Читаем без скачивания Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи

– Шутить вздумал, придурок?!

– Она сделала это для меня. И что бы ты ни говорил, я благодарен ей.

– Эрвин…

– Ричард, ты не режиссер. Так что тебе никак не понять, что я чувствую. Такова уж наша порода.

– Ах да, ну конечно! Но, полагаю, даже такой наивный, как ты, уже понял, что из себя представляет Леона. Только попробуй еще хоть раз заикнуться, что будешь снимать «Саломею» с ней!

После паузы Тофлер кивнул, продолжая смотреть вниз:

– Ну, раз дело приняло такой поворот, то с «Саломеей» покончено.

– Ищи Леоне замену.

– На это я говорю «нет». Позавчера я увидел настоящую Саломею. После такого я не буду снимать фальшивые кривляния и ужимки. История «Саломеи» закончена вместе с Леоной, погребена в Мертвом море. Если в «Парамаунте» все равно захотят его снять, пусть ищут другого режиссера.

– Как же легко дьяволу обзавестись поклонниками… – пробормотал Уокиншоу с усмешкой.

Глава 17

Тофлер первым спустился обратно по лестнице. Его коллеги по-прежнему сидели на стульях. Леона лежала на кровати ничком, тихо дыша во сне. В комнате стало уже совсем светло.

– Что там наверху? – спросил Оливер, встав со своего места.

– Форменный ад, – ответил Уокиншоу, спустившийся следом за режиссером.

– Трупы Мирандо и двух безвестно пропавших продюсеров, – пояснил Тофлер. – Можете забраться наверх, если желаете взглянуть на них. Только подождите, пока Сэм спустится.

– А виновата в их смерти ведьма, что спокойно спит вон там… Ну что, Эрвин, может, разъяснишь нам будущее «Саломеи»? Рано или поздно это все равно пришлось бы сделать, – сказал Уокиншоу, положил Тофлеру руку на плечо. – Минутку внимания, коллеги, у режиссера есть важное объявление.

С этими словами он отошел на пару шагов в сторону и, встав спиной к кровати, жестом пригласил его выступить.

– Ну что же… – начал режиссер. Слова никак ему не давались. – Хочу поблагодарить всех вас. Я горжусь вами. Сейчас я чувствую себя как Макартур[358], вернувшийся в родное военное училище после снятия с постов. «Старые солдаты не умирают, они просто тихо исчезают», – так он говорил.

Никто не издавал ни звука, чувствуя приближение чего-то нехорошего.

– Эрвин, ты это к чему?.. – сказал Оливер с улыбкой. Тут по лестнице спустился Сэм Ходжес и тоже уселся на прежнее место.

– Если честно, меня переполняет какая-то необъяснимая грусть. Знаете, у меня было уже не сосчитать сколько испытаний. И поганых мыслей приходило в голову больше, чем звезд на небе. Но сейчас я чувствую себя паршивее, чем когда критики по всей стране разнесли в пух и прах мой первый фильм. Три дня подряд мы наблюдаем одни ужасы, но то, что я только увидел наверху, превосходит их все. – Тофлер прервался.

– Эрвин, такие абстрактные речи никак не проясняют наше положение. Говори напрямую.

– Я был уверен в успехе «Саломеи». Я много чего уже снял, но не сомневался, что именно этот станет моим лучшим творением. У многих режиссеров знаковое произведение рождается на заре карьеры или же, по крайней мере, в ее середине. Как же я был счастлив от мысли, что создам свою главную работу в таком возрасте… Конечно, без вас у меня ничего не получилось бы. Однако все это оказалось лишь мечтой. Сейчас этот мираж ускользает у меня из рук. После того, что я увидел в башне, продолжать съемки невозможно. Но знайте, что я всю жизнь буду помнить об этих нескольких годах работы с вами. Я бесконечно признателен вам.

Все вокруг заголосили.

– Эрвин, ты говоришь так, будто уходишь из профессии. Если это шутка, то ничего смешного в ней нет, – сказал Винсент.

– Тебе я тоже очень благодарен, Винс. Но, думаю, вы уже поняли, что я не шучу. «Давайте вздремнем, а завтра снимаем сцену сто сорок!» – эх, если б я только мог так сказать! Но мы самые настоящие заложники. Вокруг нас море трупов. Даже я не настолько бесстрашен, чтобы хладнокровно продираться через них на съемочную площадку. В нашем положении мы только и можем, что смирно ждать полицейских из Лос-Анджелеса.

