Читаем без скачивания Бездомные - Стефан Жеромский

«Комиссия…» – подумал Юдым.

Дрожь пробежала по его нервам и словно натолкнулась в конце своего таинственного пути на твердое решение:

«Теперь я им все выложу!»

За обедом завязался оживленный разговор, в котором Юдым тоже принимал участие – но больше для того, чтобы изучить прибывших, позондировать, кто они такие. Однако понять это было трудно. Они то говорили прекрасные вещи, бессознательно поддерживая планы реформ, то обнаруживали такое грубое невежество, что у него руки опускались. Доктор Венглиховский пригласил ревизоров на совещание в канцелярию, где они, отдохнув, должны были сойтись посмотреть бухгалтерские книги, счета и, между прочим, новые проекты квитанционных книжек, предложенных Юдымом. Пользуясь любезностью, которую проявляли к нему в присутствии ревизоров директор и Кшивосонд, ассистент, отведя в сторонку Венглиховского, попросил, чтобы ему разрешили присутствовать на этом совещании. Доктор Венглиховский, скручивая по обыкновению папироску, вперил в него свои проницательные глаза и открыто спросил:

– Зачем вам, коллега, хочется быть на этом заседании?

– Я хочу изложить этим господам мой проект оздоровления Цисов.

– Оздоровления Цисов… Прекрасно. Но ведь мы все здесь, по мере сил, думаем об этом. Ваши замечания весьма ценны, не сомневаюсь, но неужели вы, коллега, имеете сказать что-нибудь сверх того, что знаем мы все, например, Хобжанский или эти господа из комиссии? Вы сами слышали, насколько они осведомлены… Ну, наконец, и я?…

– Действительно, я хотел сказать нечто другое. Выть может, это неудачная мысль… Эти господа решат. Мне хотелось бы ее ясно изложить и подвергнуть обсуждению.

– Вы находите, коллега, – медленно и слегка улыбаясь говорил Венглиховский, – что мы тут чем-то мешаем оздоровлению местности?

– Нисколько… То есть, я считаю, что в Цисах есть избыток влажности.

– Не вытащите ли вы опять свою пресловутую малярию? Ту самую, что летом?

Он говорил это со смехом якобы добродушным, и Юдым, не в силах сдержаться, сказал:

– Мне кажется, к сожалению, что пройти мимо малярии никому не удастся.

Доктор Венглиховский чмокнул губами, сильно затянулся папиросой и, глядя сквозь дым на своего ассистента, сказал:

– Видите ли, дорогой коллега, мы должны поступать согласно уставу, который не дает вам права участвовать в обсуждении. Вы не являетесь членом. Мы должны придерживаться устава. Отсутствие уважения к законам – наш национальный недостаток. Знаменитое: закон законом, а дружба дружбой – пора оставить. Нашим лозунгом…

– Господин директор…

– Виноват, я прерву вас: нашим лозунгом должно быть другое… Dura lex, sed lex…[81]

– А… если устав запрещает… – тихо сказал Юдым, – в таком случае…

Этот отказ не столько огорчил его, сколько низвел как-то на низшую ступень. Юдым вообще легко поддавался иллюзии, что он и в самом деле не имеет права на множество преимуществ, принадлежащих другим. В нем всегда свежа была память о своем прошлом, о своем происхождении, о том, что он как бы беззаконно вошел в общество высших сословий.

Поэтому после разговора с доктором Венглиховским он испытал в глубине сердца все унижение гордости, весь позор оробевшего ума. Он ушел к себе, бросился на кушетку и пытался истребить в себе чувство жалкой покорности. И вот, когда он изнурял себя этими бесплодными усилиями, в дверь его комнаты постучался старый служитель при ваннах, зимой выполняющий обязанности лакея в директорском доме, и передал устное приглашение от жены директора посетить их вечером. Юдым знал, что там будут ревизоры, и поэтому постарался выпытать у служителя, кто же, собственно, ему это приглашение передает.

– Пан директор с утра дома не был, – сказал старик.

– Ну, а кого же вы там сегодня будете принимать?

– Да вот этих трех господ из Варшавы, пана администратора и пана управляющего из усадьбы.

– Хорошо, приду, – сказал Юдым.

Теперь он знал, что пригласить его решили еще утром, и что пани Лаура исполняла это решение, еще ничего не зная об утреннем столкновении.

Очутясь вечером в маленькой гостиной, он был встречен директором со всей возможной любезностью, окружен вежливой, приятной и как бы даже нежной атмосферой заботы.

