Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров

— Матерь божья! — в отчаянии крикнула Вера. — Спаси и помилуй!..

Стрельба продолжалась всю ночь, и Вера в страхе простояла почти всю ночь на коленях перед иконой.

Под утро в окно кто-то постучал. Вера, немея от ужаса, не отзывалась. Стук усиливался, он становился настойчивым, требовательным. И когда стекло в окне под чьим-то кулаком уже жалобно задребезжало и, казалось, вот-вот оно рассыплется, Вера, наконец, плачущим голосом спросила:

— Ну кто это… там?.. Кто?..

— Верусик, открой! — донесся до нее радостно возбужденный голос мужа.

— Костя! — в восторге закричала Вера, бросаясь на лестницу открывать дверь. Откинув засов, она обвила горячими руками шею мужа.

— Костя!.. Милый Костя!.. — рыдала она, и, конечно, не потому, что соскучилась по нему. Она просто была рада, что с появлением Константина все ее ночные страхи исчезли…

— Ну что ты, глупенькая, — нежно гладя ее по спине и целуя в голову, ворковал Константин. — Ведь жив-здоров я. Что ж ты?.. Успокойся, милая, успокойся…

Рассветало. Вера, глянув за спину мужа, увидела каких-то людей, стоявших у подъезда.

— Ах! — вскрикнула она. — Я не одета!

— Стоит ли в такое время беспокоиться о туалете, — проговорил чей-то баритон за спиной Константина.

Вера хотела убежать в комнату, но Константин на мгновение задержал ее и с любопытством оглянул с ног до головы.

— Верунчик, — засмеялся он, — в таком виде ты как ангел, спустившийся с небес… Только ангел, немного согрешивший.

— Ну иди, родная, — легко подтолкнул Веру Константин, — чайку прикажи нам поставить. Не бойся только, теперь страшного ничего не будет. Мы окончательно забрали Новочеркасск.

— От меня кухарка ушла, — плаксиво сказала Вера.

— Ушла? — переспросил Константин. — Ну и бог с ней. Не беда. Найдем другую… Самовар мы сами поставим… Иди, крошка, одевайся… А мы живо сообразим насчет завтрака…

Вскоре в столовой, пуская пар, весело напевал самовар. Вера в пестреньком шелковом халатике, успевшая уже подпудриться, подкрасить губки и надушиться модными парижскими духами «Коти», возилась у самовара, разливала чай. Около нее сидел Константин. Он ласково поглядывал на жену и, не стесняясь присутствия чужих людей, то и дело отворачивал у жены широкий рукав халата и целовал ее в плечико.

— Костя! — каждый раз при поцелуе, смеясь, восклицала Вера. — Нахал этакий. Не стыдно тебе? Постеснялся бы…

— Котик мой пушистый, — отвечал Константин. — Ведь я ж так по тебе соскучился… Какое уж тут стеснение. Представляю, душенька, каких ты только ужасов не пережила при большевиках!..

— Ой, Костя, и не говори! — прикладывала Вера свою руку к сердцу. Ужас!.. Ужас!.. Ведь все эти большевики, все ихние комиссары просто неотесанные мужики.

Напротив супругов за столом сидели штабс-капитан Чернышев и молоденький адъютант Константина — сотник Воробьев, розовощекий, сероглазый юноша. Чернышев не спеша пил чай, важно поглаживая черную бородку.

Константин распахнул окно. Прохладный ароматный весенний воздух хлынул в комнату. Теперь стрельбы уже не было слышно. За окном лежала мягкая тишина. Нарождался яркий майский день.

— Знаешь, Вера, — снова садясь около жены, начал оживленно рассказывать Константин, — теперь мы заживем. Да-да, заживем… Теперь уже из Новочеркасска мы никуда не пойдем. Все! Кончились наши страдания. Патриотическим движением охвачено сейчас все донское казачество. Отчаянно бивший набат над нашим дорогим тихим Доном, наконец, проник в сознание казаков… Много, милая, стоило усилий пробудить их от спячки… А теперь проснулось казачество, поняло все, обнажило свой меч-кладенец!..

Вера засмеялась.

— Как-то чудно, Костя, ты говоришь… Будто декламируешь или сказку рассказываешь… Какой-то тон у тебя…

— Ничего ты не понимаешь, — махнул рукой Константин. — Просто патетический тон, торжественный… Да, кстати, Верусик, я теперь командую полком. Это тебе не фунт изюму, — засмеялся он и небрежно, словно говорил о чем-то пустяковом, процедил: — Представлен к чину полковника… Генерал Попов мне об этом говорил и поздравлял…

Глаза у Веры заискрились. Она порывисто обняла мужа и расцеловала его в щеки, оставляя на них полосы от губной помады.