– Может, и так, но не говори, что бросаешь кино! – сказал Монтгомери. Оливер закивал в знак согласия с ним.

– Мне очень лестно это слышать, но большого таланта к режиссуре у меня нет. Я лишь умею неплохо общаться с людьми. Всем, что мы имеем на сегодняшний день, я обязан вам. Я все поставил на «Саломею» – и проиграл. Как же я сейчас могу думать о других фильмах?

– Эрвин, ты устал. Поспи немного, и будешь как новенький.

– Спасибо, что пытаешься подбодрить, Оливер, но я говорю все это серьезно.

– Ну всё, хватит. Твое будущее мы обсудим в другой раз. Сейчас речь о «Саломее». Думаю, вы уже поняли, что съемки приостановлены. По крайней мере, пока мы не найдем замену…

– Берегись! – крикнул кто-то.

Уокиншоу резко пригнул голову и в тот же момент ощутил острую боль. По его левому плечу скользнуло что-то холодное. Все вскочили со стульев так, что они едва не попадали.

– Леона! – воскликнули они в один голос.

Выпрыгнув из кровати, Леона размахивала в воздухе окровавленным ножом. Прежде чем кто-либо успел среагировать, она с криком бросилась на Уокиншоу.

Оператор-постановщик едва сумел увернуться от второй атаки, однако третья, когда Леона ударила его прямо в грудь, сбила его с ног. Налетев спиной на стул позади, он упал на пол.

– Джойс, Ллойд, хватайте ее! – заорал оператор. Не вставая на ноги, он швырнул в Леону стул. Однако это ее не напугало, и она с воплем сделала несколько выпадов ножом.

– Леона, угомонись! – крикнул Тофлер. Он беззащитно стоял на месте, однако Леона даже не взглянула на него. Все ее атаки были направлены исключительно на Уокиншоу. Ерзая по полу, тот с криками уворачивался от нее.

Поняв, что стулом можно неплохо обороняться, он резко вскочил на ноги, схватил ближайший стул за спинку и со всей силы ударил им свою противницу в бок. Пользуясь тем, что Леона потеряла равновесие, развернул стул ножками в ее сторону, поймал ее между ними и прижал к стене.

Рыдая и осыпая его страшными проклятиями, Леона продолжала махать ножом. Ее волосы растрепались, губы злобно скривились. Казалось, ее истинная, демоническая сущность лезла наружу.

– Ллойд, Джойс, берите стулья! И не смотрите, что она женщина. Она самая настоящая маньячка!

Выслушав приказ, они тоже подняли стулья ножками к Леоне и боязливо подошли ближе. Однако ударить ее не смогли. Как-никак они были рядовыми сотрудниками, а она звездой экрана…

– Только вот этого не надо! Забудьте, что она знаменитость, перед вами дикое животное! Перри, держи мой стул. А ты, Джойс, дай мне свой.

Уокиншоу поменялся местами с Перри Боно, а затем вырвал стул из рук Джойса и стукнул им Леону по руке с ножом. Раздался страшный крик. Казалось, комната превратилась в поле боя. Несколько мужчин разом атаковали одну женщину. Но сколько ее ни били ножками стула, Леона никак не отпускала нож. Ею овладели ярость и безумие.

Тогда Уокиншоу сменил тактику. Видя, что выбить нож не выходит, он попытался вдавить руку Леоны в стену концом ножки. Бой, сопровождаемый криками, воем и злобными стонами, продолжался еще с десять минут. Наконец Леона стала выдыхаться.

– Есть! – победно воскликнул Уокиншоу. Ему наконец-то удалось зафиксировать запястье Леоны. – Сэм, сжимай ее руку! А ты, Джим, хватай нож!

Оператор-постановщик и сам уже кричал почти как сумасшедший.

Джим с трудом вырвал у Леоны нож. В тот же момент Уокиншоу с грохотом отшвырнул стул, схватил ее за шею и прижал к стене. Одновременно он сделал Леоне подножку, и с глухим стуком она свалилась на пол.

– Ну-ка помогите!

Коленями Уокиншоу прижал Леону к полу. Подбежавшие мужчины помогли ее обездвижить, и та издала крик досады.

Продолжая изо всех сих давить на спину Леоны коленом, Уокиншоу заломил ей руку за спину и безжалостно прижал ее голову к полу. Из-за того что ее обездвижили сразу несколько человек, Леона беспомощно плакала, не в силах хотя бы немного пошевелиться.