Читаем без скачивания Бездомные - Стефан Жеромский

Он чувствовал на каждом шагу, что либо ему нужно отобрать у них руль управления цисовскими делами, либо сотрудничать с ними так, чтобы им казалось, что делают все они. Уже по истечении нескольких месяцев он убедился, что возможно лишь второе. Администратор и директор были так едины и так крепко держали все в руках, что о работе вопреки им не могло быть и речи. Когда Кшивосонд после окончания сезона собственноручно чинил трубы, проводящие в ванны нагретую воду, а Юдым заметил ему, что так не годится, что починка труб – дело специалиста, ибо в противном случае во время сезона могут произойти неприятности, потому что эти благородные сосуды начнут лопаться, Кшивосонд рассказал ему несколько анекдотов и продолжал делать свое. Директор, к которому молодой ассистент обратился с тем же советом, улыбнулся и вежливо ответил, что это уж дело администратора, который заходит слишком далеко в своей преданности Цисам, и вот своими руками трудится, чтобы сэкономить немного деньжонок, который, короче говоря, является прямо-таки феноменом. Кроме того, он привел ему шесть примеров безукоризненной честности Кшивосонда. Когда Юдым возразил, что в его благородстве не может быть сомнений, что же касается до труб… – директор повторил свою мысль и на этом оборвал разговор.

Так повторялось раз десять и при самых различных обстоятельствах. Все доказывало, что никоим образом невозможно влиять на ход цисовских дел, если не идти во всем в ногу с администратором. И тут молодой врач задумал сотрудничать с Кшивосондом, – именно затем, чтобы его обойти. Во время осеннего сезона, когда все развлечения прекратились, он принялся за всяческие труды: заменяя старика, вел канцелярские книги, в которых тот невероятно мазал, вникал, как эксперт, в кухонные вопросы, в садовые и фольварочные дела, сажал деревья, ездил в город ходатаем по делам, строил, переделывал, занимался всякого рода починкой мебели, составлял контракты и т. д. Такое усердие понравилось не только Кшивосонду, но и всем остальным. Каждый охотно прибегал к помощи доктора, который хватался за всякое дело. Для него же это было средством, на котором лежал отблеск дальней цели: осушения Цисов, ликвидации прудов, бассейнов, проведение хитро задуманных в связи с этим реформ. Время от времени он как ни в чем не бывало высовывал лапу и прощупывал ситуацию, – нельзя ли, наконец, двинуться в этом направлении?… Но всякий раз ему приходилось отступать и возвращаться к выполнению обыденных работ за Кшивосонда, за директора…

Лишь только замечали, что «юноша» философствует, его осторожно отстраняли даже от той деятельности, которая уже была ему разрешена, как маленькому многообещающему мальчику, пока он хорошо себя ведет. Но и это не отталкивало Юдыма. Он все работал и работал, мечтая, что со временем так хорошо изучит Цисы, что все в них с начала до конца охватит своим трудом и таким образом овладеет ими.

Постепенно в глубине его души прежняя охота к труду превращалась в губительную страсть. Все курортное заведение, парк, окрестности становились его тайной страстью, живущей своей внутренней жизнью, как плод в лоне матери.

Если он глубоко задумывался и ловил себя на том, о чем думает, то всегда оказывалось, что он что-то замышляет: новое оборудование, новые ванны, шпалеры кустов, сады для детей, гимнастические залы, приюты для престарелых рабочих санатория и множество всяческих вещей – вплоть до такой роскоши, как Цисовский музей. Не раз, пробудившись среди ночи, он ломал себе голову над каким-нибудь пустяком, над чем-то, что никого не интересовало, с нетерпением дожидался утра и, встав на рассвете, что-то сам мастерил, таскал, копал, мерил…

Некоторые мероприятия, необходимые в его системе – в этом плане, направленном к повышению гигиены, он выполнил целиком сам, прямо-таки как одержимый. Никто не мог понять, почему он вдруг начинал заниматься чем-нибудь совершенно посторонним, не связанным с повседневной жизнью, с ежегодной санаторной программой. Тогда окружающие снисходительно улыбались, потихоньку сочиняли о нем анекдоты – не затем, чтобы повредить ему или его обидеть, но просто следуя склонности честных, спокойных, оседлых людей.

К зиме молодой доктор стал фигурой столь же необходимой в Цисах, столь же присущей им, как, например, источник или ванны. Прислуга, рабочие, окрестные крестьяне, деловые посетители, усадьба, гости – все привыкли к тому, что если нужно сделать что-нибудь особенно трудное, требующее большого напряжения, то надо обратиться к «молодому». Во всякое время дня, а иной раз и в зимние ночи, в морозы, метели, распутицу, в маленьких саночках или пешком он, в грубых сапогах, сновал по тропинкам между деревнями, чтобы навестить больных оспой, тифом, скарлатиной, дифтеритом.

