Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров

В хату вошла Лукерья, вся вымокшая, посиневшая от холода. С нее ручьями стекала вода.

— Мамаша, — сказала она, передавая свекрови ведро только что надоенного парного молока. — Возьмите вот, процедите, а я пойду в чуланчик переоденусь…

Пока семья готовилась ко сну, Василий Петрович ушел в горницу и, опустившись на колени, стал молиться, глядя на образа, перед которыми горела лампада.

— Батя, не помешаю вам? — сказал Захар, осторожно войдя в горницу.

Василий Петрович не ответил, продолжая молиться (не любил он, когда его прерывали на молитве). Захар покорно затих у двери. Дочитав молитву, старик, не поднимаясь с колен, повернул голову к сыну:

— Ну, что?

— Кто-то стучится в дверь, вас спрашивает, — сказал Захар. — Я побоялся открывать. Зараз такое время, еще прибьют…

— Меня спрашивают? — изумленно протянул старик и живо поднялся с пола. — Ну-ка, пойдем. Возьми на всякий случай что-нибудь в руки… шашку, что ли…

В сопровождении вооружившегося шашкой Захара Василий Петрович вышел в сени.

— Кто там? — крикнул он строго.

— Открывай, хозяин, — послышался из-за двери тихий голос. — Вымок весь… Мне надобно Василия Петровича.

— Ну, я — Василий Петрович. А что тебе?

— Открой, хозяин. Чего боишься? Ведь я один.

— А все же, чего Тебе надо-то от меня, а?

— Вот открой, тогда и скажу, — а потом, снижая голос почти до шепота, добавил: — От сынка твоего, полковника Ермакова Константина Васильевича, вестку принес… Открой!

«Ого! — радостно подумал Василий Петрович, — уже полковник. Надысь видал его войсковым старшиной, а ныне уже полковник».

— Зараз открою, — весело сказал он и откинул у двери засов.

Сверкнувшая молния осветила намокшую фигуру на крыльце, закутанную в брезентовый плащ.

— Входи! — коротко сказал старик.

Человек в плаще перешагнул порог, вошел в сени и сбросил с себя плащ.

Василий Петрович повел его в горницу, зажег светильник, закрыл плотно дверь на кухню и оглянул незнакомца.

Это был небольшого роста, лет тридцати, смуглолицый коренастый казак. На нем была надета защитная суконная гимнастерка с погонами приказного[6]. Широкие синие с красными лампасами брюки были вобраны в добротные, сильно выпачканные в грязь сапоги.

— Садись! — указал старик на стул.

— Спасибочка, — кивнул казак, причесываясь перед кривым зеркальцем, висевшим на стене. — Промок. Ну и погодка разыгралась… Может, конешное дело, и на урожай… Вам, старым людям, виднее…

— Должон быть урожай, — коротко сказал Василий Петрович. — Ну, сказывай, за чем хорошим пожаловал ко мне?

Казак сел на стул и вынул из бокового кармана гимнастерки конверт.

— Вот, сынок письмо тебе пишет, почитай.

Василий Петрович надел очки и, придвинув светильник, разорвал конверт, развернул письмо.

Константин просил отца связать посланного им казака Котова с Максимом Свиридовым, и только.

— За каким лядом тебе понадобился Свиридов? — строго посмотрел старик на казака.

— Надобно, хозяин, — уклонился от ответа казак.

— Нет, ты уж брось, не вывернешься, — сказал Василий Петрович. — Если уж сын доверил мне тайну, как связать тебя с Максимом, так, стало быть, ты и должон мне сказать, за каким таким делом Свиридов тебе понадобился… Говори.

— Не могу, отец, — отказался казак.

— Не можешь? — переспросил Василий Петрович. — Ну и иди тогда к лешему. Не позову Свиридова…

— Да как же так? — взмолился казак. — Да ежели я не повидаю Свиридова, так меня ж полковник могет за невыполнение приказа наказать. Нет, ты уж, папаша, будь добрый, позови его…

— Ежели скажешь зачем — позову. Не скажешь — не позову.

Вспотевший казак, видя упрямство старика, вынужден был кое-что сказать ему. Из его слов Василий Петрович понял, что Константин с полком находится сейчас недалеко от станицы. Не ныне-завтра он предполагает произвести налет на нее и захватить врасплох красных, находящихся в станице.

— А при чем же тут Свиридов? — спросил старик. — Ведь он же председатель ревкома у большевиков.

Казак снисходительно усмехнулся.

— Надо ж понимать, отец, он хоть и у большевиков служит, а душой-то наш. Мне надобно с ним обязательно повидаться. Ради бога, позови его. Да молчи о том, что я тебе говорил… А то ж, как прознает полковник, что я тебе сказал, так и мне и тебе будет на орехи…

— Ладно, не скажу, — проворчал старик и задумался.

