Читаем без скачивания Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи

– Она не приносит пользы Голливуду.

– Потому что она японка?

– Отнюдь, я имею в виду… – начал Уокиншоу, однако Тофлер поднял руку:

– Ну всё, хватит. Я тоже американец и хорошо знаю, как наши соотечественники тоскуют по ушедшим временам. Когда-то у нас в Голливуде был гений по имени Брюс Ли, игравший харизматичных второстепенных героев. Будь он до сих пор жив, стал бы уже первой в Голливуде суперзвездой из Азии. Какое, должно быть, облегчение для наших актеров, что его больше нет… То же можно сказать и про Леону. Ее воспринимают как иностранную гостью, которую берут в фильмы чисто для разнообразия. Но если б она продолжила в том же духе, то стала бы настоящей звездой, покруче многих наших актрис. И вот сейчас она тоже сходит с дистанции… Хотя, может, дело в нас? Ведь на самом деле мы не хотим, чтобы суперзвездами становились цветные.

– Леона сама загнала себя в эту ситуацию. К нашим убеждениям это не имеет никакого отношения. Так, говоришь, она под кайфом? И какой же наркотик так сильно ее одурманил?

– Дело не только в них. В последнее время у нее еще и тяжелая бессонница. Но с таким характером, как у нее, она ни за что не будет рассказывать об этом окружающим. Это я точно знаю.

– При чем тут бессонница? – снова повысил голос раздраженный Уокиншоу.

– Судя по ее поведению, она выпила снотворное либо транквилизаторы. Триазолам, опталидон или мепробамат либо сочетание нескольких из них. Плюс, вероятно, немного кислоты. От этой мешанины она и вылезла из кровати. Как только эффект спадет, перед нами будет прежняя Леона.

– Нормальный человек не потеряет себя от веществ настолько сильно. Взгляни на нее, она же совсем помешалась. У нее точно какое-то психическое расстройство.

Помолчав, Тофлер кивнул.

– Возможно. Мне тоже следовало задуматься… Не знал, что ее состояние стало настолько серьезным, поэтому и не заводил с ней разговор об этом. Наверное, и в кадре она плачет и трясется в конвульсиях от кислоты. На женщин наркотики могут оказывать такое действие, о котором мы даже не подозреваем. Слышал, что некоторые из них прибегают к таким способам введения, при которых эффект гораздо сильнее обычного… Возможно, она уже никогда не сможет твердо встать на ноги. Но и в таком случае мы должны быть ей благодарны. Она была готова на все ради успеха нашего фильма. В какой-то мере благодаря ей мы тоже приобрели какой-никакой вес.

– Она делала это ради собственной славы и своей страны. Не ради нас.

– Мы переливаем из пустого в порожнее. Что ты намерен делать дальше?

– Эрвин, каким бы ловким дельцом ты ни был, неужели ты собрался продолжать съемки «Саломеи» с Леоной Мацудзаки?..

– Но есть ли в Голливуде другая актриса, способная воплотить на экране Саломею?

– Ты серьезно хочешь и дальше ее снимать?.. – вытаращился Уокиншоу.

– Не я, а наша компания.

Оператор-постановщик всплеснул руками.

– Тебе не кажется, что следовало бы спросить и мнения присяжных? Только послушайте, наш гениальный режиссер собрался оставить убийцу в главной роли… Будь у нее склонность к нимфомании, я бы еще закрыл глаза. Но она – садистка, убивающая людей во имя удовольствия!

– Пока это не доказано. Приговор в американском зале суда еще не вынесен.

– Американский зал суда – это не проблема. Для нас важен здешний зал суда.

– У тебя мания, Ричард.

– Верно. Мания справедливости.

– Говори прямо: чего ты хочешь?

– Моя позиция проста. Я не буду работать бок о бок с убийцей. Вот и всё.

– Даже хотя ее вина не доказана? Ты намеренно губишь шедевр, который должен войти в историю киномюзиклов Америки…

– А что, без Леоны нам шедевр не снять?

– Ну конечно! Без Элизабет Тейлор не получилось бы «Клеопатры». «Ле-Ман» не стал бы хитом без Стива Маккуина. Не было бы Джина Келли, и «Американец в Париже» пошел бы насмарку. Все эти фильмы стали нетленной классикой благодаря им. Даже в нашей ситуации режиссер обязан довести это произведение до совершенства, потому что он должен остаться в памяти многих поколений. Как же нам снимать «Саломею» без Леоны?

