Читаем без скачивания Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи

– Перри, ты веревку взял?

– Да, вот она.

– Отлично, давай сюда.

Уокиншоу с Джимом кое-как скрестили извивающиеся руки Леоны, несколько раз обмотали их веревкой и туго перевязали – пожалуй, даже слишком туго для беззащитной девушки.

– Теперь ноги. Давайте-ка согнем их.

Рыдающей Леоне скрестили лодыжки рядом с запястьями, туго перевязали их, а затем соединили их веревкой с руками. Со стороны казалось, будто они связывают не такого же человека, как они сами, а какого-то зверя.

– Фух! – выдохнул Уокиншоу. Пот с его лица капал прямо на ноги Леоны. – Но не думайте, что все кончено. Она чокнутая, не дай бог откусит себе язык… Есть у кого-нибудь носовой платок?

Тофлер достал свой платок.

– Уложите ее на бок и держите подбородок. Только осторожнее, а то еще откусит вам пальцы… Дай-ка сюда ручку, Эрвин!

С озадаченным видом Тофлер извлек из нагрудного кармана пиджака перьевую ручку. Трое мужчин перевернули крепко связанную Леону на бок, пока она сыпала ругательствами. Скатав платок в шар, Уокиншоу насильно разжал ей челюсти, пока остальные держали ее подбородок, и молниеносным движением затолкал ей платок в рот задним концом ручки. Леона закричала, однако ее голос очень быстро заглох. На ее глазах проступили слезы. Уокиншоу и его команда выполнили свою задачу хладнокровно и аккуратно. В качестве завершающего штриха оператор-постановщик крепко обвязал Леону еще одной веревкой.

Наконец-то можно было расслабиться. Поднявшись, они взглянули на бившуюся у их ног страшную убийцу. Униженная, она истерично извивалась всем телом, однако ее так крепко связали, что она не могла сместиться в сторону ни на дюйм.

– Ну что ж, дикий зверь пойман. Остальное – забота полиции, – произнес Уокиншоу тоном триумфатора. – Надеюсь, больше никто не погибнет. Жаль, мы не сделали это раньше…

Подтянув к себе ближайший стул, он рухнул на него. Затем поднял поваленные на пол стулья и вернул Тофлеру перьевую ручку.

– Давай хотя бы положим ее на кровать, – предложил режиссер.

– Позже. Аж перекурить хочется… Как некстати, что я завязал!

– У тебя идет кровь из руки, – заметил Оливер. – Надо бы подлатать тебя.

– Я захватил с собой аптечку первой помощи, – сообщил Винсент.

– Давайте я принесу, – предложил Джойс.

– Спасибо. Откроешь чемодан на первом этаже – и сразу увидишь полупрозрачную коробочку.

Джойс вышел, и до его возвращения в комнате никто не заговаривал. Слышался лишь сдавленный плач Леоны.

Как только аптечка была доставлена, Уокиншоу с помощью коллег обработал свое плечо. Несколько раз он простонал, однако на самом деле рана была не такой уж и глубокой. Опустив окровавленный рукав обратно, оператор вернул аптечку Винсенту.

– Спасибо, Винс. Очень выручил.

Оттого что все совершенно выбились из сил, казалось, будто Уокиншоу единственный из них имел право выражаться человеческим языком.

– Охота закончена. Страшный зверь взят живьем без потерь. Теперь предлагаю поспать, пока из Штатов не прибыла полиция.

– Погоди, а как быть с Леоной? – сказал Тофлер оператору-постановщику, который уже быстро направлялся к лестнице.

– Ты про кровать? Перетащите ее туда сами. Уж извините, но второй раз прикасаться к ней я не буду.

Он уже спустился на пару ступенек, когда вдруг застыл на месте и развернулся обратно:

– Эрвин, теперь за нее отвечаешь ты. Я сделал все, что мог. Не думаю, что веревка развяжется, но если она сбежит или случится что-то еще похуже, ответственность ляжет на тебя. И ты, Оливер, тоже присмотри за ней. – С этими словами Уокиншоу пошел вниз по лестнице и исчез из виду.

Тофлер присел на корточки возле Леоны, которая уже прекратила плакать. Сейчас она лежала практически в той же позе, что и Ларри на верхушке декорации, – но, в отличие от него, она была жива и по-настоящему сильно мучилась. С ее-то характером она бы ни за что не позволила так обращаться с собой, если б на нее не навалилась целая толпа.

– Оливер, Сэм, помогите перенести ее на кровать.

