колонны людей, тянувшейся дальше по полю до самого горизонта, темнея и извиваясь, согласно поворотам дороги. Время шло, а люди почти не приближались. По-видимому, они шли очень медленно, устало. Ведь от ближайшей железнодорожной станции, откуда они, наверное, шли, километров восемнадцать. Все побежали навстречу, а потом замерли.