Читаем без скачивания Манюня пишет фантастичЫскЫй роман - Наринэ Абгарян

— Видели? — приговаривала Ба. — Не, ну вы видели?

Вот так вот!

— А чего это она? — шепнула я Маньке.

Манька растерянно глянула на меня, а потом обратно уставилась на Ба:

— Ба? Ты чего?

Ба обернулась к нам и радостно всплеснула руками.

— Меня пригласили на банкет!

— Ура! — запрыгали мы. — А что такое банкет? И зачем тебя пригласили?

Ба не стала нам отвечать. Она полетела в свою комнату, распахнула дверцы шкафа и принялась перебирать одежду.

— В чем же мне пойти? — бубнила она себе под нос. — В синем платье? Или в голубом костюме? А может, надеть шляпку? М?

Она сдернула с верхней полки круглую, цвета сливочного масла шляпку с блестящей пряжкой на боку и нахлобучила на голову. Потом выдернула из шкафа синее тонкое платье, приложила его к себе, повертелась перед зеркалом.

— И надену светлые лодочки. А на плечи накину белый жакет и буду шик-и-блеск!

Это было что-то из ряда вон выходящее — Ба танцевала, напевала и сказала наше слово «шикиблеск»! Такого раньше за ней никогда не наблюдалось!

— Ба, ну ты нам хоть скажи, куда пойдешь! — обняла ее за талию я. — А то мы с Манькой ничего не понимаем.

— Нариночка! Твой дед достал нам приглашения на завтрашний банкет в честь Погоса Мурадяна! Представляете?

Представляем. Погос Мурадян был единственной любовью Ба. Ну, не единственной, она, например, дядю Мишу любила, опять же Маню, тетю Фаю, которая Жмайлик, и нашу семью любила, но кроме нас, она любила еще и Погоса Мурадяна.

Погос Мурадян был Львом Лещенко армянской эстрады. Его часто показывали по телевизору, он был гвоздем программы любого торжественного концерта.

— А сейчас выступает Погос Мурадян! — объявлял ведущий, и зал взрывался в аплодисментах. Следом на сцену выходил мужчина невероятной красоты, с зачесанными набок густыми кудрявыми волосами, с неизменной хризантемой в петлице и, сверкая темными, «как южная ночь», очами, пел грустные песни о любви. Женщины млели, мужчины смахивали скупую мужскую слезу.

Погос был молод, талантлив и волнующе неженат. Поговаривали, что когда-то у него была любимая женщина, которая погибла в автомобильной катастрофе, и убитый горем Погос поклялся навсегда хранить ей верность. И выступает он с неизменной хризантемой в петлице потому, что это были самые любимые ее цветы.

— Бедненький, — заламывали руки женщины, прокручивая на магнитолах по сто раз на дню его шлягеры о любви.

— Вот она, лебединая верность, — качали головой мужчины и, не чокаясь, пили за прекрасную незнакомку, которой хранил верность заслуженный артист Армянской ССР Погос Мурадян.

Ба любила Погоса какой-то остервенелой любовью. Если по телевизору или радио передавали его выступление, она вся замирала и, прикрыв глаза, в молчании дослушивала песню до конца. И не дай бог кому-нибудь из нас в столь торжественный момент издать хоть крупиночку писка — неминуемая расплата находила своего героя в любом конце вселенной.

Когда афишные стенды Берда запестрели объявлениями о скором концерте Погоса Мурадяна, в городе начались беспорядки. Люди штурмом взяли кассы ДК и, угрожая самосудом всем, кто пытался пробраться к окошку без очереди, в считанные минуты раскупили все билеты. И только благодаря тому, что работникам райкома полагались какие-то места в зале, дед выбил нам три места в партере.

На завтрашний концерт собрались Ба, дядя Миша и папа. Мама наотрез отказалась идти на Погоса Мурадяна, она его на дух не переносила.

— Какой-то он весь из себя надутый и фальшивый, — говорила она о любимце публики, чем очень обижала Ба.

О том, что после выступления намечается банкет в честь знаменитого певца, знал весьма узкий круг людей. Чтобы сделать приятное Ба, наш неугомонный дедушка достал целых три приглашения. И теперь получалось, что после концерта папа с дядей Мишей и Ба прямиком должны были ехать на этот банкет, чтобы в непринужденной обстановке пообщаться с непревзойденным Погосом!!!

На эпохальное событие Розу Иосифовну собирали всей честной компанией. И даже Сонечка принимала в лихорадочных приготовлениях непосредственное участие — она топала кругами и всячески приседала при виде метаморфоз, которые происходили с Ба.

— Кака кьясивая! — то и дело восклицала она, пока мама то причесывала, то подкрашивала Ба. Потом Ба надушилась маминой «Климой», надела шляпку, накинула на плечи белый жакет и превратилась в настоящую английскую королеву.

— Надя, — полюбовалась своим отражением в зеркале она, — а я вполне себе ничего, скажи?

— Тетя Роза, да вы просто красавица! — заверила мама.

— Ба, ты похожа на домомучительницу, — ревниво прогудела из-за угла Манька.