Сэм Ходжес и Оливер Баррет присели на корточки возле него. В шесть рук они подхватили Леону снизу и аккуратно приподняли ее. Та застонала – видимо, узлы больно врезались в кожу.

Они медленно опустили ее на кровать лицом вниз. Леона снова заплакала – возможно, из-за боли. Тофлер прикрыл ночной рубашкой ее оголившиеся ноги. Стоя втроем сбоку от кровати, они еще некоторое время смотрели на актрису.

– Эрвин, можно нам вернуться к себе и поспать?

Тофлер поднял голову и увидел мясистое лицо Винсента, который уже собрался спускаться по лестнице. В одной руке у него была аптечка, в другой – стул, который он принес из своей комнаты. Джим Бейнс, Берт Эстин и Адольф Мейер тоже стояли у выхода в ожидании указаний режиссера.

– Зачем вам меня спрашивать?.. Ах да, я ведь все еще главный, – улыбнулся Тофлер. – Конечно, можете идти.

Не успел он это сказать, как все они развернулись и начали друг за другом выходить. Джим и Адольф поддерживали Берта, пока он медленно спускался по лестнице.

– Мистер Тофлер, как нам поступить с телом Кэрол? – удрученно спросил Джойс Изнер.

– Заверни ее в брезент, в котором мы везли сюда Ларри со съемочной площадки, и положи в палатку рядом с Ларри.

Тофлер склонил голову, прислушиваясь к быстрым шагам своих помощников вниз по лестнице. В комнате было шумно – Джон, Джек, Пол и Майкл убирали стулья и лампы, принесенные из других комнат в Красном флигеле. Слушая эти звуки так, словно они не имели к нему никакого отношения, режиссер сидел на стуле у кровати, обхватив голову руками.

Он очнулся, когда кто-то окликнул его по имени. Тофлер уже не знал, сколько времени прошло. Из комнаты исчезли все стулья, кроме того, на котором сидел он сам. Люк, ведущий в преисподнюю, был закрыт – вероятно, это сделал Сэм, который спустился последним. Теперь посреди комнаты стоял только Оливер – он-то и позвал режиссера.

– Эрвин, иди поспи, – тихо сказал он. Его лицо было усталым, из голоса исчезла привычная бодрость.

– Да-да, хорошо. Скоро пойду…

Режиссер еще раз взглянул на связанную Леону. Ни двигаться, ни говорить она не могла и смотрела на Тофлера как зверек, просящий хозяина о милости. Наркотический угар прошел, и теперь он видел перед собой глаза обычной Леоны; из них катились слезы от кошмарного унижения, которому ее только что подвергли.

Внезапно Тофлер подскочил, как на пружинке, и, указывая на нее пальцем, с жаром заговорил:

– Взгляни на нее, Оливер! Как так можно…

Оливер медленно покачал головой, но ничего не ответил. Секунд десять режиссер постоял, а затем сел на край кровати и взял в руки волосы Леоны:

– Как они могли так с тобой поступить! Если б только я мог сейчас что-то сделать…

Он перевел взгляд на Оливера. В глазах художника-постановщика за черной оправой очков блестели слезы.

– Я знаю, что ты понимаешь меня, Оливер. Как же я восхищался талантом Леоны! Не встреть я ее, остался бы простым разнорабочим в Голливуде… Можешь ничего не говорить, не нужны мне банальные слова утешения. Я и сам понимаю, что весь мой талант – это красноречие и умение угождать большим шишкам.

Затем он вновь посмотрел на Леону.

– Я всегда с радостью шел на съемочную площадку, когда мы работали вместе. Но не только потому, что мне нравилось сидеть на стульчике со своим именем и с важным видом кричать «Мотор!». Мне нравилось, как она с улыбкой приветствовала нас, перекидывалась с нами парой шуток… Когда у меня бывало скверное настроение или я сомневался в своих силах, мне было достаточно ее фирменного «положись на меня» – и я сразу начинал верить, что у нас получится отличный фильм. Она всегда меня выручала. Да и многих в Голливуде тоже.

Тофлер вздохнул.

– Но сейчас все настолько серьезно, что я бессилен. Удивительно, правда? Я же главный на площадке! Хотя кое-что я все же предпринял. Ты бы тоже хотела, чтобы я так поступил. Но, боюсь, и это тебя уже не спасет… Скажу тебе одно, Леона. Чем бы все ни закончилось, даже если ты окажешься безумной преступницей, которая пошла по стопам отца, я всегда буду тебе благодарен.