Как всегда бывает на свете с людьми сильными, его не миновала ни одна разновидность эксплуатации. Его трудом пользовались все, кому не лень. Но Юдым лишь смеялся над этим. Он чувствовал себя так же хорошо, как другой, когда наживает состояние или ищет себе славу. Чем больше он работал, тем больше сил ощущал в себе, тем больше было в нем ярости, которая усиливалась и развивалась в процессе труда, как мускулатура. Он дышал полной грудью, и ему недоставало лишь товарища. Иногда он ошибался, бросаясь в ложном направлении, потом замечал, как он смешон сторонним наблюдателям, заранее знавшим, что то, что он сейчас делал – просто смешно.

Был у него один-единственный единомышленник – но далеко. Это был М. Лес. С самого приезда Юдым вступил с ним в переписку, которая с течением времени превратилась в постоянное общение. Любовник для любовницы не расходует таких ворохов бумаги, какие исписывали эти два практичных мечтателя. Юдым предлагал свои проекты и мотивировал их, М. Лес указывал пути осуществления. Сначала Лещиковский пытался письменно убедить санаторный совет ввести в Цисах такие-то и такие-то улучшения. Все, разумеется, восстали против него, осыпали упреками, что он берется решать дела учреждения, которого в глаза не видел. М. Лес принужден был поджать хвост и умолкнуть, полностью скомпрометированный.

Все стали раздумывать: кто инспирирует старого филантропа? Угадать было легко. Прежде всех догадался Кшивосонд, и, чтобы обезопасить себя, сам стал писать саженные письма Лещиковскому, изображая все в другом свете. К счастью, старый купец знал «обезьяну заморскую» как облупленную и был слишком влюблен в дело, чтобы дать себя сбить с толку. В письмах Юдыма он видел воплощение своих, рожденных в тоске по родине, планов, как бы продолжение своих собственных мыслей. Поэтому он и не угомонился: когда всяческие хитроумные способы воздействия на директора и Кшивосонда не помогали, М. Лес рекомендовал Юдыму обращаться к его «секретной кассе». Так было с больницей и со многими другими делами. Если правление не соглашалось на какое-нибудь нововведение, М. Лес, через посредство Юдыма, просто-напросто жертвовал Цисам деньги. Распорядительский совет морщился, иронически улыбался, шепотком острил, но в конце концов чувствовал себя вынужденным принять и благодарить.

Всю осень Юдым наблюдал, исследовал и измерял пруды в середине парка, а главное – бассейн, из которого вода поступала в первый из них. Бассейн был устроен так: в месте впадения реки была построена плотина, которая допускала подъем воды в русле всего на каких-нибудь пол-аршина, излишек же ее с шумом низвергался в пруд. Этот водопад сконструировал Кшивосонд, чтобы украсить парк наподобие того, что сн видел в разных барских резиденциях. Юдым решил, что для того, чтобы осушить Цисы, надо прежде всего ликвидировать это изобретение, а затем и первый пруд, и сохранить лишь второй пруд, используя его запас воды для того, чтобы приводить в движение машины санатория. Итак, надлежало поднять дно речки до нынешнего уровня воды в ней и пустить ручеек по дну, плотно выложенному камнями. С этой целью надо было построить род шлюза перед парком и поднять на большом протяжении уровень воды в речушке, протекающей по открытой долине. Поднятая вода ниспадала бы на твердое ложе в парке, быстро струилась бы по нему и стекала в пруд; древесная листва не гнила бы в стоячей воде бассейна, весенний паводок не сносил бы ее вместе с илом в пруд, и эти водоемы перестали бы приносить вред.

При одной мысли о том, чтобы предложить этот проект лицам, управляющим всеми делами Цисов – то есть директору и «обезьяне», Юдыма охватывал страх. Выполнить же все работы на средства М. Леса также было невозможно. На это время, то есть на февраль, как раз приходился срок посещения Цисов ревизионной комиссией. Комиссия эта, состоящая из трех лиц, избранных из числа акционеров, действительно из года в год приезжала в санаторий, осматривала его, перелистывала книги, обедала и уезжала домой, к своим занятиям, – ибо общеизвестно было, что учреждение, управляемое Кшивосондом и Венглиховским, ведется блестяще. Однажды, войдя в столовую, Юдым заметил трех незнакомых господ, которые оживленно разговаривали о Цисах, обнаруживая прекрасное знакомство со здешним положением.