– Риски слишком велики. И пока что она не настолько уж большая фигура. Тоже мне, сравнил ее с Тейлор в шестидесятые… И потом, даже Тейлор уволили бы из «Клеопатры», окажись она убийцей.

– Убивала Леона или нет, должен решать суд. Сейчас ее вина не доказана, так что и для всего мира она невиновна.

– Ну все, Эрвин, ты напросился… Пусть Оливер – хотя нет, лучше Берт – будет нам судьей.

– Ты будто собрался устраивать суд над ведьмами.

– Не переживайте, я не стану поддерживать Леону, потому что мы оба из Азии. Я уже давным-давно образцовый американский гражданин, – заверил Берт.

– Думаю, что Оливеру тоже хочется многое сказать, – сказал Уокиншоу. – Прокурором буду я, а адвокатом этой ведьмы – блистательный Эрвин Тофлер, зеркало нашего шоу-бизнеса. Все остальные будут присяжными. Есть возражения?.. В таком случае я, как прокурор, требую представить общественности телеграмму от полиции Лос-Анджелеса. Ту самую, что Эрвин положил во внутренний карман пиджака.

Присутствующие синхронно перевели взгляд на Тофлера. Режиссеру явно было некомфортно. Даже в свете керосиновых ламп было заметно, как его лицо побледнело.

– Зачем? Она не имеет никакого отношения к нашему делу, – замямлил Тофлер, не ожидавший такого натиска.

– Имеет она к нему отношение или нет, решит суд, – отрезал Уокиншоу. – Тебе приходит срочная телеграмма посреди ночи – значит, это вопрос крайней важности. И потом, разве она адресована лично тебе? Ты лишь принял ее от имени нашей съемочной группы. Мы тоже имеем право ее прочесть.

– Нет, это телеграмма частного характера. От друга со студенческой скамьи, он работает в полиции…

– Завязывайте со своими отмазками, господин режиссер. А если это и впрямь так, то лучше тебе доказать это прямо сейчас и дать нам на нее взглянуть.

Тофлера явно загнали в угол.

– Это нарушение частной жизни…

– Чьей? Твоей? Леоны?

Сложив руки за спиной, режиссер принялся расхаживать туда-сюда. Оливер и Берт ничего не говорили и ждали.

– Ну хорошо. Не моей. Леоны, – объявил Тофлер, прекратив ходить. – Однако и у обвиняемой есть права. Я не обязан раскрывать улики, которые поставят ее в явно неблагоприятное положение.

Уокиншоу насмешливо хмыкнул.

– Зависит от того, что это за вещь. Если это серьезная улика, могущая повлиять на решение суда, то укрывать ее равносильно преступлению. Но пора бы спросить мнения судьи и присяжных.

– По поводу этой улики? – спросил Берт.

– Думаю, с учетом сложившейся ситуации этот вопрос нужно решать в нашем зале суда коллективно.

– Хорошо. Джек, ты требуешь представить суду улику из кармана Тофлера?

– Требую, – незамедлительно ответил тот.

– А ты, Винс?

– Полагаю, без этой телеграммы вынести вердикт невозможно.

– Принято. Оливер, хочешь высказаться?

– Нет, спасибо. Предлагаю просто проголосовать большинством.

– Хорошо. Те, кто хочет увидеть телеграмму, поднимите руку.

Все, кроме Леоны и Тофлера, подняли руки.

– Что ж, результат очевиден. Извини, Эрвин, но я тоже присоединюсь к остальным, – сказал судья.

Секунд десять Эрвин Тофлер молча стоял. Наконец он заговорил:

– Я не хочу повторять одно и то же, как заезженная пластинка. Однако я сомневаюсь в легитимности этого судебного процесса и самого суда. Во-первых, мы не какое-то сборище людей разных профессий. Нас объединяет общая цель – снять «Саломею» и привести ее к успеху. Мешать съемкам в погоне за фантомом справедливости – все равно что ставить телегу впереди лошади. Мы обесцениваем собственную же работу.

Во-вторых, мы пытаемся прийти к заключению, опираясь исключительно на косвенные улики. Никто не видел собственными глазами, как Леона убивала Кэрол. И не факт, что найденный в коридоре нож стал орудием убийства.

Уокиншоу положил массивный нож в носовом платке на кровать Леоны. Сама актриса апатично сидела на противоположном краю кровати возле Джойса Изнера.