Читаем без скачивания Роковая любовь - Француаза Бурден

– Извините, я очень спешу,– неохотно выдавил он и пошел дальше.

Этот тип обладал способностью надоедать ему, хотя он сам не понимал почему. Посчитав этот вопрос несущественным, через двадцать метров он уже не вспоминал о нем.

Максим только что сообщил Марсьялю итоги года, и тот не мог вымолвить ни слова от удивления.

– Браво,– сказал он наконец,– вы оба просто молодцы!

К восхищению старшими сыновьями примешивалась капля зависти. От года к году нотариальная контора увеличивала свой оборот и оставила далеко позади те результаты, которых Марсьяль, будучи очень компетентным, достиг в свое время.

– Ты меня поражаешь,– сказал Максим с улыбкой,– ты единственный, кто не спросил, сколько это во франках! У нас нет ни одного клиента, кто бы переводил в евро так же быстро, как ты.

– Ах, надо же их понимать, потратить миллион на дом – это было более красноречиво, более тщеславно. И еще, ты не застал тех, которые говорили в старых франках. Сто миллионов вместо ста пятидесяти двух тысяч евро – было от чего почувствовать себя богачом!

Бланш поставила на стол фаршированную утиную шею с пюре из свежих яблок.

– А для тебя белое куриное мясо,– объявила она Марсьялю.

Она добавила в блюдо эстрагона и украсила гарнир мелкими овощами, но Марсьяль отодвинул тарелку, протянутую ему.

– Нет уж, спасибо, слишком мало для меня.

Бланш так и осталась стоять с тарелкой в руках, не зная, что делать, и Максим пришел ей на помощь:

– Папа, будь разумным...

– Да не вопрос, я лучше пойду пообедаю где-нибудь. А ты, будь любезен, не разговаривай со мной, как со своими детьми, я еще пока не в том возрасте, когда впадают в маразм.

Эта тирада больше относилась к Бланш, чем к Максиму, и все догадывались об этом. Разобиженная, она унесла тарелку на кухню. А Марсьяль, как ни в чем ни бывало, приступил к фаршированной шее.

– В самом деле, Макс, я горжусь вами. Я оставил вам контору в хорошем состоянии, как мне кажется, но вы превзошли все мои ожидания!

– Мы с Виктором хорошо дополняем один другого и никогда не наступаем друг другу на ноги – вот в чем главный секрет! Он не любит недвижимость, а я не люблю финансы...

Бланш вернулась и села рядом. Вдруг она перебила его и спросила:

– А кто занимается наследством, ты или Виктор?

– Чаще он, но иногда как получится. А что?

– Из любопытства... Вы как-то говорили о Робере Вильнёве, так вообрази, я встретила его племянника в магазине.

– Жана? О, это кошмар для Вика! Я подло бросил своего брата в лапы этого типа, и результат всем известен. Если еще Жан возьмется за финансирование фильма Ника, это будет театр абсурда!

Бланш бросила на сына такой странный взгляд, что Марсьяль от удивления перестал жевать. Он увидел, что она вся напряглась, прежде чем спросить:

– Почему это истинный кошмар? В свое время он был славным парнем, разве не так?

– У тебя плохая память,– возразил Марсьяль строго.– Робер считал его неудачником, лентяем и бестолочью! Вспомни-ка, он не мог удержаться ни на одной работе больше недели. В двадцать пять лет он ничего не умел делать! Мы даже предложили ему работать в саду в Роке как-то летом, но для него и это оказалось не под силу.

– В твоих глазах никто не заслуживает снисхождения,– пробормотала Бланш.

– В моих?

Он никак не ожидал критики со стороны жены и не понимал причины ее настойчивости, поэтому обратился к Максиму:

– А чем он, кстати, занимался эти тридцать лет? Ты что-нибудь знаешь?

– Ничего интересного. Жил в Перигё, в Каоре...

