Читаем без скачивания «Родного неба милый свет...» - Виктор Афанасьев

Много было удовольствия Маше и Саше от чтения этих басен. Они были очень рады, когда узнали, что эти басни похвалил Дмитриев, который в то время считался первым русским баснописцем.

…А ехать учиться в Иенский университет не пришлось: Иену, как и многие другие, прусские города, в том числе и Берлин, захватил Наполеон.

3

В начале 1807 года Блудов, у которого умерла мать, поехал в свою казанскую деревню, чтобы устроить наследственные дела. Жуковский отправился с ним. Ему хотелось посмотреть Оренбург, Волгу, горы Уральские, вообще «видеть некоторую часть православной Руси», но так уж повелось, что все его тогдашние планы дальних поездок срывались: в двадцати верстах от Москвы коляска перевернулась, и Жуковский сильно зашиб ногу и руку. Вернулся домой. Одна из девиц Соковниных отметила это событие дружеской эпиграммой (строками, заимствованными из басни Дмитриева «Два голубя»):

Прокляв себя, судьбу, дорогу.Не мешкав ни часа, назад он повернул,Таща свое крыло и волочивши ногу…

С Жуковским нередко бывали различные происшествия. Однажды под Лихвином он опрокинулся вместе с лодкой, а так как не умел плавать, то чуть не утонул в реке. А в другой раз по рассеянности упал с моста в Выру; рядом случился пастух, который и вытянул его на берег.

…В Москве Жуковский посещал лекции в Московском университете, делал попытки найти службу, просил Тургенева помочь ему в этом. «Что если бы меня сделать каким-нибудь директором училища, — писал он, — и именно в Москве? Я может бы мог быть и полезен!.. Если бы нашлась хорошая должность в Москве с хорошим жалованьем, то мне бы выгоднее; мои родные все здесь, и сверх того моя матушка могла бы жить со мною». Неожиданно для него судьба его устроилась. К нему пришел — по совету Карамзина и Дмитриева — книгопродавец Попов, который предложил ему стать редактором «Вестника Европы»; Попов был недоволен Каченовским, который потерял много подписчиков из-за того, что сделал журнал скучным. Узнав, что он ведет переговоры с Поповым, Елизавета Дементьевна встревожилась: «Вестник очень меня беспокоит в рассуждении твоего здоровья. Я боюсь, что ты слишком будешь прилежен». Это было сказано не без оснований, она видела, как он в Мишенском и Белёве изнурял себя «книжной» работой.

В июне 1807 года Жуковский окончательно договорился с Поповым и с начальником типографии Московского университета Максимом Невзоровым о том, что с января следующего года он начнет редактировать «Вестник Европы». «Теперь начинаю готовить материалы, — пишет он Тургеневу, — но так как я довольно мало на себя надеюсь и даже боюсь своей лени, то, мой друг, не худо будет, если ты постараешься помочь мне. Ты теперь имеешь довольно пособий и источников… Записывай что видишь и слышишь». А Тургенев и в самом деле мог бы рассказать немало интересного: он был в июле в Тильзите в свите императора Александра, видел Наполеона, Европу, по которой прокатилась война. «Ты в связи со многими людьми, — писал ему Жуковский, — которые могут иметь в своих портфелях какие-либо важные рукописи, которые бы очень мне пригодились: например, я желал бы иметь записки Кантемира о его посольстве, которых нет печатных. Нет ли еще каких-нибудь подобных записок?.. Нет ли чего в бумагах братниных?».[77]

В другом письме Жуковский обращался к Тургеневу и Блудову вместе: «Ты, Блудов, мог бы доставлять мне рисунки и планы лучших Петербургских зданий, разумеется с описанием: это было бы полезно для моего журнала, который хочу украшать не только пером, но и резцом… Тургенев, еще повторяю, пришли мне свое Путешествие и позволь мне привести его в порядок и выдать…[78] Блудов, критикуй петербургский театр и актеров… присылай мне „Замечания петербургского зрителя“, пиши что придет в ум». Жуковский слал друзьям письмо за письмом, призывая их к работе, но в основном он, конечно, должен был положиться на себя.

Осенью Жуковский переехал в Москву. «Книги твои, вольтеровы кресла и прочее с обозом приедут к тебе, — писала Жуковскому мать его. — Очень рада, что Антонский дает тебе три комнаты. Знавши твой нрав и как ты любишь порядок, уверена, что это для тебя не малое удовольствие». Тут же, во дворе Университетского благородного пансиона, где находился флигель Антонского, располагалась и университетская типография, где печатался «Вестник Европы»; таким образом Жуковский всегда мог заглянуть и к наборщикам и к печатникам.

…Надвигались новые заботы, новая жизнь, но еще кипело старое, радость омрачалась тоской по Маше. Здесь, в домике инспектора пансиона, он не только готовился к изданию журнала, но и писал стихи. Много раз он переписывал и переправлял элегическое послание «К Филалету» — под этим условным именем был скрыт Александр Тургенев. Стихотворение полно трагического лиризма, оно похоже на монолог; за его романтическим пафосом чувствуется вся эта ненаписанная трагедия.

Я сердцем сопряжен с сей тайною страной, Куда нас всех влечет судьба неодолима; Томящейся душе невидимая зрима — Повсюду вестники могилы предо мной.

Смотрю ли, как заря с закатом угасает, Так, мнится, юноша цветущий исчезает: Внимаю ли рогам пастушьим за горой, Иль ветра горного в дубраве трепетанью. Иль тихому ручья в кустарнике журчанью. Смотрю ль в туманну даль вечернею порой, К клавиру ль приклонясь, гармонии внимаю — Во всем печальных дней конец воображаю.

Сквозь печальные слова о смерти просвечивает трогательное внимание к подробностям жизни, к природе. Герой стихотворения сначала как бы любуется, наслаждается своей грустью, ему и больно и сладко возвращаться к истокам своей меланхолии:

К младенчеству ль душа прискорбная летит,Считаю ль радости минувшего — как мало!Нет! счастье к бытию меня не приучало;Мой юношеский цвет без запаха отцвел.Едва в душе своей для дружбы я созрелИ что же!.. предо мной увядшего могила;Душа, не воспылав, свой пламень угасила…

Скупое на радости детство, смерть друга… Все становится в логический ряд: трагичность судьбы предопределена. Но как только размышления героя касаются его любви — исчезает меланхолия, вспыхивает необыкновенная напряженность чувства, любовь не становится в логический ряд:

Любовь… но я любви нашел одну мечту.Безумца тяжкий сон, тоску без разделенья.И невозвратное надежд уничтоженье…Мой друг, о нежный друг, когда нам не даноВ сем мире жить для тех, кем жизнь для нас священна.Кем добродетель нам и слава драгоценна.Почто ж, увы! почто судьбой запрещеноЗа счастье их отдать нам жизнь сию бесплодну?Почто (дерзну ль спросить?) отъял у нас творецИм жертвовать собой свободу превосходну?

Ропот, даже протест против воли «творца»… Страсть самоотречения ради возлюбленной: