Читаем без скачивания Не отступать и не сдаваться. Том 3 (СИ) - Тыналин Алим

— Я еще раз напоминаю, что отстранение Рубцова может иметь катастрофические последствия для нашего выступления, — сказал он, чуть повысив голос. Я усмехнулся, глядя на пожилого тренера в красном спортивном костюме, уже с седой шевелюрой, крепкого, как дуб. Ну, хватанул, «катастрофические последствия». Может, я и являюсь кандидатом на золото турнира, но даже без меня наша сборная должна выиграть хоть несколько первых мест. Хотя, когда идет такой спор, уместны любые сравнения. Чем-то Деменчук напомнил мне Касдаманова. Интересно, знаком он с Егором Дмитриевичем или нет? — Что я скажу нашему руководству после того, как мы приедем домой? Что самый перспективный боксер нашей команды был отстранен от боев только потому, что его сфотографировали в местной газетенке? Как вы думаете, погладит оно вас после этого по головке?

Георгий Иванович зло посмотрел на меня.

— Если этот ваш перспективный боксер убежит на Запад, это будет иметь еще большие катастрофические последствия! — однако после этого, понимая, что в словах тренера сборной есть рациональное зерно, чекист постарался успокоиться. Он нервно пригладил шевелюру, шумно выдохнул и сказал: — Ладно, мое дело доложить руководству, а там оно само будет решать. Рубцов, садись и пиши объяснительную. Напиши все подробно, как ты оказался на этом чертовом снимке. И никуда ни шагу без моего разрешения. Никаких звонков, никаких передвижений!

Он поглядел еще раз на нас, поправил галстук и стремительно вышел из комнаты.

Глава 22. Никакого шанса

Сразу после ухода куратора из органов в комнате наступило молчание. Только издалека, даже через закрытую дверь, до нас доносился далекий рев трибун.

— Ну ты и натворил делов, Витя! — сказал Деменчук и уселся в кресло рядом со мной. — Говори давай, все и в самом деле было так, как ты сказал?

Худяков нервно прохаживался по комнате. Я откинулся назад на спинку кресла и ответил:

— А зачем мне фантазировать? Вы что же, думаете, что я специально отправился на этот забег с быками и позировал перед фотографами? Вообще-то соперники еще не выбили мне последние мозги на ринге, так что я мог бы додуматься, что так делать нельзя.

Деменчук шумно выдохнул и взял злополучную газету. Только теперь я понял, почему болельщики кричали «Энсьерро бокса!». Они уже успели прочитать статью про меня. Что там, кстати, сказано?

Главный тренер с досадой швырнул газету на столик и я взял ее. Она называлась «Mundo Deportivo», что означало, как я узнал впоследствии, «Спортивный мир». Это была одна из старейших газет в Испании, освещавшая события в мире спорта. Как потом рассказал мне переводчик, в статье было сказано о том, что боксер из Советского Союза решил принять участие в празднике энсьерро. Журналисты сообщили, что я сумел с успехом пройти испытание с быками, выказав необычайное мужество, «почти как настоящий испанец». Дотошные газетчики сумели даже узнать мое имя.

— Мне сообщили, что перевод этой статьи и твое фото уже успели напечатать в «Советском спорте» и в «Комсомольской правде», — устало сказал Деменчук, потерев красные глаза. Кажется, он не спал со дня прилета нашей сборной на соревнования. — Когда только успели об этом узнать эти пронырливые журналюги? Поздравляю, Рубцов, ты стал знаменитостью.

Я кисло усмехнулся. Худяков перестал ходить взад-вперед по комнате и закричал:

— Витя, ну почему ты не сказал мне? Я бы доложил руководству и мы могли бы что-нибудь сделать! Может, как-нибудь замяли бы эту историю! А теперь ничего не попишешь, тебя отстранят от соревнований, это как пить дать. Все, пакуй чемоданы, поедем домой.

Деменчук все также устало махнул рукой. Полез в карман, достал сигареты, закурил.

— Успокойся, Игореша. Может, все устаканится. Коней на переправе не меняют.

Он задумался, посмотрев в пол, а затем добавил:

— Хотя, если вспомнить, каким трудом тебе достался этот чемпионат, Рубцов, все может произойти.

