Читаем без скачивания Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи

Пройдя через круглый зал, Леона вновь попала в коридор. Еще некоторое время виднелось свечение из-под купола. Обычно в светлое время суток она никогда не чувствовала тревоги, однако сегодняшнее утро было каким-то другим. Откуда-то потянуло запахом крови. Стало тревожно. Запах постепенно становился все сильнее, и наконец она увидела под ногами огромную лужу крови.

Ноги затряслись. Неужели что-то случилось? Может, кто-то получил здесь тяжелую травму?.. Однако поблизости никого не было. Этот панический страх начал уже ей надоедать. Главное, чтобы этим несчастным не оказался кто-то из важных для нее людей – Эрвин, Оливер или Берт, например…

В коридоре опять становилось все темнее, и ей пришлось снова включить фонарик. Но он светил не очень далеко, поэтому она просто направила его себе под ноги.

Почему-то именно сейчас Леона снова ощутила горячее желание сыграть Саломею. Это был хороший признак – значит, ее тело восстановилось. Когда к ней возвращалась энергия, внутри у нее поднимался и боевой дух.

Она не знала, почему ее столь влекло к Саломее. Леона по-своему интерпретировала ее образ, и, пожалуй, ее трактовку не понял бы ни один мужчина. Не говоря уже о ревностных христианах, еженедельно ходивших на мессу.

Леона считала Саломею трагическим персонажем. Она была готова отдать всю себя без остатка любимому мужчине, а тот даже не позволил себя поцеловать. Стоило ей приблизить к нему лицо, как он отталкивал ее, и в лучшем случае ей удавалось обнять его за ноги. Да, она велела отрубить ему голову – но на самом деле она была чиста сердцем, ведь сделала это лишь из желания прикоснуться к его губам.

Для Леоны Саломея не была жуткой злодейкой из Священного Писания. История роковой, безрассудной страсти, в которой дело дошло до смертоубийства, была прямо-таки пропитана азиатским духом. Леону глубоко трогала и привлекала в ней восточная ментальность в сочетании с какой-то невыразимой, безграничной печалью. К тому же в жилах самой Леоны тоже текла восточная кровь, и именно поэтому она была уверена, что никакая белая актриса не сможет столь же революционно воплотить на экране Саломею, как она. Какие бы трудности ни возникли на ее пути, она обязательно сыграет ее. А тех, кто встанет на ее пути, она не пожалеет.

Леона никому в этом не признавалась, но ей хотелось внести свою лепту в улучшение образа Японии и ее народа. До прибытия в Америку она даже не воспринимала себя как японку. Из азиатов центральную роль в Лос-Анджелесе играли китайцы и корейцы. В Голливуде их тоже было немало – тот же Берт Эстин родом из Китая. Чего не скажешь о японцах, чье присутствие здесь было минимальным. Среди работников Голливуда их вообще почти не было. По кабельному телевидению часто шли программы на китайском и корейском языках, однако на японском таких не было. Леона поспрашивала, много ли здесь японцев, но ей сказали, что их много разве что в Торрансе[360].

Интересуясь ее происхождением, многие коллеги по цеху произносили фразу: «Ты китаянка или кореянка?» Слово «японка» не прозвучало ни разу. Возможно, отчасти дело было в том, что в английском языке сложилась именно такая устойчивая форма вопроса, и со словом «японка» она звучала уже не так ритмично.

В беседах с ней люди старшего возраста частенько упоминали так называемый день позора, когда японцы внезапно атаковали базу Перл-Харбор на Гавайях. Леона знала, что американцы до сих пор злятся на них. Атака произошла до официального объявления войны, поэтому воспринималась американцами как разбойное нападение.

С момента прибытия в Штаты она узнала о Перл-Харборе много чего нового. Оказывается, правительство Японии приказало своим дипломатам передать американцам меморандум за тридцать минут до нападения, причем по соображениям секретности сотрудники посольства должны были лично расшифровать телеграмму. Из-за того что дипломат по фамилии Окумура, которому было поручено это дело, плохо знал шифр, посол Номура и спецпосланник Курусу вручили документ госсекретарю Халлу только в восемь тридцать пять утра по гавайскому времени, когда с начала атаки прошло уже сорок минут. Понятно, что американцы были в ярости.

