Читаем без скачивания Время Обречённых - Валидуда Анатольевич

– Вы сказали, он в стальной дивизии воевал, – уточнил Бергоф, – он родом из Брауншвейга?

– Нет. Но он вырос там. В Румынию он был переведён уже штабсфельдвебелем как опытный солдат в недавно сформированную дивизию.

– А это? – спросил Ильин. – Ваш брат?

– Вы угадали, – ответила она. – Мой брат Бруно Кнакфусс.

Брат фрау Берты был запечатлён в парадном мундире прусских гусар с традиционной "мёртвой головой"* – старой ещё с XVIII века эмблемой германских гусар и драгун.

– Он тоже воевал на Восточном фронте, – продолжила фрау Берта, – в пятнадцатом попал в плен. В семнадцатом он воевал в России, в красной гвардии.

Суров сделал глоток шпанса, запивая гусятину. Он задумался над словами хозяйки. После Брест-Литовского мира, когда Советская Россия стала фактически союзницей Германии, Западный фронт германской армии увеличился со 155-ти до 195-ти дивизий и в марте 1918-го рейхсвер начал крупное наступление, окончившееся для Антанты тяжёлым результатом: французы и британцы потеряли убитыми и раненными свыше 850 тысяч, пленными свыше 190 тысяч, две с половиной тысячи орудий, двести танков и более шести тысяч пулемётов. А осенью 1917-го в красную гвардию вступило около трёхсот тысяч из полутора миллионов находившихся в бывшей Российской Империи военнопленных германцев, австрийцев, венгров. Возвращаться домой они не пожелали, опасаясь неминуемой отправки на Западный фронт. В России же в рядах красногвардейцев они не считались дезертирами, ведь их участие в революции играло на руку и Германии, и Австро-Венгрии. Вот и воевали красногвардейцы против Краснова, а позже против Юденича, брали под контроль вместе с вышедшими из подполья большевиками да вместе с отрядами революционно настроенных рабочих, вместе с революционными матросами и запасными полками, не желавшими отправляться на фронт, города и сёла по всей бывшей империи. Входили в красную гвардию и части сформированные из китайцев, которых царское правительство навербовало десятками тысяч для нужд прифронтового обеспечения. Китайцев использовали в качестве строительных отрядов, а после Брест-Литовского мира вся эта масса лишённых заработка китайцев оказалась предоставлена сама себе. Но не надолго. Большевики быстро взяли китайцев в оборот.

Среди интервентов в России в гражданскую оказались и десятки тысяч пленных чехов и словаков. Естественно большевики проявили интерес и к ним. Поначалу Чехословацкий Корпус был сформирован в Великую Войну как соединение русской армии из военнопленных под лозунгом единения всех славян. Но из-за большевицкого переворота осенью 1917-го чехословаки перестали быть частью русской армии, они двинулись в Сибирь и Дальний Восток во Владивостокский порт, чтобы затем переправиться на Западный фронт в интересах Франции. Но вышло то что вышло, чехословаки схлестнулись с отрядами красной армии, а затем стали соединением белой армии адмирала Колчака. А в девятнадцатом, когда Германия уже капитулировала и стала не опасна, Антанте перестал быть полезным и Колчак, последовал мятеж Чехословацкого Корпуса.

– Ваш брат тоже погиб? – спросил Бергоф.

– Да, – вздохнула фрау Берта. – Пал за Рейх где-то под Псковом. Мне об этом сообщил его однополчанин Георг Тееманн. Он нашим соседом был, жил тут рядом через улицу. Георг вернулся домой осенью восемнадцатого. Потом он снюхался с коммунистами. Погиб в Берлине в девятнадцатом в уличных боях.

"А за Рейх ли голову сложил Бруно Кнакфусс? – подумал Суров, – или за интернационал всё-таки?" С хозяйкой этой мыслью он делиться естественно не стал. Ему вдруг вспомнился октябрь 1919-го, колонны пленных красноармейцев, захваченных после ликвидации прорыва сформированной под Воронежем 1-й конной армии. Вспомнил, как охранял доставленных в контрразведку интернационалистов – около шестидесяти германцев, бывших улан, драгун и гусар, и около тридцати бывших австрийских и венгерских гусар. Шёл на исход девятнадцатый год, Германия и Австро-Венгрия давно капитулировали, а эти суки продолжали воевать в России. Их всех расстреляли в тот же день. Потом вспомнилась деревня Соломиха, которую он штурмовал будучи краскомом. Деревенька была по тамошним меркам средненькая, всего-то около восьмисот дворов. Доведённые до отчаяния продразвёрсткой и раскулачиванием крестьяне взбунтовались, ночью закололи вилами активистов и зарубили топорами спящих конников стоявшего на постое красного эскадрона. Его полк бросили на усмирение. Напрасно комполка и комиссар распинались о кулачье и контре, после первых двух отбитых атак, бойцы штурмовать деревню не хотели, большинство ведь сами были такие же крестьяне, пусть и не зажиточные как на богатом юге, где палку в землю воткни – она и зацветёт. Так и топтался полк – несколько сотен бойцов, пока не появились каратели – до полутора тысяч штыков, сабель и артиллерия. Среди карателей было много венгров и евреев, но были свои же славяне – малороссы и великороссы, такие же вчерашние крестьяне. Каратели сожгли Соломиху, перебив всех мужиков, трупы на улицах валялись целый месяц, их не разрешали убирать ради устрашения. А краском Суров, получивший пулю в самой первой атаке, по пути в лазарет пытался найти ответ на вопрос чья же она красная власть, воюющая с крестьянами…

