Читаем без скачивания Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все пристройки обыщите, — велел я, осторожно подступая к двери. — Вдруг прячется кто. А я пока…
— Мы сами, Фёдор Иванович, — неожиданно оттесняют меня двое спешившихся молодцев. — Вот только дым этот развеется немного.
Я на мгновение растерялся, вглядываясь в наглые, самодовольные рожи воинов, вставших на моём пути. Хотя в сотне Подопригоры все такие. С монахами нипочём не спутаешь.
— Да вы не обнаглели часом, хлопцы⁈ — начал заводится я. — Я ведь и повесить за такое, приказать могу!
— Вот опосля и повесишь, Фёдор Иванович, если на то твоя воля будет. А мы покуда дом проверим. Яким Остапович не велел тебя туда, впереди всех пускать.
Яким Остапович, значит? Ах, ты ж!
— Фёдор, — вовремя появившийся Порохня, не дал разразиться грозе. — Вот ты где. Поехали. Мы начальных людишек, как ты велел, живыми взяли. С ними там Подопригора теперь лается. Тебя ждёт.
Ну, раз сам Яким Остапович меня ожидать изволит, тогда да! Тогда, конечно! Всенепременно поспешу!
Возле дома старосты на коленях стояли четверо. Мазнув взглядом по побледневшему, дрожащему Арсентию, я сосредоточился на трёх других.
Ну, что сказать? Не тати передо мной. Атаманы лесных ватажек так не одеваются. Там что снимут что с плеч какого-нибудь купца, то и одевают. Лишь бы богато было! А тут видно, что одёжка по размеру пошита и не первый день ношена. Доспех опять же как нужно подогнанный, кожаные сапоги на ногах ладно сидят.
Дворяне? Если и дворяне, то сильно не бедные! Потому как отряд в полсотню воинов не каждый боярин сможет выставить.
— Ты ошалел совсем, тать⁈ — попытался подняться с колен взъерошенный мужчина с крупным, надменным лицом, грозно хмуря брови. — Ты хоть знаешь, чьих людишек твои воины побили⁈ Да мой господин тебя на первом же суку повесит!
Не дворяне. У них только один господин — царь. Выходит, всё же боевые холопы передо мной на коленях стоят. Правда, холопы не простые, а ближние люди кого-то из бояр. Вот только что их хозяину в Костроме делать? Там в Калуге Болотников сейчас в осаде сидит. ЛжеПётр со своим войском к Туле подходит. В Москве дума интриги плетёт. В общем, для любого боярина дело по душе найдётся. А тут в этой глуши, что делать? Или это Василий Шуйский кого-то из своих сторонников за моей головой прислал?
— Не знаю, — печально признался я. — Но я надеюсь, что ты мне его имя сообщишь? Очень уж мне любопытно, кому я так понадобился, что он мне навстречу целый отряд выслать озаботился.
— Да кому ты нужен, встречать тебя! Я о тебе и слыхом не слыхивал, разбойник! А побил ты ратных людишек думных бояр Ивана Никитича Романова, Михаила Борисовича Шеина и Михаила Глебовича Салтыкова! Понял ли теперь, тать, что натворил⁈
Вот сейчас как раз ничего и не понял. Романов сейчас воеводой в Козельске сидит, Шеин на стены под Калугой любуется, а Салтыков в Ивангороде. Всё это довольно далеко и прислать кого-то из них вслед за мной в Кострому, Шуйским никак не мог. Так какого рожна их холопы на меня здесь засады устраивают?
— Знатные бояре. Кто бы мог подумать, что они разбоем на дорогах промышляют.
— Ты на моего господина хулу не возводи! — взорвался до этого молчавший крепыш средних лет. — Михаил Глебович меня в Кострому осадный двор устроить послал!
Ах, вон оно что! Ну да, было такое. Ввиду некоторой отдалённости Костромы от основного театра боевых действий многие бояре выстроили на территории костромского кремля осадные дворы, место, где их семьи в случае необходимости могли переждать смуту. Вот, по-видимому, для охраны этих самых хором эта троица своими боярами и была послана. А мною они, выходит, попутно заинтересовались, богатой добычей соблазнившись.
Ну, что же, уже чуть полегче стало. Нет за спиной этих деятелей ни Шуйского, ни даже костромского воеводы. Сплошная самодеятельность. Правда, разгром их отрядов мне бояре не простят. Но с Салтыковым, ярым сторонником поляков и тем более с Романовым, я и так дружить не собирался. Вот с Шеиным ссорится не хочется. Но тут моей вины нет. Нужно было получше людей подбирать.
— Это ты здесь в лесу осадный двор строить надумал? — подковырнул я салтыковского холопа. — А ты что мне скажешь? — взглянул я на покрытого сединой, пожилого воина, упорно разглядывающего снег под ногами.
— Мне твоя казна ни к чему была, — поднял он на меня глаза. — Это Гришка с Алёшкой лёгким барышом соблазнились. По Костроме слух гуляет, что в лесу монастырём прикрываясь, отряд самозванца прячется. Вот и хотел хоть так за смерть брательника посчитаться. Он в Ливнах погиб, когда мы оттуда с боярином из восставшего города спасались. Да видно не судьба. Твой верх оказался!
— Ну, хоть в том, что в разбое замешан, не отрицаешь. Месть местью, а свою долю с казны бы взял?
— Да как ты смеешь! Ты тать и есть! — вскинулся то ли Гришка, то ли Алёшка, в общем тот, что с самого начала права качать начал и карой своих бояр грозил. — Да ты знаешь, висельник, что с тоб…
Холоп поперхнуля, получив увесистую оплеуху.
— А вот лается тебе, холоп, не след, — кивнул я одобрительно проявшему инициативу воину. — Не перед ровнёй стоишь. А раз разбойничать на дорогу вышел, по как с разбойником и поступим. Повесить этих двоих.
Воины навалились на Гришку с Алёшкой, поволокли к ближайшему дереву. Пронзительно заверещал Арсентий, но получив внушительный тычок по шее, снизил тональность до глухого скулежа.
— Взял бы, — твёрдо заявил седовласый, даже не покосившись в сторону творившегося за спиной действа. — От взятого в бою, кто же откажется? По брату поминки бы справил, его детишек деньгой наделил.
— Я не служу самозванцу.
— Знаю, государь.
А вот это неожиданно! Если меня уже и холопы узнавать стали, то что же дальше будет?
Оглядываюсь по сторонам; с десяток воинов из сотни Подопригоры, что стоят рядом, старательно глаза пучат, изображая крайнюю степень изумления. Неубедительно так изображают. Не знаю, может воины они и хорошие, а вот актёры, так себе.
Вот только, мне это кино что-то совсем перестало нравиться. Опять без моего дозволения
