Читаем без скачивания Катализ - Ант Скаландис

– Никуда нам от этого не деться, – голос Ленки стал мрачным. – И, знаешь что? Уж помирать – так вместе.

– Абсолютно нелогично, – возразил я. – Даже если помирать. А во всех других случаях – так просто полный абсурд – лезть в сибр вдвоем. Нужен сторонний наблюдатель.Черт возьми! Да в конце концов, нужен просто оператор – кнопки нажимать. Не безрукую же копию делать.

– Тоже мне проблема! – возмутилась Ленка. – Я что, не смогу сделать устройство для дистанционного нажатия кнопок?

– Какое еще устройство?

– Да хотя бы вот такое.

Ленка схватила лист бумаги и стала быстро чиркать на нем фломастером. Этим дело не кончилось. Если Ленка заведется, ее уже не остановить. Она мигом впрягла меня в работу, и за каких-нибудь полтора часа мы сварганили систему, позволившую нажимать на кнопки, дергая за веревочку изнутри камеры, и в гивер снова посыпались окровавленные руки. Ленка деловито собрала их, вытерла тряпкой кровь и побросала все в воронку питания. Потом включила сибр и сказала строго, по-хозяйски, будто речь шла о стиральной машине:

– Вот это докрутится, и все, на сегодня хватит. Спать.

– Слушаюсь, мэм, – сказал я и, отхлебнув от чайника, пошел мыться.

А стоя под душем, я вдруг ужаснулся от мысли, что Ленка, оставшись одна, полезла там без меня в сибр, и выскочил из ванной, даже толком не вытеревшись. Но моя Малышка сидела спокойная и задумчивая в кресле перед сибром и потягивала что-то из стакана, как выяснилось, виноградный сок пополам с нашим «синтетическим» коньяком.

А потом мыться ушла она, и уже я сидел напротив черного, зловещего зева сибра, похожего на вход в мрачный подвал, и меня неудержимо тянуло туда, как некоторых больных тянет к краю обрыва или под колеса надвигающегося поезда. И я должен был прихлебывать из чайника, чтобы все-таки удержаться и не сделать рокового шага в черноту.

А потом из ванной пришла Ленка, и даже халата на ней не было, а кровать мы так и не убирали с прошлой ночи, и я только сбросил на пол раскиданные по одеялу вещи и полотенце, намотанное вокруг бедер, и нам обоим было так здорово, что мы начисто забыли про все на свете сибры, оранжиты и зеромассы и уснули, не погасив света, в совершенно нелепой позе, описывать которую я бы воздержался.

А под утро мне привиделся сон.

Серый полуразрушенный дом с темными провалами окон без стекол и даже без рамы. Из оконного проема этаже этак на четвертом торчит широкая доска. Я вижу, как человек в одних плавках вбегает в дом и поднимается по лестнице. потом я перестаю его видеть, но знаю, что он продолжает подниматься. Наконец, он появляется в окне. В том самом, с доской и выходит на ее край. Доска пружинит. Человек поднимает руки, вытягивается на носках и, мягко оттолкнувшись, прыгает. В воздухе он группируется, делает полтора оборота и, выпрямившись, падает головой вниз на битый кирпич, пыльные доски с гвоздями и ржавые, изорванные листы кровельного железа. Откуда-то возникают двое в военной форме, подхватывают исковерканное тело и тащат его к большому сибру, стоящему неподалеку. Они закидывают труп в воронку питания, жмут на кнопки, и из гивера выскакивает новый, точно такой же человек в плавках. Забегает в дом, поднимается, прыгает. Все повторяется в жуткой последовательности. И я вдруг понимаю, что человек в плавках – это я, то есть копия с меня. И тогда меня замечают военные, а я замечаю, что на мне только плавки, и хочу удрать, но почему-то бегу к дому, и взбегаю по лестнице, и слышу внизу стук сапог, и свернуть совершенно некуда, и на четвертом этаже открыта только одна дверь, а за нею – длинный глухой петляющий коридор, и меня уже догоняют, а впереди только оконный проем и широкая доска, торчащая на улицу. Они выскакивают из-за поворота, и я в ужасе прыгаю. Доска подбрасывает, я лечу кувыркаясь, как попало, и падаю на кусок бетонной плиты, и торчащая из него арматура пронзает меня насквозь. Мне очень больно, но я еще жив. Лежу и боюсь шевельнуться. И тут подбегают они. Молча снимают с арматуры, волокут к сибру. Кричу: «Я живой! Куда вы?! Я живой!» Не слышат, тихо переговариваются между собой: «Куда нам такой ломаный?» – «Конечно, дешевле нового сделать». Меня поднимают, и я вижу, как, словно ртуть, блестит на дне воронки зеромасса. «Нет!!!» – кричу я и пытаюсь удержаться, но края гладкие, скругленные, и руки скользят, и я теряю равновесие, и просыпаюсь на полу.

Шведская семья

Как не велико сходство с образцом, какой бы совершенной ни была копия, двойник все-таки другой человек. Он способен мыслить и приобретать знания.

К. Саймак

Нога затекла, а руки ныли от неудобной позы, в которой я спал. В боку кололо. Это была знакомая боль: такое бывало, когда я мало спал, плохо ел и много нервничал. Что-то подобное получилось и теперь. Я поднялся, хромая, и погасил свет. В комнате повис полумрак раннего утра. Ленка спала крепко, даже не слышала, как я упал. А мне теперь спать не хотелось, я боялся спать. И, присев на краешек дивана, я глядел на большое и темное в сумерках тело дремлющего сибра и Ленкины веревочки, слегка качавшиеся от сквозняка перед гигантской пастью экспо-камеры. И я вдруг понял, что, как бы не старался перехитрить сам себя, все равно мне предстоит, и предстоит со всей неизбежностью сотворить своего двойника. А значит, чем скорее, тем лучше. потому что это единственный способ получить ответ на мучающий меня вопрос. И ведь Ленка считает так же, она уже сказала об этом накануне. Но она боится, и это понятно. Но она боится, и это понятно. Я тоже боюсь. И все-таки я боюсь меньше. Потому что сам придумал сибр, сам задал ему программу. Так мог ли он уничтожить меня? Строго говоря, мог. Риск был. Но ведь и рисковать тоже мог и должен был только я.

Я встал и шагнул к сибру. Снял с воронки питания большой лист фанеры, которым мы прикрыли ее на всякий случай, прилепил на край конец длинного шланга, сделанного нами из многократно повторенных коротких резиновых и металлических трубок, и, сходив на кухню, включил воду. Если бы в качестве сырья я решил использовать воздух, его пришлось бы выкачать изо всей квартиры, поднялся бы жуткий шквал, а я был уже сыт по горло зрелищем падающих от этого вихря увесистых предметов. Вода набиралась ужасно медленно. Я стоял пригнувшись внутри камеры и думал о том, как много не предусмотрел в конструкции сибра. Короткий период восторгов кончился, начиналась пора трезвого анализа, мучительных сомнений и работы – титанической работы по освоению собственного легкомысленного творения. И еще я думал о Ленке. Она лежала в трех шагах от меня и крепко спала, а я стоял в хищной пасти сибра, скрюченный, нелепый, как знак вопроса в конце утвердительной фразы, и был готов к любому исходу, и чувствовал себя предателем. Но об этом нельзя было думать, и, как только по звуку льющейся воды я понял, что ее уже достаточно, я тут же дернул за веревку, а потом за вторую и за третью. И ничего не почувствовал.