Читаем без скачивания Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но всё равно, в темноте рубиться, не дело, — подытожил развернувшуюся дискуссию по предложению Якима Порохня. — Тогда уж лучше двери подпереть да спалить ворогов вместе с хатами.
Ишь, умный какой! Хаты ему спалить. А куда потом крестьянам посреди зимы деваться? Нет, я понимаю, что о посошных в эту эпоху разве что только хозяева этих деревенек и думают. А на войне до них вообще никому дела нет. И то, что Глеб им неожиданно посочувствовал — это скорее исключение из правил.
Но я то в другую эпоху воспитывался. Для меня даже любой крестьянин — человек, а не просто даточный землепашец. Я вот так, походя их разорять и убивать ещё не обвык. Хотя, не удивлюсь, если скоро привыкну. Во всяком случае, если выбирать между жизнями моих людей и избами местных крестьян, я безусловно этими избами пожертвую.
— Нет, воевода, ничего мы жечь не будем. Ну, разве что самую малость. Глеб, — оглянулся я на полутысячника.- Ты гранады, как я приказал, захватил?
— А как же, Фёдор Иванович, все что были взял. Девяносто три яблока, весь запас, что с самого Ельца везли.
— Вот и хорошо, — удовлетворённо заявил я. — Атаковать ворога мы будем после рассвета.
— Как после рассвета! — в недоумении поднялся со шкуры Подопригора. — Они же к тому времени проснуться все!
— Правильно, проснутся, — легко согласился я с сотником. — Подниматься начнут, броньку одевать, ставни на окнах откроют.
Солнце с началом рассвета мы так и не увидели. Густые облака, почти придавив собой кроны деревьев, с неохотой пропускали сквозь себя солнечный свет, давая сумеркам время на отступление. Колючий снег жёстко скрипел под копытами коней.
Деревня просыпалась; загремели цепью крестьянки, наполняя вёдра колодезной водой, засуетились мужики, лениво забрехали псы. Появились и первые воины, лениво потянувшиеся в отхожее место и попутно открывая ставни на окнах. Где-то на окраины истошно закукарекал петух. Его крик подхватили другие, устроив своеобразную перекличку.
— Пора, — прохрипел Порохня, зябко поведя плечами. — Ну, с Богом, православные!
— За мной, — тут же вскочил на коня Подопригора. Его сотня тронулась следом, постепенно набирая ход. — Всех ратников сечь без жалости. Посошных не трогать!
Угу. Это я на такой команде настоял, аргументировав свой приказ тем, что нам тут ещё жить и жить и лояльность местного населения, лишней не будет.
— Фитили зажигай, — отдал я в свою очередь приказ и сам, высек искру, поджигая фитиль на гранате. — На коней, — гренадёры из отряда Глеба (хоть самих гранат у нас было до крайности мало, в каждом отряде с прицелом на будущее обучалось по двадцать гренадёров) сели на коней за спинами у всадников. — Вперёд! — и сам посылаю коня вскачь, вслед уже обрушившейся на деревню сотне.
— За мной, ратники! — взревел позади Глеб, возглавив вторую сотню своих воинов, которым не досталось места на конях. — Бегом!
Деревня нас встретила заполошным визгом баб, побросавшим в снег вёдра с водой, яростным лаем дворовых псов и редкими криками воинов со всех ног бросившись обратно к избам.
Кто-то успел, хлопнув дверью под стук бьющих в дерево стрел, кто-то нет. Всех не успевших в считанные секунды зарубили, добив, в том числе и раненых, всё же поймавших свою стрелу. И всадники закружились перед домами, держа наготове луки; мало ли кто в пристройках притаиться мог да и из избы кто-нибудь высунуться может.
Мой отряд отстал совсем ненамного, заранее разбившись на двадцать частей с обязательным гренадёром в каждой группе. Проскочили мимо костра с вырезанным дозором, разделились, устремившись к избам.
— Дорогу!
Я проскочил между гарцующими перед домом всадниками, едва не вбив копытом в снег окровавленного ратника в холщовой рубахе и на скаку соскочив с коня, кинулся к окну. Ставни открыты, а бычий пузырь ножу не помеха. Взмах и следом в дом, искря фитилём, летит граната. Я пригнулся, тут же потянув из подсумка ещё один снаряд. Над головой сильный грохот сменился криками боли и отборными ругательствами. Потянуло дымом.
Не нравится? Ну, а что вы хотели? На Руси в это время гранаты, хоть и известны, но большого распространения не получили. А всё потому, что взрывается она не сразу, а только после того, как фитиль догорит. А это дело не быстрое. Пока искра до пороха доберётся, противник с того места уже убежать успеет, и что ещё хуже, до незадачливого метателя добраться сможет. Потому в поле от гранат толку почти нет, а со стены метать, так та же кипящая смола гораздо эффективнее будет. Никчёмное, в общем, изобретение.
Вот только я его усовершенствовал совсем немного, тем самым опередив на полвека солдат Кромвеля. Там всего-то и делов было, что к фитилю небольшой грузик приделать и теперь при ударе гранаты о землю, этот груз по инерции втягивал в корпус его горящий конец. Отчего и взрыв происходил практически мгновенно.
Быстро высекаю искру и в окно летит второй снаряд. И снова грохнуло, под задорное улюлюканье всадников. В окутанном дымом помещении криков стало гораздо больше. Кто-то завыл по-звериному, на одной ноте. Загремела посуда.
Я, кусая губы, потянулся за третьим снарядом. Хоть бы этот воющий замолчал, что ли! Аж мурашки по спине пробежали от той безысходности и боли, что в нём слышится. Вот только и мне по-другому нельзя. Обернись всё иначе, этот воющий меня бы не пожалел.
Новая граната жахнула как-то по-особенному сильно, просвистев осколками над головой. И тут же сбоку скрипнула дверь. Разворачиваюсь, рывком вырывая из чехла пистоль, но ратник, захлебнувшись собственным кашлем, падает на пороге, ломая грудью сразу три стрелы.
Не жилец. Впрочем, как и большинство в избе, превращённой мною в кунсткамеру. Вон даже выть наконец-то перестали. Затихло всё.
Я нащупываю рукой последний снаряд и, после секундного колебания, разжимаю пальцы. Нет в доме больше боеспособных бойцов. Если бы были, уже давно на двор вылезли. В этаком дыму и десятка секунд не продержишься.
— Эва как! — на двор ввалились с десяток тяжело дышащих воинов, протопали, хрустя снегом к дому.
Ну, вот и
