Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отряд красных тут где-нибудь поблизости есть или нет?
— Ни черта никаких отрядов нет, — огорченно воскликнул Сазон. Окромя милиции, никого. Милиционеров человек десять ездят, все они из богатеньких казачков… Пристроились, дьяволы, из своих выгод… Доверять им никак нельзя.
— Хочу, Сазон, отряд красногвардейский организовать, — проговорил Прохор. — Будем охранять станицу от белых. А то черти налетят, повырежут, постреляют, а кого к себе в ряды мобилизуют…
— Истинный господь, так, — подтвердил Сазон.
— А ежели так, то надо действовать, — проговорил Прохор. — Возьми вот в моей планшетке бумагу и садись пиши, будем составлять список…
Пока еще недоумевая и не понимая, о каком списке идет речь, Сазон послушно разложил лист бумаги на столе, послюнявил карандаш, приготовился писать.
— Начинай с меня, — сказал Прохор. — Записывай: первый — Ермаков Прохор… Это мы будем записывать предварительно тех, кто наверняка вступит в наш отряд…
— Понятно. Второй, — послюнявив снова карандаш, записывал Сазон. Мер-ку-лов Са-зон… А следующего кого записывать?
— Давай с нашей улицы. Ты лучше моего знаешь, кто из фронтовиков сейчас дома… Давай сначала писать иногородних, а потом запишем и надежных казаков.
— Правильно! — согласился Сазон. — Сначала запишем иногородних, а потом казаков.
Полдня они составляли список, часто споря по той или другой кандидатуре, то вычеркивая из него спорные фамилии, то снова занося. Наконец, список был готов. В нем значилось сто тридцать семь фамилий, не вызывающих сомнений ни у Прохора, ни у Сазона.
— Хороши ребята. Все как один, — восторженно резюмировал Сазон. Добрый отряд!
— Это еще не отряд, а пока только список, — охладил его восторг Прохор. — Отряд будет тогда, когда сто тридцать семь человек с оружием в руках будут стоять перед нами… И наш долг этого добиться… Вот что, Сазон, я пока еще должен лежать, но ждать, когда заживет моя рана, нельзя. Каждая минута дорога. Даю тебе два дня сроку, обойди всех этих людей, которых мы с тобой записали, и опроси их, согласны ли они вступить в наш отряд или нет… Ежели согласны, то пусть каждый из них распишется… А если кто не пожелает вступить к нам, — вычеркивай. Силком загонять не будем. Это дело добровольное. Да, гляди, не озоруй. А то, парень, я не посмотрю, что ты мой друг…
— Ладно уж, — буркнул Сазон. — Не сомневайся… Ну, а командиром, должно, буду я, а?.. — И, засмеявшись, дурашливо запел:
…Ой-да, едет сотня казаков-усачей,А впереди командир молодой.Кричит: «Сотня, за мной, за мной, за мной!..»
— Эх, где ж наша не пропадала! — хлопнул он своей видавшей виды казачьей фуражкой по столу. — «Отвага мед пьет, отвага и кандалы трет»… Старая это пословица. Ладно, что было, видали, а что будет, увидим… Я пошел, — нахлобучивая фуражку на голову, поднялся Сазон.
— Желаю удачи!
* * *У Прохора было приподнятое настроение. Рана его заживала, и он надеялся вот-вот встать на ноги. Ему хотелось скорее заняться организацией отряда. А сформировав отряд, он тогда бы сумел реорганизовать и станичный ревком. Прогонит Свиридова и подобных ему, взамен подберет преданных делу революции людей.
К нему теперь часто приходили мать и Надя. Заходил как-то и брат Захар, который, начав что-то рассказывать о войне, опять расплакался и убежал. Родные приносили Прохору много сладостей домашнего приготовления, потчевали его. Приятно было беседовать с родными, особенно с сестрой. Молоденькая девушка бесхитростно рассказывала брату обо всем, что делалось в станице.
— Ты Маню Свиридову помнишь? — спрашивала она у Прохора и, не дожидаясь его ответа, продолжала: — Так вот эту Маню просватали за Мишку Клыкова… Так богач к богачу и лепится. Говорят, осенью будут свадьбу играть. А Фросю Краснову знаешь? Такая это из себя курносенькая… Просватали ее было за Никодима Лукьянова. Вот бы уж и свадьбу играть на красную горку, да случилась тут беда… Поехал Никодим по весне в Платовскую, к материному брату, надо ему было что-то… Уж совсем близко он подъехал к Платовской, да случилась тут бой страшущий. Попал Никодим меж двух огней: и с одной стороны стреляют и с другой — стреляют… Мыкался-мыкался он туда-сюда, чтоб, значит, с поля сраженья-то удалиться, да не удалось ему это. Кобыла привезла его домой мертвого…
— Надюша, — заглянул ей в глаза Прохор. — Вот ты все рассказываешь мне о своих подружках: и та-де просватана, и другая-то выдана… А вот как обстоит дело у тебя? Не просватали ли еще тебя, а?