— Я тебе, паразитка, потом покажу, какая я домомучительницца, ясно? — беззлобно огрызнулась Ба и царственно вплыла в гостиную, где наши побритые до зеркального блеска и отутюженные папы коротали время, играя в нарды.

— Роза, ты сегодня выше всех похвал, — развел руками папа, а дядя Миша только и смог, что присвистнуть и произнести: «Мамелееее, ну ты даешь!»

— Ыхыхыхыыы! — кокетливо затряслась Ба и, подцепив под локоток кавалеров, поволокла их к выходу. Через две секунды наша вылизанная до блеска «копейка» Генриетта стартовала в сторону ДК.

— Вот и славно, — обрадовалась мама, — пока наши родные наслаждаются концертом, давайте устроим им сюрприз!

— Давайте. А какой? — запрыгали мы.

— Испечем торт. А вы мне будете помогать взбивать тесто и мыть посуду, хорошо?

— Хорошо!

Ради того, чтобы получить кусочек маминого бисквитного торта, мы готовы были пойти на любые жертвы, в том числе и на ненавистное мытье посуды. Поэтому мы так рьяно взялись за дело, что часам к десяти на столе уже красовалось прослоенное воздушным кремом и украшенное свежей малиной, фундуком и пирамидками безе сладкое великолепие.

Пока мама жарила кофе, мы облизали до блеска миску с остатками крема, подъели все крошки от торта и даже успели покалечить друг друга за фольгу с налипшей хрустящей бисквитной корочкой. А потом мама вручила нам ручную кофемолку, и мы по очереди мололи кофе.

— Ничего страшного, если разочек вы поздно ляжете спать, — сказала она нам. — Зато мы все дождемся Ба и узнаем, как прошла ее встреча с любимым певцом.

Ждать пришлось совсем недолго — буквально минут через десять к дому подъехала папина «копейка».

— Почему они так рано? — удивилась мама. — Неужели банкет так быстро закончился?

Мы высыпали в коридор, и очень даже вовремя, потому что в следующий миг со стуком распахнулась входная дверь, и влетела совершенно разъяренная Ба. Следом за ней летели папа с дядей Мишей. И если у папы выражение лица было однозначно свирепое, то дядя Миша выглядел так, словно только что увидел что-то из ряда вон выходящее. Говорящую лопату, например.

— Надя! Ты представляешь? Нет, ну ты представляешь? — Ба сорвала с головы шляпку, напялила ее на семисвечник и лихорадочно переобулась в большие тапки с помпоном.

— Что случилось? — забеспокоилась мама.

— Кто бы мог подумать! Нет, кто бы мог подумать! А чем это так вкусно пахнет?

— Мы вам торт испекли, — зачастили мы, — и кофе намололи, чтобы сюрприз сделать!

— Какие молодцы, — обрадовалась Ба, — а мы голодные вернулись, вот и поужинаем сейчас вкусно. Миша, принеси бутылку наливки из погреба. Нет, сиди уж, горе луковое, лучше я принесу! — И, снова переобувшись в лодочки, Ба выскочила из дома.

— Да что же произошло, кто-нибудь может объяснить? — рассердилась мама.

— Жена, — забегал глазами папа, — ты была совершенно права. Этот Погос Мурадян — мутный тип. Очень! — И папа удрученно замолчал.

— Надя, — пришел на помощь другу дядя Миша, — когда мы приехали после концерта на банкет, этот Мурадян оперативно нажрался и стал выказывать знаки внимания твоему мужу.

— Что ты такое говоришь, Миша! — задохнулась от возмущения мама. — Какие такие знаки внимания?

— Ну, типа какой вы мужественный, и руки у вас такие сильные, и глаза, мол, зеленые, как я люблю! Пришлось Юрика оттаскивать от него, чтобы он не набил ему морду.

— А чего ему надо было? — обступили мы со всех сторон дядю Мишу с папой.

Взрослые мигом вспомнили о нас и замялись.

— Он говорит Юре — до чего у тебя руки сильные, сразу видно, что настоящий стоматолог! — стал выкручиваться дядя Миша. — А у меня, говорит, все зубы болят. Вот Юра и полез ему зубы вырывать. Еле оттащили.

— А чего это еле оттащили? — удивилась Манька. — У человека ведь зубы болели!

— Мария, там столы ломятся от еды, если ему зубы вырвать, чем он есть будет?

— А и верно, — согласились мы. — Без зубов шашлыка не поешь!

Тут из погреба вернулась Ба, водрузила на стол бутылку своей фирменной сливовой наливки и до поздней ночи, под вкусный мамин тортик и рюмочку, негодовала, что же такое в мире творится, Надя-джан, с виду мужик, а внутри не пойми что! А дядя Миша покатывался со смеху и, похлопывая папу по плечу, говорил, что теперь Юрику нужен психолог, иначе всю жизнь ему страдать от глубокой душевной травмы, нанесенной Погосом Мурадяном. Папа сначала хмурился, а потом сам стал посмеиваться, мол, нечего завидовать, раз на тебя не обратили внимания, одинокий ты, никому не нужный пилигрим. А дядя Миша говорил, что уж лучше коротать жизнь одиноким пилигримом, чем сильной половинкой Погоса Мурадяна.