— Ну, конечно! — снова закричал Худяков, потрясая руками, как на сцене театра. — Они ему сейчас все припомнят! И скажут, а мы предупреждали! Не надо было пускать этого Рубцова на европейский чемпионат! Вот что вышло, разве не видите?!

В чем-чем, а в этом он был прав. Все мои недоброжелатели в спорткомитете с радостью ухватятся за эту возможность насолить мне. Уж они раздуют из этой мышки огромного слона. Перевернут все с ног на голову.

Я уже знал, о чем они будут вопить на заседаниях комитета. Советский боксер участвует в массовых мероприятиях капиталистического запада! Позирует на людях, словно кинозвезда! Забавляется с быками хотя должен сражаться на ринге. Разве такое поведение достойно высокого звания советского спортсмена?

Не вставая с места, я что было силы стукнул по подлокотнику кресла. Вот дьявольщина, на ровном месте прокололся! Ведь так хорошо все шло! Но нет, надо было мне встрять в дерьмо по самые уши. Отправился помогать девушке, придурок хренов!

— Ты давай не порти мебель, а пиши объяснительную, — сказал Деменчук и потушил сигарету в пепельнице. — Только дай мне сначала почитать, перед тем, как отдавать Жоре. Там наверняка что-нибудь переписывать придется.

Он поднялся, кивнул Худякову и направился к выходу. По дороге сказал:

— Игорь, а ты теперь от него ни на шаг! Чтобы постоянно находился под контролем. Напишет объяснительную, потом в гостиницу и чтобы носа из номера не высовывал.

Худяков хмуро кивнул. Тренер сборной вышел, а мы остались одни. Последующие пару часов я сочинял бумагу, а Худяков молча сидел рядом и пил минералку и лимонады. Я так подозреваю, что ему страстно хотелось бы выпить чего-нибудь покрепче, но он тоже сдерживал себя.

Когда я закончил и передал одобренную Деменчуком объяснительную куратору из органов, мы отправились в гостиницу. Здесь мне даже не разрешили выйти в кафе и пообедать, еду принесли в номер. Позвонить домой тоже не дали. Вместо Григория Ивановича рядом с номером теперь находился один из переводчиков, молчаливый худощавый тип с пронзительным взглядом. Худяков тоже отправился в свой номер и заперся в нем.

Делать было нечего, я посмотрел телевизор, где все передачи и фильмы шли на испанском языке и с горя завалился спать. Мне приснились дурацкие кошмары, в которых я стоял на ринге, а вместо зрителей вокруг сидели огромные люди с бычьими головами. Потом один из них забрался на ринг, разорвав канаты и я с удивлением и страхом узнал в нем Гарсиа. Он указал на меня и начал ругаться на испанском. Не уверен насчет смысла слов, но интонация была вполне понятной.

Проснувшись в холодном поту, я обнаружил, что уже настала ночь, а испанская ругань сыпется с экрана телевизора, который я оставил включенным. Там шел какой-то фильм. Я выключил телевизор, для чего мне пришлось подняться и подойти к нему, поскольку здесь еще не было пультов дистанционного управления. Затем я открыл окно номера пошире и снова завалился спать.

Ночью мне снова привиделись дурные сны, но их я уже не помнил. Проснулся я под утро и хотел отправиться на пробежку, но выглянув из номера, обнаружил в коридоре давешнего мнимого переводчика.

— Обложили, гады, — пробормотал я и снова нырнул обратно в номер. — Со всех сторон.

Разминку и тренировку пришлось делать в номере. Честно говоря, не очень хотелось делать. Какой смысл потеть и стараться, если меня собираются отстранить от соревнований?

Но затем я вспомнил обещание, данное Егору Дмитриевичу и заставил себя сделать интенсивную тренировку. Спортивных снарядов и тренажеров в номере не было, пришлось обойтись прыжками, боем с тенью и отработкой ударов и движений. Под конец беспрерывных двухчасовых занятий я насквозь промок от пота.

Отдохнул полчаса и вышел на балкон. В столице Испании было темно. С учетом разницы во времени с Москвой я вообще проснулся еще ночью. Окна и лоджия выходили на север и я мог видеть за крышами домов, что на востоке небо начинает светлеть, возвещая о новом рассвете.