— Поздравляю, милый, поздравляю! Как это хорошо! Ведь если все так прекрасно пойдет, то… — она запнулась и стыдливо взглянула на Чернышева и молодого адъютанта.

— Ха-ха! — весело расхохотался Константин. — Я понимаю тебя, Верочка. Ты хочешь сказать, что и генералом могу стать? Да?.. Угадал?.. Ты права, могу и генералом стать. Да, даже непременно… И сомнения в этом не может быть… Кстати, ты можешь поздравить и господина Чернышева, — указал он на молчаливого штабс-капитана. — Он получил казачий чин войскового старшины и назначен ко мне начальником штаба полка…

— Поздравляю, поздравляю! — протянула ему руку Вера.

Блеснув стекляшками пенсне, Чернышев поднялся, звякнул шпорами и поцеловал ее руку.

— Благодарю вас.

— Ты понимаешь, Верочка, — закурив, снова начал рассказывать Константин, усаживаясь в кресло. — Я ведь все это время в своих краях воевал с красными… Выкуривали из сальских степей чертей… раза два даже ночью тайно в станицу свою пробирался… Семью хотя всю и не видел, но с отцом пришлось повидаться… Все это мне устраивал Максим Свиридов — друг детства Прохора… Он председателем ревкома в станице, а делает все то, что я ему велю… Малый он понятливый, старается… Правда, он не даром старается, хочет офицерские погоны получить. Ну, а мне-то что, я обещал. Подумаешь, какое великое дело. Плюнешь — и готов офицер… Действительно, какие все-таки странные дела на свете бывают. Вот, скажем, взять, к примеру, Прохора и Максима Свиридова. Оба одинаковые ребята были, друзья, вместе учились, вместе играли… И вот в результате из Свиридова толк получается, а Прохор свихнулся, связался с красными… Да, кстати, Верочка, — о чем-то вспомнил Константин, — ты помнишь, когда у нас Прохор с Виктором весной прошлого года в Ростове были?

— Ну как же, конечно, помню.

— А помнишь, Прохор тогда рассказывал нам, что он на вокзале встретил одного знакомого бантиста из Платовской станицы, по фамилии Буденный?

— Ну, разве это очень интересно, — наморщила она нос.

— Ну, так вот, — усмехнулся Константин. — Этот Буденный — гроза края там… Организовал конный отряд большевиков, делает налеты на наши тылы, много побил наших… Ну, и я ему дал духу, — хвастливо проговорил он, косясь на Чернышева. — Правда, в этом бою я человек двести, наверно, убитыми потерял…

— Двести сорок пять, — поправил адъютант.

— Ну, Воробьев, — усмехнулся Константин, — ты любишь уточнять.

На улице вдруг грянула музыка. Все бросились к окнам. По мостовой по три в ряд ехали вооруженные всадники со сверкающими на солнце офицерскими золотыми погонами.

— А-а! — воскликнул Константин. — Это дроздовцы. Вон смотрите, господа, впереди едет толстый усатый офицер. Это и есть сам полковник Дроздовский. Герой! Молодец!.. Спасибо ему. Он помог нам Новочеркасск взять. Ну, итак, господа, с дороги отдохнем… А потом пойду к начальству получать распоряжения…

VI

Жить в Новочеркасске становилось покойнее. Теперь уже здесь не слышно было гула сражений. Говорили, что у атамана Краснова теперь армия насчитывала уже до тридцати тысяч человек. В городе теперь появилось много новых лиц. На улицах шумели фланирующие нарядно одетые люди.

Веру одолевали тщеславные мысли. Она знала, что Новочеркасск был городом казачье-дворянской аристократии. Здесь много жило семей заслуженных отставных генералов, полковников, донских помещиков, чиновников войсковых учреждений. Все они издавна были знакомы между собой, запросто бывали друг у друга, устраивали балы, вечера. Теперь, когда Константин стал командовать полком и скоро должен получить чин полковника, Вере казалось, что они с мужем вполне заслужили право быть принятыми в этом обществе. Ей очень хотелось быть наравне с казачьими аристократами, бывать в их домах, хотелось, чтобы с ней считались, восторгались ее красотой.

Но увы! Это были только несбыточные желания. Круг этих людей был для нее недоступен. При всех своих усилиях и попытках она никак не могла проникнуть в дома казачьей аристократии.

— Костя, вот мы живем с тобой и в Новочеркасске — столице донского казачества, — однажды сказала Вера.

— Ну, так что?

— Ты человек уже не молодой…

— Но, котик, это еще не старость… Я еще…

— Слушай, Костя, правде надо смотреть в глаза прямо. Ну, ясно, ты человек уже поживший. Скоро ведь и на пятый десяток перевалит…

— Ну хорошо. А что ты этим хочешь сказать?

— Я хочу сказать то, что ты уже не маленькое положение занимаешь. Командир полка, да и чин солидный! Может, скоро полковником будешь…