– Однако это не причина, чтобы вы к нему придирались! – раскипятилась Бланш.– Отдайте ему его наследство и оставьте в покое...– В голосе ее послышалась дрожь.– У меня всегда складывается впечатление, что вы осуждаете людей, вмешиваетесь в чужую жизнь,– сказала она более спокойно.

– Но это же наша работа, мама,– ответил Максим.– А то, что мы не должны говорить о ней при тебе, да, здесь ты права.

Марсьяль смотрел на Бланш все более заинтересованно. Какая муха ее укусила? Если в старости она станет желчной брюзгой, то их совместное существование рискует оказаться еще более тяжким, чем он предполагал до сего дня. Бланш доставала его своей нежностью, но сварливой она будет невыносимой.

Являясь прирожденным дипломатом, Максим перевел разговор на другую тему, касающуюся отпусков, и Марсьяль подумал о том, как планирует проводить лето Жюли. Поедет путешествовать с мужем? Навестит детей? Ему не хотелось, чтобы она сожалела о нем, но все-таки надеялся, вопреки самому себе.

Ночные мотыльки и комары подлетали и сгорали в пламени свечей, которые Виктор расставил по углам стола. Было около полуночи, но воздух все еще был теплым, напоенным запахом сухих трав.

– Дом всегда влияет на тех, кто в нем обитает,– уверенно сказала Виржини.– А жить в таком доме, как ваш,– это обязывает.

Видимо, Рок настолько нравился ей, что она говорила о нем возвышенно.

– Жаль, что вы точно не знаете, откуда происходит это название. Очевидно, не от скал, ведь их здесь нет... И вряд ли речь идет об этом высоком холме. Когда смотришь на долину сверху, от другого фасада, просто дух захватывает! Надо было бы нам расположиться поужинать именно там.

– Вы хотите, чтобы Лео скатился к реке? – пошутил Виктор.– Если вы настаиваете, в следующий раз я накрою стол прямо на краю обрыва. При условии, что следующий раз состоится, конечно.

– А почему нет?

Виржини хитро улыбнулась, и он подумал, что настал момент показать себя не таким глупцом, как в прошлый раз. Весь сегодняшний вечер он старательно отводил глаза, чтобы не смотреть очень уж откровенно в вырез ее белой кофточки без рукавов. Но ее загорелая кожа так притягивала его, что он умирал от желания прикоснуться к ней.

Они сидели напротив, и Виктор, протянув руку через стол, накрыл ладонь Виржини своею ладонью.

– Если я скажу вам, что вы мне нравитесь, вы не встанете из-за стола, чтобы уехать домой?

– Ну, это зависит... Так вы скажете или нет?

– Да, конечно...

Кончиками пальцев он гладил ее запястье.

– Вы пережили трудную историю, я тоже,– добавил он вполголоса,– но что касается меня, то я не ищу... утешения.

– Тогда чего же вы ищете? Приключения?

– Тоже нет. Во всяком случае, не с вами.

Карие глаза Виржини при свете свечей казались огромными, она всматривалась в лицо Виктора. Он отпустил руку Виржини, встал и обошел стол. Стоя позади нее, он наклонился и поцеловал ее в затылок, от чего она вздрогнула.

– Я почти влюблен в вас,– прошептал он.

Он не думал о Лоре весь вечер; но вырвавшееся признание неожиданно напомнило о ней. Он желал и любил в течение нескольких лет, только ее, верил, что способен сделать Лору счастливой, и не мог представить, что однажды; ему придется строить свою жизнь без нее. И, тем не менее, то, что он сказал Виржини, было правдой. Он был снова открыт для любви, он был готов пережить это чувство и, может быть, что-то построить из него. Готовясь к ужину, он поймал себя на том, что тихо напевает под нос, чего с ним не было никогда, и он четверть часа потратил на то, чтобы разыскать бокалы из цветного стекла, в которых собирался подавать гаспаччо.