Еще ей рассказывали, как американцы представляли себе японцев в то время. До войны их считали обезьяноподобными, умственно неполноценными людьми, стоящими на более низкой ступени развития и способными лишь слепо подражать остальным. Считалось, что у всех них страшная близорукость и дальтонизм и что они не могут обходиться без очков. Что японские самолеты сделаны из бамбука и бумаги, и если поджечь их зажигалкой, то они рухнут на землю. Удивительно, но в это верило большинство американцев, включая интеллигенцию. Впрочем, такие стереотипы существовали не только в Штатах. Когда японская авиация потопила «Принц Уэльский» и «Рипалс»[361], британский флот телеграфировал, что их атаковал «Мессершмитт» с японским флагом – никто и не думал, что японцы способны управлять самолетами. Прошло пятьдесят лет, про японцев стали знать больше, но, в сущности, ничего не изменилось. Здесь, в Америке, их практически не замечали. Поэтому Леона твердила себе, что должна стараться изо всех сил ради своего народа.

Она знала, что думают про нее многие из коллег. Почему обязательно ехать в Голливуд, если хочешь заполучить главные роли? В чем проблема пойти в японское или гонконгское кино?

Да, возможно, она была излишне напористой. Америка оказалась на удивление консервативной страной – в некоторых ее уголках на женщин, пьющих пиво, смотрели как на проституток. Здешние мужчины считали, что женщины должны вести себя сдержанно – тем более азиатки. Однако именно в этой стране Леона осознала, что все же любит свою мать и родную страну. Она сама дивилась, насколько ей было неприятно, когда о Японии плохо говорили.

…До выхода Леона добралась без происшествий. К счастью, по пути ей никто не встретился. Теперь оставалось лишь отворить двери – и она выберется на свободу из этого ужасного места.

Леона изо всех сил потянула обеими руками толстый засов. Как только раздался скрип, она сделала передышку. Так и тащила его с перерывами, чтобы не производить громких звуков. Когда с ним было покончено, Леона сжала огромную ручку на внутренней стороне двери и потянула за нее, отклонившись всем телом назад. Дверь медленно начала сдвигаться в ее сторону. Из щели повеяло утренней прохладой.

Наконец-то она на свободе! От одной мысли, как она будет добираться из этого дикого места до аэропорта, почва начала уходить из-под ног. Но как-нибудь да сбежать из этого ужасного места было возможно. Подумать только, совсем немного времени назад она не могла даже пошевелиться… Произошедшее уже казалось сном.

Нешироко раскрыв дверь, Леона юркнула наружу, затворила ее обратно и, сделав глубокий вдох, быстрым шагом направилась к трейлеру. Нужно было сходить в туалет. Слава богу, все по-прежнему спали и возле него никого не было. Осторожно ступая, Леона зашла внутрь. Если б она до сих пор лежала связанной, то наверняка обмочилась бы. И ведь с заткнутым ртом не попросишься в туалет… Эти идиоты, видимо, считали, что женщинам не нужно ходить справлять нужду. Сполоснув руки, Леона тихо вышла наружу. На часах не было еще и семи, но если не поторопиться, то проснутся помощники режиссера.

Лучше всего выйти к шоссе. Если ловить машину, то только там. Но будет ли в такой час вообще кто-то проезжать, тем более в такой глуши? С другой стороны, если она побредет вдоль шоссе, а съемочная группа бросится в погоню, то им будет очень легко ее найти… Что же делать? Махнув рукой, Леона уже направилась было к шоссе, но вдруг заметила кое-что необычное.

Позади мечети простирались коричневатые горы. Среди них можно было увидеть и полуразрушенные скалы, напоминающие груду обломков, и плавные склоны, и цепочки из небольших пиков. Вдалеке, на одной из вершин, внезапно показался всадник на белом коне. Но не успела Леона удивиться, откуда в таких краях взялась лошадь, как человек приветственно поднял руку.