Читаем без скачивания Миллиарды Арсена Люпена - Морис Леблан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старшая сестра, Элизабет, высокая белокурая девушка с прелестной невинной улыбкой и немного бледная после болезни, обращалась в основном к своему жениху Жерому Эльмасу – красивому малому с открытым лицом, который нигде пока не служил и имел доставшийся от матери домик в пригороде Везине, вблизи парижской дороги. Прежде чем стать женихом Элизабет, он был ее другом; что же до младшей, Роланды, то, зная ее с детства, он обращался к ней на «ты». Молодой человек частенько обедал в «Клематисах».
Роланда, которая была намного младше сестры, отличалась большей выразительностью лица, природной красотой и прежде всего особенным, каким-то мистическим очарованием. И конечно, она не могла не привлечь внимания другого молодого человека, Фелисьена Шарля, который не переставал украдкой бросать на нее взгляды, словно не осмеливаясь смотреть ей в глаза. Был ли он влюблен в нее? Роланда не могла бы ответить на этот вопрос. Он был из тех загадочных натур, чьи лица непроницаемы, а чувства упрятаны за семью печатями и которые, похоже, никогда не открывают того, что думают и чувствуют.
Обед закончился; вчетвером они перешли в студию – комнату довольно просторную, однако очень уютную благодаря расстановке мебели, безделушкам и книгам. Широко распахнутое английское окно выходило на узкую лужайку, отделявшую виллу от пруда. Неподвижная вода отражала густые кроны деревьев, их длинные ветви, нависающие над гладью пруда, соединялись со своим отражением. Наклонившись чуть вперед, можно было увидеть справа, метрах в шестидесяти, другую виллу – «Оранжерею», где жил дядя Филипп. Низкая изгородь обозначала границу между двумя садами, но череда лужаек окружала пруд сплошной лентой. Элизабет и Роланда с минуту стояли, взявшись за руки. Казалось, сестры бесконечно любят друг друга.
Роланда выказывала самоотверженность и постоянное беспокойство. Состояние Элизабет после перенесенной болезни еще требовало соблюдать осторожность.
Наконец, оставив ее с женихом, Роланда села за фортепьяно и подозвала к себе Фелисьена Шарля, однако тот попытался уклониться от приглашения.
– Надеюсь, вы извините меня, мадемуазель, но сегодня мы ужинали позже, а моя работа начинается каждый день в одно и то же время.
– Ваша работа лишила вас свободы?
– Именно потому, что я свободен, я вынужден быть пунктуальным. Тем более что месье д’Аверни приедет ранним утром. Он проведет всю ночь за рулем.
– Как нам повезло, что мы увидим его снова! – сказала Роланда. – Он такой милый, такой интересный!
– Тогда вы понимаете мое желание не разочаровать его.
– Все равно, сядьте… хотя бы на минутку…
Он молча повиновался.
– Давайте поговорим, – сказала девушка.
– Должен ли я говорить сам или мне надобно слушать вас?
– И то, и другое.
– Я могу говорить, только если вы не будете играть.
Роланда не ответила. Она упорно наигрывала несколько музыкальных фраз – таких нежных, таких меланхоличных, что их можно было принять за признание. Пыталась ли она поделиться с Фелисьеном каким-то секретом или подтолкнуть его к большей откровенности, к излиянию чувств? Так или иначе, но юноша продолжал хранить молчание.
– Уходите, – наконец приказала она.
– Уйти?.. Но почему?
– Мы уже достаточно поговорили.
Ошеломленный Фелисьен медлил, но, когда девушка повторила приказ, встал и ушел.
Роланда слегка пожала плечами и продолжила играть, наблюдая за Элизабет и Жеромом, которые тихо беседовали, сидя рядышком на диване, в то время как музыка словно убаюкивала их и, казалось, все больше придвигала друг к другу. Так прошло минут двадцать.
Наконец Элизабет встала и объявила:
– Жером, нам пора на вечернюю лодочную прогулку. Так замечательно скользить по воде в окружении деревьев!..
– Разумно ли это, Элизабет? Вы ведь еще слабы после болезни.
– Да нет же, вовсе нет! Наоборот, этот отдых пойдет мне на пользу.
– Однако…
– Однако так мы и поступим, мой дорогой Жером. Я пойду за лодкой и оставлю ее у лужайки. Ждите меня здесь.
Она поднялась в свою комнату, затем, как делала это каждый день, открыла секретер и, верная привычке, написала несколько строк в тетради, которая служила ей дневником и в которой позднее обнаружили ее последние слова:
«Сегодня Жером показался мне немного рассеянным, занятым какими-то своими мыслями. Я спросила его о причине. Он ответил, что я ошибаюсь, однако я настаивала, и он повторил то же самое, но уже без прежней уверенности:
– Нет, Элизабет, я ничем не озабочен. Чего еще я могу желать, если мы скоро поженимся и то, о чем я мечтаю уже больше года, наконец исполнится? Вот только…
– Вот только – что?
– Иногда я тревожусь о будущем. Вы знаете, что я небогат и в мои тридцать лет нигде не служу.
Смеясь, я закрыла ему рот рукой:
– Зато я богата… Конечно, мы не сможем позволить себе безумные траты… Но почему вас так волнует карьера?
– Только из-за вас, Элизабет. Мне самому ничего не нужно.
– Но мне тоже, Жером! Я готова довольствоваться самой малостью, например всего лишь быть счастливой, – сказала я со смехом. – Разве мы не предполагали скромно жить здесь, пока добрая фея не принесет предназначенное нам богатство?..
– О! – возразил он. – Я не верю ни в какое богатство.
– Но ведь наше существует, Жером… Вспомните, что я вам рассказывала… Есть старинный друг наших родителей, дальний родственник, которого мы не видели много-много лет и который не подавал о себе вестей, но очень нас любил… Сколько раз моя гувернантка Амели говаривала: „Мадемуазель Элизабет, вы будете очень богаты. Ваш старый родственник, Жорж Дюгриваль, должен оставить вам все свое состояние, да, именно вам, Элизабет. И он, кажется, болен“. Вот как обстоят дела, Жером…
Жером прошептал:
– Деньги, деньги… Ладно. Но мне-то нужна работа. Элизабет, вам необходим супруг, который оправдает ваши надежды…
Он больше ничего не сказал. А я улыбалась. Жером… Мой милый Жером, разве думают о будущем, когда любят так, как мы?»
Элизабет отложила ручку. Дневник получил очередную порцию признаний. Она немного оживила лицо румянами, припудрилась, проверила, надежно ли застегнуто доставшееся ей от матери красивое жемчужное ожерелье, с которым она никогда не расставалась, и спустилась вниз, собираясь пройти через сад дяди Филиппа к трем деревянным ступенькам, служившим причалом для лодки.
Жером по-прежнему сидел на диване. Он слушал, впрочем довольно рассеянно, музыкальные импровизации Роланды.
Прервавшись, девушка сказала ему:
– Я очень рада за вас, Жером. А вы?
– Я тоже, – ответил он.
– Правда? Элизабет – такое чудо! Если бы вы знали доброту и благородство вашей будущей
