Читаем без скачивания Мужей много не бывает - Адель Паркс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я так долго ждала этого первого поцелуя в губы. С того момента, как он поцеловал меня в щеку на станции «Хаммерсмит», — и еще тридцать лет до этого. Поцелуй может означать так много — или вообще ничего. У меня в голове не укладывается, какие они все разные. С помощью поцелуя можно поздороваться или попрощаться. Поцелуй может стать символом верности или предательства. Нежный поцелуй на станции «Хаммерсмит» — прикосновение губ Стиви и тихий мягкий «чмок» — был так болезненно неоднозначен. Может быть, я чудовищно переоценила его, — ведь не исключено, что Стиви каждой раздает такие поцелуи направо и налево? Или он открыл новую страницу в моей личной жизни? Три следующие недели этот «чмок» не шел у меня из головы и запускал остановившееся сердце всякий раз, когда я боялась, что наши отношения никогда не выйдут за рамки того, что описывается убийственной эпитафией: «Просто хорошие друзья». Но в пятницу, когда наши губы наконец соединились, тихий «чмок» был сметен совершенно однозначным напором долгого и страстного поцелуя.
Он целовал меня ласково и неторопливо. Я тоже сначала старалась сдерживать себя, но постепенно все увеличивала силу поцелуев. Я покусывала его губы и ощупывала языком внутреннюю поверхность его рта. Он легко целовал меня в подбородок, шею и уши, отчего я чувствовала себя школьницей — а это никогда не плохо. Удивительно, что многие мужчины пренебрегают поцелуями, в то время как они могут служить самой возбуждающей и чувственной прелюдией. Стиви интуитивно понимал это. Его поцелуи охватывали весь спектр интенсивности — от робких до крепких, от дразнящих до настойчивых. Я прижалась к нему всем телом, задумавшись на секунду, чувствует ли он через одежду и бюстгальтер, как у меня затвердели соски, и можно ли уже нырнуть за его членом. Забавно, но я совсем не чувствовала болезненного волнения, беспокойства или неловкости — тех эмоциональных состояний, которые я более или менее постоянно испытывала с тех пор, как развелась с Оскаром. Наоборот, я ощущала душевный подъем, приятное возбуждение и спокойную уверенность в себе.
Он гладил меня по голове, проводил ладонью по внешней стороне бедер вниз и по нежной внутренней стороне — вверх. Он не спешил, подолгу останавливался на самых чувствительных участках тела, и под его пальцами аккумулировалось наслаждение. Он на ощупь проследил форму моих плеч и всю — до кончиков пальцев — длину рук. Он касался моего живота, ягодиц, выступающих тазовых костей. Его прикосновения усиливали мое доверие и влечение к нему. От них кружилась голова, а по телу пробегали горячие волны желания. Его руки успокаивали и исцеляли меня. Затем он вдруг изменил ритм, быстро и умело расстегнув пуговицы на моей блузке, — первая, вторая, третья, четвертая. Помню, я подумала, что только с помощью длительной практики мужчина может научиться вот так снимать одежду с женщины, — но эта мысль не огорчила меня, а лишь еще подогрела желание. Пусть его умелые пальцы узнают меня всю. С такой же быстротой и уверенностью он расстегнул мои джинсы, и я в ту же секунду выскользнула из них. Через мгновение он через голову снял с себя футболку, а его джинсы — я не заметила, чтобы он возился с ремнем или «молнией», — упали на пол.
Он легко поднял меня на ноги и мягко направил к стене гостиной. Я покорно подчинилась ему и нашла в этом особое удовольствие — меня очень подстегнуло то, что он на время забрал себе всю власть. Его пальцы сдвинули в сторону мои легкомысленные трусики и проникли внутрь моего тела. Их прохлада охладила мою разгоряченную плоть, и в течение какого-то безумного момента мне казалось, что они — часть меня. Недостающая часть, которую мое тело искало всю жизнь, — а я об этом не знала. Наслаждение ошеломило меня. Я кончила почти сразу.
Я гладила и целовала его везде, куда только могла дотянуться. Губы, волосы, плечи. Мои руки сами потянулись к его члену, который уже давно поднялся и теперь стоял горделиво и величественно. Я быстро сняла трусики, он надел презерватив, а затем я препроводила его в себя. Я глядела в глаза Стива, а он — в мои и ни разу не отвел взгляд. Ни на секунду. Это было потрясающе. Изумительно. Идеально.
Мы соединились снова, поев и оказавшись в моей постели — постели, которую я когда-то делила с Оскаром. Теперь я выбросила из нее даже его призрак — с прошлого вечера прошли уже почти сутки, а это первая мысль об Оскаре, мелькнувшая у меня в голове. У нас был яростный быстрый секс. У нас был нежный долгий секс. Я кончала снова и снова. А он обращался со мной как с богиней. Он целовал мои самые лакомые местечки — и это казалось обрядом поклонения. С таким же восторгом он целовал меня и не в столь лакомые или незагоревшие места. Ему нравилось слышать мое постанывание и вздохи, издаваемые мной в те долгие моменты, когда я совершенно не могла контролировать себя. Он улыбался, когда наши тела с громкими хлопками сближались друг с другом, подчиняясь бешеному возвратно-поступательному движению страсти.
Когда мы оба изнемогли до потери дыхания и иссякли до капли, мы просто лежали, прижавшись друг к другу, и наши тела, казалось, растаяли, словно воск, и слились воедино. Несмотря на жару, мы и подумать не могли о том, чтобы уснуть, отодвинувшись друг от друга. Стиви смотрел на меня и улыбался. Его взгляд был расфокусирован — следствие страсти и крайнего утомления.
— Лаура, я так рад, что встретил тебя. Так рад. Мне очень повезло. — Он шепотом рассмеялся. Это были последние слова, услышанные мною перед тем, как провалиться в сон.
Это было вчера.
Сегодня все по-другому. Сегодня самое большее, на что я могу надеяться, — это чтобы мое отчаяние не перехлестнуло через край. Я должна не терять голову и сохранять независимость. Такси останавливается возле моего дома. Я беру сумочку и неприлично долгое время вожусь с «молнией» на капюшоне. Стиви, похоже, не собирается выходить из машины.
— Не хочешь зайти? Я сварю кофе, — говорю я. Я хотела, чтобы это прозвучало как предложение, от которого невозможно отказаться, — а получилось беспомощно, жалко и испуганно.
— Уже поздно. И хочется спать.
— Ты можешь переночевать у меня. — Опять в голосе страх и тревога.
— Мне нужно выспаться.
— Выспишься у меня. — Никакой независимости, голое отчаяние.
Я вздыхаю и собираюсь уже выйти из машины, но тут Стиви бормочет:
— Ну тогда хорошо, — и достает кошелек, чтобы заплатить водителю.
Я провожаю няню до ее машины, а потом принимаюсь варить кофе. Я не особенно хочу кофе, но этим хотя бы можно занять руки. Стиви ходит из угла в угол, как тигр в клетке, — не слишком утешительное сравнение.