— Нет, — потупив глаза, тихо ответила девушка.
— Но почему же? — развел руками Прохор. — Девушка ты красивая, завидная. Неужто не было сватов?
— Нет, — прошептала сразу же притихшая Надя. — Да я и стремления к тому большого не имею…
— Это почему же? — искренне изумился Прохор. — Что ж, тебе ребята не нравятся?.. Ухажер-то у тебя есть али нет?
Девушка побагровела до корней волос.
— Ну? — смеясь, спросил Прохор. — Что молчишь? Есть ухажер ай нету?
— Есть, — не поднимая глаз, едва слышно прошептала девушка.
— Молодец!.. Что ж она за тебя не сватается? Плохой, видно, ухажор. Не любит тебя?
— Нет! — воскликнула девушка. — Он любит меня, дюже любит!.. Я знаю… Он давно бы за меня посватался, да боится…
— Вот тебе на! Чего ж он боится?
— Батя наш за него не выдаст.
— Почему? — все больше недоумевал Прохор. — По каким причинам?
— Да у него отец пастух.
— Пастух? Это кто ж такой?
— Шушлябин.
— Подожди. Шушлябин? Ага, помню, помню… Да кто ж у него?.. Что-то не помню, были у него ребята или нет…
Видя, что брат не бранит ее за признание, Надя сияющими глазами смотрела на него.
— Ты ж, Проша, все время на войне был и не знаешь многих, — мягко говорила она. — У Шушлябиных есть Митя… хороший паренек… Когда ты уходил на войну, он совсем еще мальчишкой был… А сейчас вырос… Грамотный, двухклассное училище закончил… Все книжки читает, все читает… Умный… Чистенький такой, беленький, как все едино из благородных. И не подумаешь, что он — сын пастуха…
Прохор, снисходительно посмеиваясь, слушал сестру.
— Сколько ему лет?
— Скоро восемнадцать.
— Он тоже пастух?
— Да ты что! — обидчиво возразила девушка. — Да разве мыслимо, чтоб он пастухом был… Это отец его пастух, а Митя занимается с учителями… Хочет на учителя экзамен сдавать…
— Вот оно что? — вырвалось у Прохора. — Видать, парень с головой. И ты любишь его?
— Ой! — зажмурившись, со счастливой улыбкой воскликнула Надя. — Еще как… Так люблю… так люблю… Дюже люблю. Дороже жизни…
Прохор вздохнул. Он вспомнил о Зине. Где-то теперь она? Что с ней?.. Когда-то он снова ее увидит?..
— А он тебя любит? — спросил Прохор.
— Ого! — усмехнулась она. — Еще как!
— Наш отец, значит, о вашей любви не знает?
— И не приведи господь, чтоб узнал, — испуганно перекрестилась девушка. — Прибьет и меня, и Митю.
— А мать?
— Мама-то знает. Да она не в силах нам помочь. Сама боится отца…
— Ну, ничего, сестричка, — успокаивающе похлопал ее по плечу Прохор. — Все по-хорошему обойдется, я в этом уверен… Скажи своему Мите, чтоб ко мне пришел… Познакомимся, поговорим…
— Ладно. Скажу, Проша. Только не знаю, пойдет ли он к тебе. Больно уж стеснительный, робкий…
— Это хорошо, что стеснительный, значит, неразбалованный. А все-таки пусть придет.
Распрощавшись с братом, Надя ушла, пообещав в следующий раз привести с собой Митю Шушлябина.
К вечеру явился Сазон, веселый, радостный. Вначале Прохор подумал: уж не пьян ли он. Но вскоре убедился, что Сазон был трезв.
— Ну, как дела?
— Дела, как сажа бела, — шутовски подмигнул Сазон.
— Ну-ну, — не скоморошничай, рассказывай.
— И рассказывать особенного нечего, — проговорил Сазон и, достав из кармана список, подал Прохору. — Гляди! Все почти до единого расписались… С большой, говорят, охотой желаем послужить советской власти…
— Подожди-подожди, — рассматривая список, заметил Прохор. — Ты говоришь, все расписались. А вот нет росписей…
— Двенадцать человек не расписалось, — пояснил Сазон. — Кто не захотел расписываться, а кого дома не было… другой раз придется зайти.
— Ну, это пустяки, — сказал Прохор. — Большинство все-таки записалось. Прямо-таки не ожидал… Молодец, Сазон!.. Большую работу проделал… Спасибо!
— Да ты посмотри, Прохор, в конец списка-то. Я ж еще двадцать два человека записал, окромя тех, что мы с тобой в список внесли.
Прохор перевернул лист бумаги и увидел на обороте целый столбец фамилий, записанных Сазоном.
— Смотри, как бы ты не записал таких, которых и близко к отряду подпускать нельзя, — сказал он.