Василий Петрович понял, для чего понадобился Котову Свиридов. Видимо, Свиридов здесь выполняет роль шпиона и сообщает Константину сведения о силах красногвардейского отряда, находившегося в станице. Одним словом, содействует его разгрому… Но командиром этого отряда ведь Прохор!.. Знает ли об этом Константин?..

Тут есть над чем призадуматься старику. На его глазах должна разыграться трагедия — битва между его сыновьями. Как же тут быть? Чью же сторону поддерживать? Кому сочувствовать?

Старик думал: «Константин — полковник. Чего доброго, генералом еще будет. Ведь это же наша гордость, гордость ермаковской семьи! Константин умный человек. Он за восстановление справедливости пошел. За благородных людей стоит, за генералов, за помещиков… А Прохор?.. Тьфу! Нечистый дух! — закипая злобой против младшего сына, мысленно ругается Василий Петрович. — Отцеотступник!.. Ишь, собрал голь перекатную и хочет с ними свою власть установить… Наказать!.. Наказать надо такого своевольника!.. Ишь ты, ведь связался с большевиками… Нет такому сыну прощения… Пусть с ним расправится Константин.»

— Так что ж ты молчишь-то, хозяин? — спросил казак. — За Свиридовым, говорю, надо послать…

— Зараз пошлю, — сказал Василий Петрович и, встав, решительно вышел на кухню и послал Захара за Максимом Свиридовым.

IX

Рождался великолепный солнечный день. Воздух после дождя чистый и прозрачный, как хрусталь, был недвижим. Капли на листве переливались всеми цветами радуги. Уличные лужи курились лиловыми струйками пара. Пахло прогорклым кизячным дымом — бабы затапливали печи. С ревом и мычанием шла на пастбище скотина. По ясному небу торопливо куда-то мчались позолоченные, белые, как клубы свежего снега, пушистые и воздушные облака. Ныряя в облаках, радуясь солнечному обилию, с резким звоном резвились, кувыркались птицы.

У школы выстраивались красногвардейцы. За станицу выезжали в разъезды кавалеристы. Шли пехотинцы в заставы.

Отогнав коров на пастбище, Надя несмело подошла к школе. Она остановилась в нерешительности, оглядывая чужие лица красногвардейцев, разыскивая брата. Но среди них Прохора не было видно.

— Эй, девонька! — озорно закричал ей молодой казак, сидя на лошади. Иди, голубенок, ко мне… Посажу тебя к себе на коня и умчимся в далекие края… Будем поживать да детей рожать…

— Не дури, Мишка, — осадил его второй казак постарше. — Это ж сестра нашего командира.

— Ну? — смутился парень. — Да я будто ничего плохого ей не сказал. Я так это, шутейно…

— Гляди, а то он те даст — шутейно… — усмехнулся его товарищ и крикнул девушке: — Эй, барышня, тебе кого надобно?.. Не брата ли?.. А то позову…

— Да, — ответила Надя. — Мне надо увидеть братца Прохора Васильевича.

— Вот писарь его идет, — указал казак на спускавшегося по ступеням крыльца школы молодого темноволосого парня. — Эй, Шушлябин!

Юноша взглянул на казака. Тот кивнул на Надю.

— Командир вон ей нужен. Позови!

Шушлябин взглянул на девушку. Лицо его просветлело. Придерживая шашку, висевшую у него на боку, он подбежал к ней:

— Надюшка, милая!

— Митенька, — нежно взглянула на него Надя. — Позови брат. Нужен мне…

На лице Дмитрия промелькнула тень разочарования.

— Я думал…

— Да я и к тебе тож, милый, — ласково шепнула она. — Шла и думала о тебе… Думаю, хоть одним глазком бы увидеть… И вот, видишь, довелось…

Дмитрий заулыбнулся:

— Ишь, хитрая ты какая… Зачем тебе Прохор Васильевич?

— Надо, Митенька, надо.

— Секрет, что ли?

— Пока — да.

— От меня-то? — обиделся парень.

— Ну, подумаешь, какой ты обидчивый, Митенька, — снова нежно взглянула девушка на него. — Батя послал меня за ним…

— Твой отец? — изумился Дмитрий. — Да ты что?.. Они ж в ссоре?

— Ну, вот не знаю. Велел позвать.

— Ладно, сейчас позову, — сказал Дмитрий и, озираясь на казаков, прошептал: — Где ж, Наденька, с тобой ныне встретимся?

— Приходи вечерком к нашему саду, — также прошептала девушка, словно их кто-то мог подслушать, хотя близко никого не было.

И снова, придерживая шашку, чтоб не мешала, Дмитрий легко взбежал по ступеням и исчез в дверях школы.

Появился Прохор. Он был перекрещен ремнями: на одном боку висела шашка с серебряным эфесом и темляком, на другом — кобура с наганом. Увидев сестру, он кивнул ей, улыбнулся… Гремя ножнами шашки, сбежал по ступеням.