На десерт хозяйка подала яблочный пирог и кофе. Пирог у неё вышел просто замечательный, о чём фрау Берте гости сообщили на перебой. А вот кофе, он оказался самым заурядным эрзац-кофе – цикорий и жареный ячмень.

К себе уходили постояльцы уже затемно, оставляя растроганную похвалами хозяйку в радушном настроении.

____________________

*"Мёртвая голова" – череп и кости в Великую Войну переняла и германская пехота, ударники и огнемётчики носили эту эмблему как символ самопожертвования, позже к концу войны своей эмблемой её сделали танкисты и многие лётчики. В России "мёртвая голова" широко распространилась в 1917 г. в ударных частях и отдельных батальонах смерти. Существовала с XVIII-го века у александрийских гусар как эмблема на киверах и нагрудные солдатские кресты; также в середине XIX-го века череп с костями внёс на своё знамя атаман Донского Казачьего Войска генерал-лейтенант Я.П. Бакланов.

____________________

Аугсбург, 13 мая (30 апреля) 1938 г.

Наступал вечер. Косые стрелы дождя громко барабанили в окно. В хмуром тёмном небе сверкнуло и на секунду на улице стало ярко как в ясную погоду. Спустя мгновение ударил раскат грома.

Суров сидел в кресле, накрывшись пледом, попыхивал сигаретой, протянув ноги к камину. Сухие поленья, выделенные фрау Бертой для постояльцев, весело потрескивали и давали хороший жар. Рядом в таком же кресле сидел Бергоф, потягивая хозяйский шнапс.

– Льёт как из ведра, – сказал он по-русски с тоской в голосе. – Совершенно как у нас в Пернове.

– Соскучились по дому? – поинтересовался Суров тоже по-русски.

– Нет, но… Вообще-то, да. Соскучился. Страсть как хочется по родным улочкам пройтись.

Суров кивнул, стряхивая пепел в пепельницу, которую держал в руке.

– А я, Александр Павлович, представьте, даже на похоронах отца не был. Узнал почти через месяц. Вот вернусь с чужбины и не знаю как матери в глаза смотреть буду.

– Простит она вас… мать всё-таки.

– Дай-то Бог.

Суров затянулся и потушил окурок. Его взгляд приковался к заоконному пейзажу, где под напором небесной хляби и ветра гнулись к земле ветви деревьев и кустарников.

– Мне вот что подумалось… Не поверите, Александр Павлович, вспомнились мне простые калоши. В такую погоду в них самое то ходить.

– Да, – согласился Бергоф, – ноги были бы сухие. У швабов почему-то калоши не приняты, а англичане ходят себе спокойно.

– И в ус не дуют, – кивнул Всеволод. – А я сегодня даже замёрз. Лето называется…

Бергоф улыбнулся и поставил на журнальный столик опустевший стакан.

Два дня под дождём, проведённые в изучении подходов к бывшему театру положительных результатов не дали. Площадь, переименованная англичанами в Георгплац – в честь их короля, то ли номер пятого, умершего в 1936-м, то ли какого другого, оказалась под надёжной охраной. Прилегающие улицы тоже. В самой администрации ежесуточно пребывало не менее роты британских солдат, площадь патрулировалась шутцполицией и английскими нарядами. Да ещё и шпики в штатском. В общем-то Суров и не надеялся на раздолбайство островитян и уж точно не помышлял о штурме. Его интересовала схема охраны кортежей. За прошедшие два дня эта схема была выявлена. Губернатор Швабии сэр Бартон довольно часто покидал администрацию и ездил постоянно меняя маршруты. Следовательно, устраивать подготовленную по всем правилам засаду всё равно что угадывать на пальцах какой из маршрутов будет избран в день развязки. А ведь второй возможности не будет. Действовать же с наскока – значило распылить группу и серьёзно снизить шансы на успех.