Он чувствовал, как трудно ему будет разорвать сеть этой паутины, и все же знал, что разорвать ее он должен, должен… Воспоминание о варшавской лекции было таким гнетущим, что минутами он забывал, о чем же предстоит говорить…

Еще до ужина, когда к тройке приезжих присоединился обычный кружок гостей, Юдым вмешался в разговор и стал категорически излагать теорию своего канала. Доктор Венглиховский некоторое время терпеливо слушал и вдруг, в надлежащий момент, отбросил этот вопрос ловким афоризмом, после чего завел разговор о другом, а именно – о смете на новый доходный дом для небогатых больных.

Спор перешел на другую тему.

Юдым знал, что рискует стать просто смешным, если снова, как маньяк, заведет свою песню о поднятии дна реки, и все-таки начал:

– Разрешите мне, господа, еще раз вернуться к вопросу о реке.

– Ах, просим, просим… – сказал доктор Венглиховский.

Юдым взглянул на него и увидел в его глазах блеск, который мог бы отравить человека.

И началось изложение ab ovo,[82] подробное описание движения воды и силы ее падения из реки в пруд, характера тумана, нависшего над лугом по соседству с водой…

– Уничтожить бассейн мы не можем, – вдруг сказал Кшивосонд, – так как весной в нем задерживается излишек воды. Когда начнется половодье, тогда вы, доктор, увидите, что это такое. Если поднять дно реки, вода выступит из берегов и зальет парк…

– Луг, а не парк, – сказал Юдым.

– Да, луг, а на нем мы посадили наши лучшие кусты.

– Ну и что же? Какое кому дело до ваших кустов?

– Как это? – сказал доктор Венглиховский. – Вот я вам, коллега, покажу, сколько эти растения стоили! Мы посадили туи, ясени, лучшие веймутские сосны, даже платаны, не говоря уж об этих чудесных грабовых рощицах…,

– Господин директор, какое дело больному, который приезжает сюда для излечения, до рощицы и даже туи? Там болото! Луг пропитан гнилой водой, неподвижно стоящей в канале. Этот канал надо сейчас же уничтожить, а луг прорезать несколькими рвами. Осушать и осушать!..

– Осушать… – смеялся Кшивосонд.

– Мне кажется, что, быть может, господин доктор прав, – сказал один из членов комиссии. – Один человек и в самом деле жаловался мне на сырость в Цисах, на странный холод, который царит здесь после заката солнца. В окрестных полях, говорил этот человек, еще тепло, от земли еще пышет жаром, а возле прудов уже так прохладно, что в горле першит. Я в этом не разбираюсь, но раз и господин доктор подтверждает… Даже моя жена…

– Уж эти мне молодые врачи! – полушутя воскликнул доктор Венглиховский. – Им кажется, что куда они ни ступят ногой, там уж наверняка и Америка, которую, разумеется, надо, не переводя дух, открывать. Ведь я-то, милостивые государи, сижу здесь зимой и летом, знаю это заведение и желаю ему добра… Как вы полагаете, желаю я ему добра? Так вот, зачем мне надо было бы, чтобы существовал какой-то канал, который создает сырость… если бы он ее на самом деле создавал. Но я ручаюсь, что это все фикция, придирки. Канал необходим, так же, как мост, как пруд, как дорога, вот мы его и поддерживаем. Окажется, что он вреден – уничтожим. Но ради пустой фантазии начинать какие-то работы и бросать на них несколько сот рублей не наших, все же, денег, – денег, которые не принесут никакого дохода, которые пропадут…

– В таком случае следует, однако, внести небольшую поправку в проспекты и описания Цисов. Не следует утверждать, что здесь излечивают, скажем, упорные лихорадки, болезни дыхательных путей, потому что этого здесь ожидать нельзя.

Доктор Венглиховский хотел что-то сказать в ответ, но удержался. Только челюсть его несколько раз вздрогнула. И лишь мгновение спустя он ледяным тоном сказал:

– Я тоже врач… И более или менее знаю, что здесь можно лечить, а чего нельзя. Разумеется… я не знаю этого так хорошо, как мой уважаемый коллега доктор Юдым, но постольку, поскольку… У меня здесь были случаи прекрасного излечения малярии, случаи очень частые, так что я не вижу надобности ничего вычеркивать из описаний и проспектов…

– Мне кажется, – обратился к Юдыму один из ревизоров, – что, может быть, вы здесь впадаете в крайность? Ведь число посетителей санатория все возрастает.

– Количество посетителей, знаете ли, еще ничего не доказывает. Одна какая-нибудь статья ученого врача, доказывающая, что пребывание в Цисах нездорово для тех, с кого ведь как-никак берут деньги за воздух, долженствующий их якобы излечить, может испортить все дело. Я тоже не желаю зла этому месту, такому милому, и поэтому говорю…

– «Одна статья ученого врача»… слышишь? – тихо пробормотал доктор Венглиховский Кшивосонду, свертывая толстую папиросу.